Пробуждение
Через неделю состоялись смотрины.
Севрюгин, ожидавший увидеть перед собой бравого молодого офицера – будущего кормильца семьи и отважного защитника Отечества, был попросту шокирован: вместо крепкого лейтенанта с ясным лбом и волевым подбородком в прихожей неуверенно переминался с ноги на ногу маленький, коротко стриженный, тонкошеий и лопоухий пацан, вдобавок ещё – как при дальнейшем общении оказалось – достаточно невежественный во всём, что впрямую не касалось ракетной техники, и к тому же со столь чудовищно инфантильными взглядами на жизнь, что Толик только диву дался.
– Господи, Юленька, да что ты в нём нашла?! – после ухода жениха в два голоса пытали они свою непутёвую дочь.
– А он прикольный!.. – вызывающе «аргументировано» парировала Юлька все родительские нападки. – И вообще, предки, – чего вы гоношитесь? – не вам ведь с ним жить!..
– Полгода! – на следующее утро после отъезда молодых «к месту прохождения службы» заявил Жанке Севрюгин. – Готов держать пари – шесть месяцев и ни дня больше... Дольше она с этим охламоном просто не протянет – примчится домой, как миленькая!..
Жанна Михайловна, видимо значительно лучше знавшая свою дочь, в ответ тогда промолчала, но пари таки приняла и в годовщину Юлькиной свадьбы аккуратно и педантично отсчитала Толику в лоб все десять причитавшихся проигравшей стороне щелбанов...
Севрюгин задумчиво потёр лоб, после чего подмигнул портрету и двинулся обратно – в сторону кухни. В коридоре его взгляд неожиданно наткнулся на стенные часы.
– Твою маму за ногу!.. – опешил Толик: часы показывали пятнадцать минут девятого – ответственный редактор издательства катастрофически опаздывал на работу.
Cеврюгин заметался.
Спустя пару минут он, уже одетый, выскочил в коридор, вбил ноги в кроссовки и, похлопав себя по карманам – кошелёк, ключи, мобильник, – подхватил с трюмо папку и выкатился за дверь. По лестнице он ссыпался через две ступени, лишь в самом низу, на последнем пролёте, перейдя на осторожный шаг – лампочка в вестибюле опять не горела.
«Руки выкрутить уродам!..» – бормоча себе под нос, Толик надавил кнопку магнитного замка и, распахнув подъездную дверь, замер на пороге.
Нет, конечно, в отличие от фантастического утреннего сна, двор никуда не делся. Просто во дворе вовсю хозяйничал дождь. Да что там дождь – самый настоящий тропический ливень! Косые струи, скручиваемые порывистым ветром в белёсые жгуты, словно бесчисленные ноги некой гигантской водяной сороконожки, суетливо бегали по раздолбанным асфальтовым дорожкам, трепали чахлые, топорщащиеся мелколиственными ветками мокрые кусты, дробно барабанили по криво торчащему над детской песочницей (где дерьма собачьего было гораздо больше, чем, собственно, песка), изрядно проржавевшему жестяному «мухомору». Сиротливо мокли под секущим дождём брошенные непутёвыми хозяевами там и сям, беспризорные автомобили. Неподалёку от мокрых, жирно блестящих, доверху набитых мусорных контейнеров Севрюгин разглядел и их с Жанкой старенькую «Волгу»...
Вообще, главным автомобилистом в семье Севрюгиных была Жанна. Потомственный пешеход, Толик (в силу некоторых исторических причин) любовью к четырёх- (а равно и к двух-) колёсному транспорту никогда не пылал, от запаха бензина в экстаз не впадал и к удовольствию в ясный морозный денёк погреметь под машиной гаечными ключами относился достаточно прохладно. Совсем наоборот обстояли дела с его дражайшей супругой. Унаследовав от своего отца – почётного токаря Волжского автозавода – любовь ко всему четырёхколёсному и четырёхтактному, Жанна Михайловна бережно пронесла её сквозь свою тревожную молодость, через хлопотливую зрелость и к сорока годам воплотила-таки свою голубую мечту в покупку полутора тонн нещадно скрипящего и громыхающего ржавого железа. Почему в длинном модельном ряду российских и импортных автомобилей жена остановила свой выбор на танкообразном детище Горьковского автогиганта, для Толика так и осталось загадкой. Денежный вопрос на момент покупки машины определяющим не являлся, склонности к мазохизму за своей супругой Толик также никогда не замечал. Оставалось одно – покупка отечественного гроба на колёсах и была той самой, глубоко упрятанной диванной пружиной сермяжно-кондового патриотизма, которая рано или поздно стреляет в душе всякого русского, впиваясь в его многострадальный зад сквозь яркую, но хилую космополитическую обивку...
