Мера добра
Квартира Веретенникова, как и все виденные Олегом квартиры некогда роскошных, но впоследствии «уплотнённых» домов, была маленькой, с тесной прихожей и крохотной, почти игрушечной кухней. Комнаты в ней – наверное, из-за высоких потолков и обилия висящей на крючках, спинках стульев, да и попросту разбросанной где попало одежды – больше всего напоминали внутренности платяных шкафов. И пахло в них почему-то так же – лекарствами и нафталином. Сам же хозяин квартиры – в противоположность интерьеру – был объёмен, громогласен и порывист в движениях. Когда он стремительно продвигался впереди Сырцова по узкому коридору, то оставлял впечатления мощного поршня, плотно вставленного в канал некоего огромного насоса. Олег вроде бы даже почувствовал возникающее за ним, сопровождаемое ощутимыми воздушными вихрями, разряжение.
– Проходите, Олег, проходите... – Веретенников ворвался в комнату, смёл с одного из кресел целый ворох каких-то разноцветных одежонок и швырнул их на диван. – Кофе не предлагаю. Сам не пью. Есть чай на зверобое. Горячий. Есть клюквенный морс. Соответственно, холодный.
– Клюквенный? – удивился Олег. – Сто лет не пил... С удовольствием попробую.
– У меня дача по Мурманскому шоссе, – пояснил хозяин квартиры. – Двести километров от Питера. Там леса. И болота. Там ещё не успели загадить.
– Далековато.
– Да, далеко, – согласился Веретенников. – Зато чисто... Вы располагайтесь, – он указал гостю на кресло. – Я сейчас... Шесть секунд... – и, заложив крутой вираж по комнате, он ухнул обратно в коридор.
В кухне сейчас же что-то зазвенело и задвигалось, как будто там хозяйничало несколько человек разом. Олег устроился в кресле, с любопытством оглядывая обстановку.
– Матушка ваша, надеюсь, здорова? – осведомился Веретенников издалека.
– Да как вам сказать... – наклонившись к дверям и повысив голос, ответил Олег. – Сердце. Постинфарктный кардиосклероз... Если это о чём-то вам говорит... Впрочем, это – уже давно.
– Нижайший ей поклон от меня, – Веретенников уже входил в комнату, неся в каждой руке по чуть ли не литровой стеклянной кружке с морсом. – И здоровья, непременно здоровья!
– Спасибо, обязательно передам... Спасибо, – поблагодарил Олег, осторожно принимая из рук Веретенникова тяжёлый, почти до краёв наполненный сочно искрящейся, ярко-рубиновой жидкостью, сосуд. – А вы с ней...
– Мы с ней вместе работали... Некоторое время... – Веретенников расчистил место на столе, поставил на край свою кружку и опустился на тяжело заскрипевший под ним стул. – Она была талантливым учёным. В своё время о ней очень хорошо отзывался академик Самохин... Я до сих пор считаю, что её решение уйти из науки было поспешным и слабо мотивированным... Всё это было как-то... на эмоциях... Хотя я понимаю – в её тогдашнем положении...
– Послушайте, Глеб Степанович... – медленно сказал Олег. – Я буду вам чрезвычайно признателен, если вы расскажете мне о тех годах... Я ведь почти ничего не знаю об этом периоде жизни моей мамы. Она почему-то не любит его вспоминать... А об отце своём я вообще практически ничего не знаю... Честно говоря, я только поэтому и принял ваше приглашение.
– Подождите, – Веретенников сделал останавливающий жест рукой. – Вы хотите сказать, что Екатерина Юрьевна до сих пор ничего не рассказала вам о вашем отце?
– Практически ничего, – развёл руками Олег. – Ну... только то, что он был военным. Что воевал где-то на Кавказе. Что там же и погиб...
– Та-ак... – Веретенников потёр ладонью лицо. – Это несколько меняет... – он, прищурившись, посмотрел куда-то мимо Олега. – Вот что... – было видно, что он принял для себя какое-то решение. – Послушайте, Олег... Это уже, конечно, было очень давно... Но тем не менее... Я когда-то дал вашей матушке честное слово, что не раскрою вам историю вашего рождения...
