ОТКРЫТОЕ ОКНО
Железнодорожная песня.
Сквозняк метёт окурки вдоль заплёванного тамбура.
На мутных стёклах блики от далёких фонарей.
А рядом гомон, плач и смех вдаль мчащегося табора,
где каждый коротает путь на полочке своей.
Мотает нас на стрелках, стыки нас трясут до коликов,
злым красным глазом светофор нам хищно смотрит вслед.
Мы, подперев плечом друг дружку, сгрудимся за столиком,
лучок с селёдкой покрошив на бородинский хлеб.
Пускай матрас худой, как блин, и паечка не жирная,
и впереди ночной тупик в таёжистой глуши,
ведь есть у нас лишь эта жизнь плацкартно-пассажирская,
а значит – нам её и жить сейчас и от души.
Ведь есть у нас лишь эта жизнь плацкартно-пассажирская,
а значит – нам её и жить сейчас и от души.
Зимний вальс.
Ветер злой, с труб срывая, носит
над землёй низкие дымы.
И кружит по верхушкам сосен
этот странный вальс посреди зимы.
Кружит вальс, где метель косая,
где во льдах стылая река.
И мы летим, пола не касаясь,
и в руке лежит тёплая рука.
Не касаясь льдин, грязи на дорогах,
равнодушных глаз, равнотусклых мест.
И звучит вдумчиво и строго
лишь из двух сердец маленький оркестр.
Над глухим зимним бездорожьем
кружит нас вальса карусель.
Сладко мне и чуть-чуть тревожно,
ведь ещё так далеко апрель...
Сладко мне и чуть-чуть тревожно,
ведь ещё так далеко апрель...
Нефранцузское кино.
Возле печечки, на табуреточке,
прилепив к губе сигареточку.
На дворе темно, дождь стучит в окно,
все уснули давным-давно.
Пламя в щёлочку, пальцы в чёлочку.
Фотографии вдоль книжной полочки.
Тихо дышит дом. Снова день за днём
тлеет память скупым угольком.
Припев:
От фонарей на пол из окон белый свет.
И на вопросы, как всегда, ответов нет.
А в клубе третий день французское кино.
И на запястьях раны зажили давно.
Письма старые, обветшалые.
Ни упрёка, ни вздоха, ни жалобы.
Помнить и грустить. Верить, чтоб найти.
Жизнь прожить – не пустырь перейти.
Пепел точками. Ленты дочкины.
Кляксы свежие по-между строчками.
Равнодушен век. Виноватых нет.
И в огонь пачка от сигарет.
Припев.
Возле печечки, на табуреточке,
прилепив к губе сигареточку.
Помнить и грустить. Верить, чтоб найти.
Жизнь прожить – не пустырь перейти.
Припев.
Грустная амурная песня.
Развяжите Амуру глаза –мы достойны пощады,
мы – невинные жертвы невидимой глазу войны.
Это так, ведь нам, право, немногого в жизни надо –
лишь бы сами любили, да были кому-то нужны.
Но, глаза озорные пряча,
бродит крылатый мальчик,
пробуя пальцем тонкую тетиву.
И от руки пострела
в небо уходят стрелы,
вдруг рассекая молнией синеву.
Образумьте его –пусть не тратит он стрел понапрасну,
объясните, что глупо, что больно, что просто нельзя,
что мы разные все, что забава жестока и праздна...
Но опять из колчана так плавно стрелы скользят...
А стрелы летят и ранят,
и оперений грани,
словно на поле брани, всюду торчат.
И мы, пока есть зренье,
ищем своё оперенье,
но – невезенье –несовпаденья...
А стрелы летят...
Дайте ветра!
Несомненно одно – я живу нашей будущей встречей,
когда радость набухнет у горла тяжёлым комком,
когда руки сомкнутся, обняв твои хрупкие плечи,
и в содоме вокзальном замрём мы глухим островком.
Припев:
Город скушный, лишь в два цвета,
сонно, душно, –дайте света!
Дайте ветра, чтоб поверить,
что разлука – не потеря!
Пояса часовые меж нами, как часовые.
Даже ветры другие нам волосы треплют с тобой.
И бессрочной разлукой легла бесконечно Россия
и любовь растянула меж нами звенящей струной.
Припев.
Несомненно одно – я живу нашей будущей встречей,
возвращеньем домой на разболтанном старом такси.
А потом будет ужин с шампанским и вечер, и свечи...
А пока, а пока – ты мечтай и тихонько грусти.
Припев.