«Кстати, – подумал Толик. – Слово "космополит" является ругательным, пожалуй, только в России. Спасибо товарищу Сталину... Во всём остальном мире этот термин вполне нейтрален. Если уж и не комплимент, то, по крайней мере, вполне нормальная рабочая характеристика, типа "женат" или там "вегетарианец"... Вегатарианец-космополит. Да, это характеристика...»...
Кроме непреодолимой тяги к перманентному авторемонту и к затяжному стоянию в пробках, Жанна Михайловна пылала ещё одной и тоже неразделённой мужем страстью – она была ярой фанаткой гонок «Формулы-1». В дни (а чаще – ночи) трансляции очередного этапа Жанна теряла всякий интерес к окружающей её действительности, правдами и неправдами уединялась на кухне, где стоял телевизор, и, расположив перед собой на столе стакан, «полторашку» минералки и большой пакет специально приобретённых по этому случаю жареных семечек, больше не отрывала взгляд от экрана. Говорить с ней или о чём-либо спрашивать её в это время было совершенно бесполезно. Толик подозревал, что случись ворам забраться в момент телетрансляции гонок в их квартиру, они могли бы совершенно спокойно выносить из неё всю мебель (разумеется, кроме телевизора) – супруга на это бы ни коим образом не отреагировала. Заразила Жанна Михайловна «гоночной» болезнью и свою подросшую дочь. Гоночные перипетии стали с некоторых пор излюбленной темой застольных бесед и вечерних посиделок в доме Севрюгиных. Толик, являясь при этом невольным пассивным слушателем, не посмотрев за свою жизнь ни одной гонки, мог теперь в любой компании вполне квалифицированно поддержать разговор, к примеру, о преимуществах механического принципа рекуперации перед электрическим или о подспудных причинах перехода Фернандо Алонсо из команды «Renault» в конюшню «Ferrari»...
И вот теперь Жанкина «Волга» сиротливо мокла в углу двора под беспощадным косым дождём.
«Стало быть – не починили, – сделал про себя резонный вывод Толик. – Ну, Жанка устроит им нынче день длинных ножей!»...
Накануне Жанна Михайловна вновь вернулась с работы на буксире – пожилой многострадальный рыдван, место которого давно уже было на свалке вторчермета, в очередной раз отказался запускаться. Вскоре, потревоженные телефонным звонком начальницы, примчались «автомастера» – сотрудники Жанкиного отдела – рукастый Сеня Прилепа, с которым Толик был коротко знаком, и некий длинный и сутулый «хомбре», вся роль которого при починке машины, по Толиковым наблюдениям, сводилась к держанию над спиной копошащегося в движке Прилепы кургузого пёстрого зонта и глубокомысленному ковырянию – большим пальцем свободной руки – в ноздрях своего вислого, с широкими хрящевинными крыльями, носа.
Вчера машина всё-таки запустилась. Сегодня, надо полагать, – нет. Толик искренне пожалел бедного Сеню и его сутулого напарника – в гневе Жанна Михайловна была страшна.
Не выпуская из руки дверной ручки, Толик нерешительно топтался на крыльце – зонт он в спешке, естественно, взять забыл и решал сейчас непростую для себя задачу: вернуться за зонтом и потерять ещё пару драгоценных минут или, не теряя времени, мчаться без зонта под проливным дождём к очень даже неблизкой станции метро.
Нелёгкие его размышления прервала притормозившая напротив подъезда, сочно-яркая (интенсивного салатного цвета) на фоне пасмурно-унылой дворовой действительности, небольшая иномарка. Рябое от дождевых капель стекло плавно втянулось в дверцу, и в открывшемся оконном проёме Севрюгин увидел улыбающееся лицо Железновой.
– Ну что, Севрюгин, – весело крикнула ему Танька, – опять опаздываешь?! Садись – подброшу до метро!
Толик, прикрывая голову папкой, оббежал машину и, распахнув дверцу, поспешно юркнул вовнутрь. «Матис» резво взял с места.
– Проспал? – Танька, интенсивно выкручивая руль, выбиралась из хитросплетений дворового лабиринта.
Севрюгин ладонью смахнул с лежащей на коленях папки дождевые капли и, взглянув на Железнову, виновато подтвердил:
– Проспал... Компьютер этот... корова его забодай!.. Знаешь ведь, как оно бывает? Вроде только вышел в Сеть, глянь – светает уже.
Танька кивнула. Она всё понимала. Чёрное каре прямых волос делало её похожей на озорного мальчишку, и было ей чертовски к лицу. «"Гаврош" – вот как это называется!..» – вспомнил Толик название этой, вошедшей в моду уже с полвека назад, французской стрижки.
Железнова была в светлой блузке свободного фасона и чёрной кожаной мини-юбке. Круглые загорелые коленки её споро ходили под рулевой колонкой – «Матис» решительно втискивался в плотный поток машин, двигающихся по проспекту.