Повод стать сильным
Μέρος δεύτερο. / Глава вторая.
Φάρος. / Маяк.
...κамень был совершенно невообразимый – гладкий, чёрный, со странными красноватыми прожилками, складывающимися в сложный, постоянно меняющийся узор. По размерам он был раза в полтора выше Сисифоса, кроме того, – у него были четыре многосуставчатые руки, которыми он то упрямо упирался в скалу, то цеплялся за другие, такие же странные, рукастые камни, а то вдруг начинал активно отталкивать Сисифоса, нанося ему довольно чувствительные тычки в грудь и в лицо. Это было тем более неприятно, что заканчивались эти руки пучками коротких, скользких, извивающихся щупалец. Сисифос совершенно выбился из сил, а до вершины было ещё – ой, как далеко. Увернувшись в очередной раз от мерзких, шевелящихся щупалец, он наконец протиснулся вплотную к камню и навалился на него плечом. Чёрная шершавая поверхность камня оказалась неожиданно упругой и горячей. Сисифос, собрав все силы, попытался катить эту живую глыбу вверх. Камень не поддавался. Он пружинил, вихлял из стороны в сторону, внутри него происходило какое-то движение, казалось – кто-то, замурованный в камне, толкается навстречу Сисифосу сквозь упругую чёрную плоть. Это было дико, это было страшно и... до тошноты омерзительно. Наконец камень, приподнявшись на руках, что-то визгливо крикнул и, оттолкнув Сисифоса, обдав его своим жарким дыханием, ринулся вниз, набирая скорость, по ходу втягивая в себя свои нелепые руки и увлекая следом за собой целую лавину насмешливо визжащих и громыхающих чёрных камней...
Сисифос вздрогнул и открыл глаза. Хотелось пить.
В комнате было светло и жарко. Солнце лупило в узкую щель – между пурпурными портьерами из тяжёлой и дорогой милетской ткани – справа сверху. Это означало, что утро уже достаточно позднее, во всяком случае время первого завтрака давно миновало.
В левую щёку кто-то горячо дышал. Сисифос повернул голову и увидел рыжие кудри Керы – девушка, уютно устроившись на его плече, безмятежно спала. Странно, но он совершенно точно помнил, что ночью ложился в постель с Юлой. «Да... – подумал Сисифос – Пить надо меньше...». Он осторожно высвободил своё плечо из-под головы девушки, сел и огляделся. Юла нашлась на соседнем ложе. По-хозяйски закинув ногу и руку на лежащего к ней спиной и что-то бормочущего во сне Андроса, она спала, уткнувшись лицом между его лопатками. В комнате царил полнейший кавардак: вещи, одежда валялись как попало, вперемешку с посудой и едой. Отчётливо пахло потом и сгоревшим маслом от светильников. И кто-то храпел. Сисифос вытянул шею. В дальнем конце комнаты, рядом с дверью в гинэкэйон, прямо на полу, на ковре, спала ещё одна пара. Храпел, задрав кверху неопрятного вида бороду, лежащий на спине мужчина, в котором Сисифос не без некоторого затруднения узнал столь элегантного с вечера Костаса Карийского. А рядом с карийцем, свернувшись в клубочек, лежала, недавно купленная Андросом в Ларисе за триста драхм, маленькая белокурая рабыня из Ольвии – совсем ещё юная, но, как оказалось, в любовных делах опытная и ненасытная. «Как же её зовут? – попытался вспомнить Сисифос имя рабыни. – Как-то её необычно зовут... Рата?.. Рита?.. Ракита! – вспомнил он. – Да, Ракита... Странное имя»...
Сисифос встал и, лениво почёсываясь, двинулся по комнате... Свой хитон он нашёл рядом с очагом. Хитон был помятый, но целый и – на удивление – достаточно чистый. Тут же обнаружился на две трети опорожненный кратерос; на дне его из вина торчал бок утонувшего киафоса. Сисифос, нащупав ручку, выудил утопленника и, зачерпнув, стал пить степлившееся вино. Напиток ощутимо отдавал смолой. «Ты смотри!.. – удивлённо подумал Сисифос. – Добрались всё-таки и до рецины!»...
В перистилосе было пусто и – главное – прохладно. И прибрано. Сисифос вспомнил, что тут творилось накануне, и подивился расторопности слуг – вчера ему казалось, что вернуть дворику его первозданный вид не удастся уже никогда и никому. Или это было позавчера? Сисифос присел на ступеньку под портиком и, прислонившись плечом и виском к холодной колонне, попытался припомнить – какой, собственно, нынче день? Ничего не получалось. Перед закрытыми глазами калейдоскопом замелькали ни с чем не сообразные картинки: ритмично подпрыгивающие тяжёлые груди Керы, и она сама – запрокинувшая рыжеволосую голову и выгнувшая тело дугой, истомно стонущая, яростно бьющая навстречу своими полными бёдрами; завязанная узлом железная кочерга в его собственных, перепачканных сажей руках, и пьяно-восторженные, рукоплещущие зрители, обступившие его со всех сторон; чьи-то тощие волосатые ягодицы на подоконнике, и их хозяин – свесившийся за окно, с ходящими ходуном острыми лопатками и потной розовой плешью, натужно – с рыками и подвываниями – блюющий в цветник... «Да-а... – самокритично подытожил Сисифос. – Погуляли... Всё. Хватит! Надо завязывать... Домой пора. В Коринфос»...