Профессор остановился, потом, пригладив двумя руками свои редкие пряди, продолжил:
– Это было года через три-четыре после ухода Екатерины Юрьевны из института. Мы тогда случайно встретились в городе. Она вела вас за руку... Я очень обрадовался нашей встрече, а она почему-то испугалась. И вот тогда... – Веретенников опять сделал паузу. – Тогда она заставила меня поклясться, что я никогда, ни при каких обстоятельствах не расскажу вам о вашем отце... Я тогда как-то не воспринял всего этого всерьёз. А вот поди ж ты...
– Так что, мой отец не погиб? Он жив?!
– Нет-нет, Олег, он погиб... Умер. Ещё до вашего рождения... Но это всё, что я могу пока вам сказать.
Повисла пауза. Сырцов попробовал морс. Было вкусно. И красиво – цвет у морса был необыкновенно сочный, с каким-то даже металлическим отливом.
– Олег, а кто вы по специальности? – спросил Веретенников.
– Врач, – сказал Сырцов, продолжая смотреть в кружку. – Врач общей практики... Терапевт.
– Всё-таки врач... – непонятно сказал профессор и опять замолчал.
– Мама прочила меня в химики, – пояснил Олег, – у неё был какой-то знакомый в МГУ, чуть ли не замдекана, но я в последний момент выбрал наш, питерский... имени Мечникова.
– Ну и как? – поинтересовался Веретенников. – В смысле – как работа?
Сырцов пожал плечами:
– Не знаю... Нормально... Мне нравится.
– ...Вы вот что, Олег... – Веретенников помедлил. – Вы поговорите со своей мамой... А мне дайте номер её телефона, я ей позвоню... Ведь одно дело, когда ребёнок. Так сказать, неокрепший ум. А другое дело... Человек имеет право на информацию. Тем более, если эта информация непосредственно влияет на его жизнь... Вы ведь не из праздного любопытства звонили на телевидение? У вас ведь какие-то проблемы? Нет?..
– Ну, проблемами это назвать трудно, – усмехнулся Сырцов. – Так... Лёгкое недоумение...
И он рассказал Веретенникову про эпизоды с цыганкой и с экс-Комаровским...
– Комаровский – довольно мощный «энергетик», – внимательно выслушав Олега, заметил Веретенников. – Лет пятнадцать назад мы в нашем институте проводили серию экспериментов по выявлению экстрасенсорных способностей у людей. Так вот, единственным из всех претендентов, называвших себя экстрасенсами и согласившихся на участие в испытаниях, единственным, кто показал хоть какие-то реально осязаемые результаты, был именно Комаровский... Конечно, он не продемонстрировал и сотой доли того, что в своё время... гм... – Веретенников осёкся и, искоса глянув на Сырцова, приложился к своей кружке с морсом. – М-да... Ситуация... – помедлив, изрёк он. – Впрочем, я нисколько не удивлён... Так чем я могу вам помочь, Олег?.. Вы, наверное, хотите знать – в действительности ли вы являетесь так называемым «смотрящим»?
– Ну, примерно так... – согласился Сырцов. – Честно говоря, я понятия не имею – зачем мне это нужно, но...
– К сожалению, в настоящее время я не располагаю доступом к какой-либо специальной аппаратуре, – сказал Веретенников. – Да её, скорее всего, уже и нет. Насколько я знаю, все работы в этом направлении несколько лет назад были свёрнуты как бесперспективные... Впрочем, что аппаратура? – неожиданно оживился профессор. – Аппаратура, она ведь не панацея. Она есть желательный, но зачастую вовсе не обязательный атрибут исследований... Это нынешние горе-эйнштейны шагу ступить не могут без десятка вагонов, как им кажется – совершенно необходимой для их исследований аппаратуры. Они ведь даже, если нужно сложить два и два – тянут из кармана калькулятор. А ведь зачастую всё, что нужно настоящему учёному – это наблюдательность и... здравый ум... Вы согласны со мной?.. Так что, я думаю (если вы, конечно, в этом мне поможете), мы сможем... – Веретенников прищурился и, пожевав губами, кивнул. – Сможем... проанализировав известные нам факты... прийти, так сказать, к определённым выводам, – профессор, смешно приподняв кустистую бровь, вопросительно посмотрел на Олега. – Итак?..