Хранить вечно
Кабинет у советника префекта оказался небольшим, но уютным. И очень тёплым – в углу, справа от стола, распространяя вокруг себя приятный сухой жар, переливалась чёрно-багровыми отсветами и потрескивала быстрыми золотыми просверками искр большая медная жаровня на невысоких гнутых ножках.
Несмотря на тепло, советник Паквий сидел за столом в меховой лисьей безрукавке, надетой поверх шерстяной зимней туники. Аккуратно постриженная борода слегка скругляла и как бы смягчала его, вытянутое вниз, жёсткое лицо с острым ястребиным носом и глубоко посаженными, свинцовыми глазами.
– Имя?
Вопрос был задан на романском, поэтому Саксум счёл необходимым назваться своим новым полным именем, которое он получил вместе с получением романского гражданства:
– Тиберий Юлий Симон Саксум.
– Когда уволен из Легиона?
– В прошлом году. На июньские календы.
– Сколько прослужил в Легионе?
– Четырнадцать лет... И четыре месяца.
– Должность на момент увольнения?
– Прим-декурион.
– Почему уволен досрочно?
Саксум повёл плечом.
– Уволили... Многих в прошлом году уволили. Новый проконсул посчитал, что в Третьем легионе слишком, понимаешь, много народу. Мою турму рассчитали всю полностью... Да и не только мою. Ни одной полной алы в легионе не осталось.
– Когда и где проходил службу?
Саксум стал старательно перечислять. Писарь – ещё совсем молодой, безбородый юноша с нежными, даже, скорее, девичьими чертами лица, – сидевший от Саксума по левую руку, старательно скрипел пером.
– За что и когда получил «Крепостной венок»?
– Туггурт. Июнь семьдесят седьмого.
– Был ранен?
– Тогда – нет. В Туггурте – нет. Раньше. В семьдесят шестом. Под Тубуском.
– Где живёшь в Палестине?
– Пока ещё нигде. Я ещё до дома всё никак не доберусь.
– Где твой дом?
– В Галилее. Неподалёку от Кафарнаума. Бейт-Цайда – это деревня такая.
– Женщина, которую арестовали вместе с тобой, это твоя жена?
– Да.
– Расскажи, что произошло вчера на постоялом дворе? Подробно.
Саксум принялся рассказывать. Писарь старательно записывал. Советник, откинувшись на спинку стула и сложив руки на груди, внимательно слушал, не задавая больше никаких вопросов. Лицо его было бесстрастно, тёмно-серые глаза пристально смотрели на прим-декуриона.
– Стоп! – подавшись вперёд, неожиданно сказал он, когда Саксум в своём рассказе дошёл до момента появления трактирщика. – Кого, ты говоришь, он звал? Баруха?
– Да, Баруха.
– Точно Баруха?! Ты не путаешь?
– Точно. Он спрашивал: «Барух, уже всё?». Он несколько раз повторил это имя.
– То есть, надо полагать, Барух на тот момент находился у вас в комнате?
– Да, скорее всего. Я думаю, это был один из тех троих.
Паквий пристально смотрел на Саксума.
– А ну-ка, опиши мне подробно того, со сломанным носом.
Саксум задумался.
– Н-ну... С меня ростом. Крепкий. Чернявый. Брови сросшиеся... Не хватает передних зубов. Двух или трёх... А может, и четырёх... Что ещё... Да! Скорее всего, левша. Топор он держал вот так. И бил левой.
– Молодец! – похвалил советник. – Глаз – алмаз! – он опять откинулся на спинку стула и улыбнулся уголками губ. – А ты не промах, прим... Ты знаешь, кого зарубил в трактире? Самого́ Баруха га-Нейна ты зарубил. Или, как его называли местные, Баруха Мстителя. Не знаю, кому он там мстил и за что, но положил этот подонок за последнее время уймищу народа. Причём, что характерно, не щадил ни стариков, ни женщин, ни детей. Грабил, убивал, насиловал. От него вся Галилея стонала. И ещё пол-Самарии в придачу. Мои люди за ним, почитай, год как охотятся. А ты – надо же! – грохнул его без всяких засад и погонь.
