Идущие дальше
– Не звонят, – тихо сказал у него за спиной Горский.
– Что? – не понял Адамас.
– Колокола... – пояснил Горский. – Третий день уже... Раньше всё звонили, а теперь вот не звонят... Не знаешь, почему?
– ...Нет – не оборачиваясь, покачал головой Адамас.
Он знал. Он знал многое из того, что так старательно последнее время скрывали от академика. Что последний нилопустынский монах умер прошлой ночью, кстати в этой же клинике. Что в радиусе ближайших ста километров уже давно не осталось ни одного живого человека. Что вся, совсем недавно ещё столь могущественная человеческая цивилизация съёжилась сейчас до нескольких десятков небольших пятнышек, причудливо рассеянных по всему земному шару...
– ...Я много думал последнее время... – после долгой паузы негромко сказал Горский. – Где мы ошиблись?
– Мы? – повернулся к академику Адамас.
– Под «мы» я подразумеваю человечество... – уточнил Горский, по-прежнему глядя в потолок. – Так вот... Я думаю, что точка бифуркации была пройдена где-то в начале двадцать первого века... Во всяком случае, не позже его середины... Именно тогда решался вопрос: продолжать нарабатывать материальные блага или же всерьёз заняться человеком... К большому сожалению, человек был отодвинут на второй план.
– Ну, насколько я помню из истории, – сказал Адамас, – в большинстве развитых стран пытались одновременно решать обе проблемы.
Академик скривился:
– Это называется: одной рукой за сиську и за письку... Не-ет, дорогой мой, так серьёзные дела не делаются. А проблема создания нового человека – более чем серьёзная... Она требовала не просто внимания и ресурсов, она требовала... переориентации интересов... смены всего вектора развития... – Горский на минуту задумался. – Вообще, проблема создания Человека Нравственного оказалась куда более сложной, чем, решённая в своё время, задача создания Человека Образованного... Всё-таки стремление к знаниям проистекает от заложенного в генах обыкновенного любопытства. Поэтому достаточно было создать определённые условия... – он опять помолчал, потом продолжил: – А нравственность – категория, скорее, сознательная, чем подсознательная. Она есть функция воспитания... Ну а с воспитанием... – он вздохнул. – С воспитанием, сам знаешь, у нас всегда были проблемы.
– Но ведь, – начал было Адамас, – принимались специальные программы, перестраивалась система образования...
Горский вяло отмахнулся:
– Необходимо было не перестраивать систему образования, а СТРОИТЬ систему воспитания... Строить заново. От начала и до конца... А мы всё пытались отделаться косметическим ремонтом... Да впрочем, и система образования была перестроена далеко не в нужную сторону. Она оказалась заточенной на создание ЭЛИТЫ... Почему-то возобладало мнение, что миром должна править высокообразованная элита... Действительно, зачем парикмахеру знание интегралов?.. – академик усмехнулся. – И вся образовательная пирамида была выстроена на продвижение вверх только одарённых десяти процентов, оставляя остальным девяноста удел простых статистов... Но, к сожалению, то, что было вполне уместно в веке девятнадцатом... когда все управленческие рычаги действительно находились в руках элиты... и то, что было допустимо в веке двадцатом, когда власть элиты обеспечивалась монополией на средства массовой информации... ну, и на мощный репрессивный аппарат, конечно... в двадцать первом веке – веке глобальной информсети и онлайн-референдумов – сработало с точностью до наоборот.
Академик перевёл дух.
