Пробуждение
...Проживали тогда Жанка с Юлькой в квартире какого-то своего дальнего родственника – капитана торгового флота, на время очередного плавания сердобольно пустившего в свою крохотную «двушку» в самом конце проспекта Энгельса (практически уже в пригороде) только что приехавшую в северную столицу отчаянную мать-одиночку.
Стояла ранняя зима. За окном хлестал косой дождь вперемешку со снегом. Несущийся с Финского залива ветер яростно трепал давно уже голые ветви деревьев, отчего на мокрых стёклах размашисто плясали причудливые ломкие тени. Севрюгин – тогда студент-первокурсник, ещё до конца не очухавшийся после своих шикотанских кошмаров, – сидел, развалившись (час на метро, переполненный автобус плюс затяжная пробежка под ледяным дождём), в удобнейшем капитанском кресле и в предвкушении приятного вечера (и – возможно! – ещё более приятной ночи!) потягивал из капитанского бокала добытый по случаю и принесённый с собой в качестве основного аргумента ухаживания, очень даже неплохой «Чинзано Бьянко». Жанка хлопотала на кухне насчёт ужина. В это время ранее не примеченная Севрюгиным дверь тихонько приоткрылась, и в комнату, щурясь на свет торшера, вошла совсем маленькая девочка в коротенькой ночнушке – этакий очаровательный ангелочек со спутанными белокурыми волосиками и припухшими со сна губами. Проморгавшись, ангелочек прямиком направился к Севрюгину и, подойдя вплотную и безбоязненно потрогав незнакомого дяденьку за коленку, отчётливо сказал, доверчиво глядя снизу вверх распахнувшимися васильковыми озёрцами:
– Молись и кайся.
Дяденька поперхнулся вермутом.
Осторожно поставив недопитый бокал на стол и вытирая платком пролитое вино, Севрюгин изобразил на своём лице подобие улыбки и, назвав ангелочка «хорошей девочкой», поинтересовался – как её зовут?
Действия дяденьки, по-видимому, был неверными, поскольку ангелочек насупился и, глядя уже исподлобья, более строго и решительно потребовал:
– Молись и кайся!
Дяденька окончательно потерялся и попытался собрать в кучу весь свой небогатый опыт общения с малолетними ангелочками. Опыт собираться в кучу не желал. Молчание затягивалось. На голубых озёрцах набухли и заблестели, чреватые обильными водопадами, слёзы. Ангелочек часто задышал но, видимо, всё ещё на что-то надеясь, видимо, ещё не до конца списывая со счетов безнадёжного дяденьку, решительно тряхнул его за колено и вновь потребовал, уже почти срываясь на крик:
– Молись и кайся!!
– Толик! – донеслось из кухни. – Поставь ты ребёнку «Малыша и Карлсона»! У меня руки в тесте... Кассета сверху на «видике» лежит...
«Нет, – подумал Толик. – Анекдотец-то теперь, наверняка, подзаезжен. Пошёл, как оказалось, анекдотец в народ-то. Зря я его тогда в Интернете выложил... Так... Что там у нас ещё в запасе из Юлькиного репертуара? «Кораблятская» жизнь? «Подобаи»?.. Отважный «кист»? Который – там, в смысле – в танке?.. Нет, лучше всё-таки про блины. Это – уже наше. Этого у нас уже никому не отнять... Оно, хоть и попроще Малыша с Карлсоном, но как-то поправдивей... Естественней... Итак, дело было...»...
...Дело было на масленицу.
Накануне договаривались пойти в город, на гуляния, пожевать под бодрую музычку шашлычка на пленэре, но прогулка сорвалась – ночью задул пронизывающий северо-западный ветер, нагнал свинцовых беременных туч, которые с утра не замедлили разродиться «обильными осадками смешанной фазы», как аккуратно поименовал творящееся за окном безобразие корректный Гидромет. А если говорить по-нашему, по-простому, то «свистало» с неба проливным снегом пополам с дождём. Или дождём со снегом, это уж как кому будет угодно. В такую погоду, как говорится, хороший хозяин и собаку на двор не выгонит, так что от пожирания непрожаренных шашлыков единогласно решено было отказаться, и Севрюгин, впервые за всё время их с Жанной Михайловной знакомства (а знакомству этому на тот момент исполнилось уже почитай два месяца), был приглашён к своей будущей супруге домой.
Обитали тогда Жанка с Юлькой в квартире какого-то своего дальнего родственника – капитана торгового флота, на время очередного длительного плавания сердобольно пустившего в свою крохотную «двушку» в самом конце проспекта Энгельса (практически уже в пригороде) приехавшую в северную столицу на зиму глядя, отчаянную мать-одиночку.