– Какие уж тут засады, – невесело усмехнулся Саксум. – Это он, скорее, на меня засаду устроил... Только вот не на того, понимаешь, нарвался.
– Да-а, нарвался он явно не на того. Не повезло... – сказал Паквий. – Вот что, – повернулся он к писарю. – Сообщи-ка об этом в Габу. Пусть тех, кто придёт за телом Баруха, возьмут и допросят. С пристрастием. Может, на сообщников этого негодяя удастся выйти. Не втроём же они, в самом деле, орудовали на половине территории Палестины... Ну, хорошо, – он опять взглянул на Саксума. – И что было дальше?
– Дальше? – Саксум пошкрябал в бороде. – Да дальше-то, в общем, ничего интересного уже не было. Мы с женой быстренько свернулись, забрали из стойла своих ослов и пошли на Ципори... Ну, а потом нас нагнал конный патруль... Кстати, парни сработали здорово. Там ведь от трактира четыре дороги уходят. Наверно, по следам вычислили. А может, кто-нибудь из местных подсказал... Сопротивления я не оказывал. Сразу отдал меч.
– Я знаю, – кивнул советник. – В протоколе из Габы зафиксировано, – он помолчал, внимательно глядя на Саксума из-под густых чёрных бровей. – Скажи, а почему ты не остался на постоялом дворе, а попытался скрыться? Почему не сообщил обо всём случившемся властям? Чего тебе было бояться?
Саксум вздохнул.
– Виноват, трибун. Конечно, надо было остаться. И конечно, надо было сообщить... Но я не знал, сколько всего этих разбойников. И не стоит ли ждать повторного нападения. Я ведь говорю – со мной была жена. Она у меня на восьмом месяце. Поэтому... Поэтому я решил уходить... Полагаю, моя вина не столь велика?
Советник молчал довольно долго, рассматривая Саксума и поглаживая свою аккуратную бородку. Потом отодвинул стул и поднялся.
– Тиберий Юлий Симон Саксум. Именем императора Тиберия Юлия Кесаря Августа и на основании закона Империи ты признаёшься невиновным по всем пунктам обвинения. Твоё арестованное имущество, включая личное оружие, подлежит безусловному возврату. Да свершится правосудие! – он сел и вопросительно посмотрел на писаря. – Записал?
Тот, всё ещё торопливо скрипя по папирусу, закивал, зашаркал под столом ногами, потом в последний раз обмакнул перо в чернильницу, вскочил, аккуратно подхватив протокол допроса, быстро перенёс и разложил его на столе перед советником и услужливо подал ему перо. Паквий подмахнул, не глядя.
– Всё, можешь быть свободен... – движением руки отослал он писаря. – Бэни́!
В дверях возник согнутый в поклоне слуга.
– Да, господин!
– Что у нас с термой?
– Всё готово, господин.
– Давай туда, ещё раз всё там проверь. Скажи, что я через час буду.
– Хорошо, господин, – вновь учтиво склонился Бэни и, попятившись, вышел, бесшумно прикрыв за собой дверь.
– Ну вот, – сказал Паквий, – а теперь, прим, поговорим без протокола. Присаживайся.
Саксум огляделся, взял стул, на котором только что сидел писарь, переставил его поближе к столу советника, после чего стянул через голову симлу и сел, положив её на колени.
– Извини, трибун, – виновато сказал он, – жарко.
– А я люблю, когда жарко, – усмехнулся Паквий. – Старые кости... – он помолчал. – Скажи, прим, а у тебя нет желания вернуться на службу? У нас здесь нет никакого сокращения. И не предвидится. Наоборот, здесь очень не хватает людей. Особенно толковых. Я бы мог выхлопотать тебе должность кентуриона. А? Что скажешь?