– Демократические реалии заставляли элиту идти на поводу у масс... – после паузы продолжил он. – Тех самых тёмных масс, от которых она, казалось бы, уже полностью открестилась... И всю государственную политику определяли, стало быть, эти же самые тёмные массы. Те самые девяносто процентов... Плебс... – Горский (как того давно уже ожидал Адамас) жестом, знакомым любому «сколковцу», взял себя щепотью за кончик носа. – Кроме того, были утрачены и все моральные ориентиры... Коммунизм себя давно дискредитировал... Капитализм – в принципе, в силу своей природы, не мог предложить сколь-нибудь удовлетворительной моральной концепции... Религия?.. – академик хмыкнул. – Религия превратилась в мощную индустриальную отрасль поп-культуры... – Горский, продолжая теребить кончик носа, брезгливо поморщился. – И по доходности среди всех прочих индустрий развлечения уступала в последнее время разве что только «виртуальщикам»... Хотя, куда там! Последний год дал церкви такие сборы, что «виртуальщикам» и не снились, – академик недобро прищурился. – Люди, надеясь на чудо, несли в церковь последнее... Увы, никакие подаяния впрок не пошли – и Папа Римский, и самый нерадивый из его паствы – все предстали перед Всевышним в одинаково похабном – мраморно-пятнистом виде... – Горский вздохнул. – Человечество утратило чёткую цель... Потеряло ориентир... Всё его дальнейшее, если можно так выразиться – продвижение вперёд, скорее напоминало кружение человека, заблудившегося в лесу... Заплутавшего в трёх соснах... А плебс?.. – академик наконец оставил в покое свой нос и, слабо махнув рукой, уложил её вдоль туловища. – А плебс, он и есть плебс... Технический прогресс интересует его только с точки зрения... вкусно пожрать. Да получить новую погремушку. Желательно такую, какой нет у соседа... И никакие высокие теории никогда не заставят его предпочесть пищу духовную пище материальной... Поэтому и деньги вкладывались только туда, где ожидалась быстрая и гарантированная отдача... Естественно, ни фундаментальная наука, ни система воспитания человека, как проекты долгие и дорогостоящие... да ещё и с неясными перспективами... в этот разряд никогда не попадали... – он помолчал, потом, снова вздохнув, продолжил. – Собственно, из-за всего этого мы и оказались в тупике... Стагнация фундаментальной науки повлекла за собой застой в технологиях... Учёные превратились в мастеровых... А когда вдруг захотели, когда припекло, когда, понимаешь, жареный петух ползадницы уже отъел, вот тут-то и выяснилось, что – поздно, поезд-то – тю-тю – уже ушёл!.. И что начинать надо во многом чуть ли не заново! – Горский замолчал, отдуваясь и сердито жуя губами.
– И поэтому вы решили делать андроида, – тихо предположил Адамас.
Академик наконец перестал разглядывать потолок и посмотрел на собеседника.
– Нет, Адам, нет, мой мальчик, тогда я ещё ничего такого не думал... Я просто сбежал... Сбежал в науку... – он улыбнулся и хитро прищурился. – Вот ты с ранней юности зовёшь меня Учителем. Понятно, что ты вкладываешь в это слово свой смысл... Но подхватил-то ты его ещё в Сколково. Там меня тогда все так называли... А на самом деле, это была просто кличка, которую мне приклеили ребята в лаборатории... – Горский сложил губы дудочкой и смешно повёл носом из стороны в сторону. – Не знал? То-то же... А всё дело в том, что я ведь до Сколково шесть лет отпахал в школе... В обыкновенной московской школе номер восемьсот восемнадцать... – он хмыкнул. – Энтузиаст хренов. Дон-Кихот с циркулем... Попытался лбом прошибить стену... Причём резиновую.
Он сердито замолчал.
– Вам надоело учить? – спросил Адамас.
– Учить?! Если бы!.. – Горский покрутил головой, как будто ему жал несуществующий воротничок. – Мне надоело дрессировать!.. Мы же занимались обыкновенной дрессурой. Натаскиванием... А я, вот, как раз хотел УЧИТЬ! Именно учить!.. Да ещё не просто учить, а – обучая, воспитывать!.. У меня же такие методики были наработаны, ТАКИЕ методики!.. – голос его стал мечтательным.
– И что? – подтолкнул Адамас.
– А ничего!.. – Горский брезгливо повёл носом. – Меня же этими методиками и по всей морде!.. Посоветовали засунуть их в одно место и местом этим в дальнейшем не отсвечивать... А у меня и так из этого моего многострадального места уже обе моих диссертации торчали. Свёрнутые в трубочку... – он облизнул губы. – Впрочем, всё это в конце концов мне очень даже пригодилось. Только позднее... – он улыбнулся. – Все эти свои методики и диссертации я потом благополучно отработал на тебе... Да и сейчас, я слышал, они вполне успешно применяются в «эйс-интернатах»...
Академик вдруг замолчал и насторожился, взгляд его застыл на лице Адамаса:
– ...Нынче какое? – тревожным шёпотом спросил он.
– ...П-пятое... – не сразу «въехав» в смену темы, но тоже шёпотом ответил Адамас. – А что?
Горский облегчённо выдохнул.