– Господину плохо?.. – услышал Сисифос над собой тихий голос и нехотя открыл глаза.
Рядом с ним, держа под мышкой веник и туго свёрнутый небольшой коврик, стоял знакомый раб.
– Господину плохо?.. – повторил Нубис, сочувственно глядя на него.
– Нет, Нубис, – с трудом отрывая голову от прохладного камня, ответил Сисифос, – господину хорошо... Просто господин сейчас тихонечко сдохнет – и все дела.
В глазах Нубиса промелькнул испуг.
– Ладно. Не бойся. Шучу... – успокоил его Сисифос. – Принеси-ка мне лучше попить... Только – воды! Воды, а не вина! – повысил он голос вслед бросившемуся исполнять приказание рабу.
Нубис вернулся почти сразу и протянул гостю большой запотевший кофон. Сисифос осторожно принял у него тяжёлый холодный сосуд и, благодарно прикрыв глаза, стал жадно, проливая на грудь, пить вкуснейшую ледяную воду, от которой у него сразу же заломило зубы, а на спине и боках выступила обильная испарина.
Оторвавшись от кофона, Сисифос вытер рукой подбородок и, возвращая заметно полегчавший сосуд Нубису, спросил:
– Послушай... Где тут у вас, в Эвримене, можно повозку нанять?.. Хотя бы до Ларисы?..
– У Афониса, – сейчас же ответил смышлёный раб. – У Афониса Никейского. Это – там, – он махнул рукой, указывая направление, – в центре. Второй дом от площади. Самый большой. И самый разрисованный. Там ещё перед входом – статуя Аполона, вот на такой... – он стал показывать руками, – ...подставке.
– Понятно, – сказал Сисифос и, придерживаясь за колонну, поднялся. – Хозяину скажи, что я пошёл по делам. Вечером, возможно, ещё зайду... – некоторое время он поразмышлял, потом добавил: – Хотя это – вряд ли.
– Νет, это – даже не смешно!.. – Афонис – маленький полный пожилой человечек с глубокими залысинами на лобастом черепе и аккуратно завитой бородой – стоял перед Сисифосом в своём скромном домашнем светло-зелёном хитоне и, подбоченясь, снизу вверх, возмущённо смотрел на него. – Ты приходишь ко мне с улицы – без денег, без каких-либо рекомендаций – просто так! – и требуешь ни много ни мало, а бигу до Коринфоса!..
– Прошу, – мягко поправил его Сисифос, – я ПРОШУ бигу.
– Это всё равно! – отмахнулся Афонис. – Почему я должен тебе верить? Почему я должен верить всякому босяку?.. Я, вообще, вижу тебя в первый раз!
– Всё когда-нибудь случается в первый раз... – улыбнулся Сисифос. – Значит моего честного слова тебе недостаточно?
– Пф-ф! Что слова?! – фыркнул Афонис. – Слова – это... ветер, – он сделал неопределённый жест рукой. – Кто сейчас верит словам?.. Это тебе не старые добрые времена, когда слово ценилось дороже золота, и купец был готов скорее разориться, чем нарушить уговор.
– А сейчас? – спросил Сисифос.
– Сейчас всё не так!.. – покачал головой Афонис. – Всё не так, и всё не то!.. – и, немного погодя, печально и тихо, как бы сам для себя, добавил: – А что делать? Нравы...
– За меня может поручиться Андрос... – предложил Сисифос. – Я – его гость, и...
– Этот иолиец? – перебил его Афонис. – Не смеши меня! Чтобы я поверил пьянчуге, пустившему по ветру дело своего покойного отца?! Почтенного Теофаниса!.. За два года прокутить состояние в тридцать талантосов! Да, это надо уметь!.. Я не удивлюсь, если он ещё до зимы прибежит ко мне – закладывать свой дом... Так что ты прости меня, коринфянин, – Афонис приложил ладонь к груди, – но повозку я тебе не дам.
– Может быть, ты возьмёшь залог?.. – спросил Сисифос и, сняв с пальца перстень, протянул его Афонису.
– Что ты можешь мне предложить? – заранее скептически кривясь, но всё же принимая перстень, спросил купец. – Золочёную медь? – он взвесил перстень в руке и хмыкнул: – Глянь-ка – золото... Но всё равно, наверняка – новодел. Да любой из моих жеребцов стоит два таких... – он осёкся и медленно поднял на Сисифоса изумлённые глаза. – Так ведь это... Это же... О, боги!
– Да, – подтвердил Сисифос. – Это – перстень Эолоса Фесалийского.