Трёхлетняя Юлька, оказавшаяся этаким белокурым ангелочком, незнакомого дядю встретила поначалу неприветливо, прячась за мамкиной спиной и настороженно поблёскивая оттуда голубыми озёрцами своих чреватых обильными водопадами глаз, но приняв из рук «дяди Толи» симпатичного плюшевого зайца, тут же и оттаяла; голубые озёрца восторженно распахнулись вширь, и спустя каких-нибудь пять минут доверчивый ребёнок уже по-хозяйски восседал на «дядитоликовых» коленях, самозабвенно играясь вновь подаренной игрушкой и потешно лопоча что-то своё – непереводимо-детское.
Было по-домашнему уютно. По окнам косо хлестала «смешанная фаза». Несущийся с Финского залива ветер тонко выл в оконных щелях и яростно мотал обледенелые верхушки деревьев. А в доме было тепло, празднично и чуть-чуть чадно от свежеиспечённых блинов. Жанка – в цветастом передничке поверх своего лучшего платья хлопотала по дому, наводя последний «марафет»; Севрюгин, на тот момент так ещё до конца и не очухавшийся после своих шикотанских кошмаров, блаженствовал, развалившись в уютнейшем капитанском кресле.
За стол сели тоже втроём: Толик и Жанка – напротив друг друга, Юлька – на своём высоком детском стульчике – сбоку, как большая. Центр стола украшала здоровенная стопка духмяных, маслянисто поблескивающих блинов, над которыми Жанка трудилась всё утро. Расстаралась она и другими вкусностями, умудрившись при совершенно пустых магазинах и регулярных задержках с выдачей зарплаты (вот ведь времена были – не дай бог никому!) накрыть вполне приличную праздничную «поляну». Толик присовокупил к хозяйскому разнообразию добытый по случаю и принесённый с собой в качестве основного аргумента ухаживания, очень даже неплохой «Чинзано Бьянко» и баночку красной икры, беззастенчиво «стыренную» из родительского холодильника. За столом было весело и вкусно. Много шутили. Юлька, мгновенно извазюкавшаяся от уха и до уха, трещала без умолку. Раскрасневшаяся от вина Жанка пыталась её урезонивать и всё подкладывала и подкладывала гостю на тарелку свои разнообразные разносолы. Проголодавшийся Толик (час на метро, переполненный автобус плюс затяжная пробежка под ледяным дождём), приняв ударную дозу ароматного вермута и ураганом пройдясь по закускам, в конце концов малость подуспокоился и сосредоточился на блинах.
Умыкнув из стопки очередной ароматный, лоснящийся, всё ещё чуток парящий, поджаристо-ноздреватый кружок, он неспеша разложил его у себя на тарелке, обильно смазал сметаной и, вычертив по блинному диаметру зернистую икряную дорожку, аккуратно свернул блин в трубочку. После чего, ухватив блин сверху рукой и придерживая снизу вилкой, сильно подавшись вперёд и наклонившись над тарелкой, засунул трубочку одним концом в рот и, отхватив чуть ли не половину, принялся сосредоточенно жевать, жмурясь, посапывая, почмокивая и разве что только не постанывая от наслаждения (жив, жив был ещё – неотвязно стоял за спиной – дистрофийный шикотанский призрак с круглыми, вечноголодными глазами!).
– Дя Толя!.. – отвлёк Севрюгина от сладостного гастрономического процесса тонкий детский голосок.
– М-м?.. – не отрываясь от блина, с набитым до отметки «full-back» ртом, скосил Толик глаза на Юльку.
– Дя Толя... – ребёнок смотрел на него строго и озабоченно. – Дя Толя, ты, када кусаес, у тебя с длугой столоны выпадает!..
Да, что там ни говори, а без Юльки в доме стало пустовато...
Юлька выскочила замуж стремительно и, по мнению Толика, абсолютно безрассудно. В день своего совершеннолетия она чинно отсидела весь вечер за праздничным столом, вежливо принимая поздравления от многочисленных приглашённых – каких-то там двоюродных и троюродных дядюшек и тётушек, Жанкиных знакомых и Толиковых сослуживцев, а когда за последним из припозднившихся гостей закрылась наконец входная дверь, совершенно будничным голосом проинформировала враз обалдевших и протрезвевших родителей, что она, к их сведению, выходит замуж, что документы в ЗАГС поданы нынче утром, роспись состоится через месяц, свадьбы как таковой не будет...
– Он кто?!.. – обильно отмеряя себе в пустой винный бокал валерьяновые капли, слабым голосом вопрошала несчастная мать. – КТО?!.. ОН?!..
Опоздавший с этим же вопросом, совершенно деморализованный отец потерянно молчал рядом.
Жених, по сообщению дочери, был курсант, точнее – уже без пяти минут офицер, выпускник Военно-космической академии. И с распределением, как оказалось, уже тоже было всё ясно – ехал новоиспечённый инженер-ракетчик в Плесецк, увозя за собой в архангельскую глухомань и свою молодую жену...