На картах не значится
Плевалась она долго. Потом долго плакала. Потом думала – как скрыть от мужа «следы преступления». Поначалу она решила потихоньку переносить все бананы на помойку, но в конце концов решила этого не делать – в бананы были вгроханы все остававшиеся в семье деньги, и скрыть этот факт от мужа она никак не могла. И жена решила: будь что будет...
Я приехал с полётов вечером и сразу же понял, что что-то случилось – супруга встретила меня с круглыми испуганными глазами и припухшим от слёз лицом.
– Что?!.. – предчувствуя нехорошее и ощущая от этого противную слабость в ногах, спросил я.
– Я... я бананы купила, – тихо ответила жена и виновато потупилась.
– Ну?!.. – нетерпеливо допрашивал я. – Ну, купила, и что?!
– А они... – из глаз жены вновь побежали быстрые слёзы. – А они... невку-у-усные-е-е!.. – заревела в голос супруга.
Я кинулся на кухню... и увидел целую гору бананов.
– Ура! – заорал я. – Бананы!
Всхлипывающе-икающая жена возникла за моим плечом.
– Так ведь они ж... ик... зелёные!
– Ну и что! Глупая! Что ж ты плачешь?! Это ж – бананы! Это – целая гора бананов! Ты – такая молодец! Как ты дотащила-то столько?!..
Не удивляйся, мой добрый читатель. Я на тот момент был уже опытным человеком советской закалки и знал, как надо обходиться с различной недозрелой экзотикой.
Весь вечер мы с женой развешивали по квартире грозди бананов. Мы подвешивали их на книжные и кухонные полки, на протянутые от двери до шкафа и от шкафа до окна верёвки, на гардинные карнизы и даже на люстру. В итоге наша квартира приобрела вполне себе тропический вид. Одна из стен в нашей комнате была заклеена фотообоями с каким-то пальмово-пляжным пейзажем, и висящие грозди бананов замечательно вписались в этот антураж. Как-то по-новому – почти уже по-домашнему – слушалось в этой обстановке и старое доброе «Радио Гонолулу». Дело было сделано. Теперь оставалось лишь терпеливо ждать.
Через неделю мы съели первый, ещё чуть недоспелый, банан. Ещё через неделю созрела первая гроздь. А потом бананы начали созревать лавинообразно.
Наша квартира наполнилась восхитительным, ни с чем не сравнимым, совершенно южным сладким ароматом. Мы срывали бананы по одному и парами, и целыми гроздьями и ели, и ели, и ели...
Недавно на даче, на чердаке, я наткнулся на сложенные в углу те самые, орловские, книжные полки. На их боковинах ещё кое-где сохранились остатки чёрной суровой нитки, на которую мы с женой в том памятном году подвешивали зелёные банановые грозди. Ах, слёзы памяти! Нету вас слаще!..
В другой раз, помнится, в Орловку завезли грейпфруты.
Жена, уже имея богатый банановый опыт, набрала их тоже от души – больше десяти килограмм. Её ничуть не смутил тот факт, что привезённые грейпфруты были зелёными, как огурцы.
Грейпфруты, к сожалению, не могут доспевать так же, как бананы. Но способ употребления этих недозрелых цитрусовых мы тоже нашли.
Неочищенный грейпфрут разрезается по экватору, и срезы обеих половинок обильно присыпаются сахарным песком. Полученный натюрморт оставляется на ночь (на несколько часов), – за это время сахарный сироп успевает пропитать мякоть грейпфрута. Потом берётся чайная ложечка, и мякоть выедается прямо из кожуры, как из миски. Не знаю, как по нынешним привередливым временам, но тогда – под общую фруктовую голодуху, помноженную на всегдашний орловский авитаминоз, – получившееся блюдо пошло на ура!
А перед Новым 1990 Годом в Орловку привезли мандарины.
Мандарин завезли не очень много, и было сразу же объявлено, что давать их будут не больше, чем по два килограмма в одни руки. Тем не менее всё равно оставалась угроза того, что на всех не хватит, и поэтому жена отправилась занимать очередь в пять утра. Терпеливо простояв четыре часа на морозе, она после открытия овощного в первой двадцатке попала в магазин.
В магазине пахло мандаринами! В одном из углов высился штабель фанерных ящиков с заветным логотипом: «MAROC». Рот сразу же наполнился слюной.
К прилавку выстроилась извилистая очередь. Народ, оживлённо переговариваясь, принялся считать деньги и расправлять авоськи. С треском вскрыли первый ящик.
Но тут в магазине появился замполит полка. Подойдя к заведующей, он что-то сказал ей на ухо и отдал ей какие-то списки. Потом повернулся к очереди. Очередь, предчувствуя нехорошее, притихла.
– Внимание!.. – сказал замполит. – Внимание!.. Командование гарнизона приняло решение. Ввиду того, что мандарин привезено мало, отпускать мандарины будут только тем, у кого есть дети. По одному килограмму на каждого ребёнка. Списки – у продавца. Всем остальным – по остаточному принципу.
В магазине сразу же поднялся многоголосый гвалт. Бездетные кричали от негодования, имеющие детей – с одобрением...
Вечером я вновь застал свою жену заплаканной.
– Я – в пять утра!.. – всхлипывая на моём плече, возмущалась она. – А они!.. Ну, я что ж, не понимаю?! Ну, дети!.. Но хоть бы по полкило!.. – жена ещё совсем недавно сама вышла из детского возраста, и потому обида, нанесённая ей, была горька и безутешна...
Чтобы хоть как-то успокоить расстроенную супругу, мы с ней в ближайшие выходные предприняли вылазку в Благовещенск, надеясь там купить хоть немного мандарин. Но в благовещенских магазинах за мандаринами стояли такие сумасшедшие очереди, что нам, имевшим в своём распоряжении всего несколько часов от поезда до поезда, соваться туда было совершенно бессмысленно.
Зато нам удалось купить две бутылки шампанского к новогоднему столу, что по тем непростым временам уже было большим достижением. Разжились мы также шоколадными конфетами и целой палкой «докторской» колбасы, так что, в целом, поездку в областной центр можно было считать удачной.
Такие вот поездки за продуктами были для нас делом привычным. Чаще всего, конечно, мы ездили в Серышево. Там тоже, впрочем, с продуктами было не ахти, и для того, чтобы купить что-нибудь сто́ящее, надо было знать «грибные места».
Так, мы разведали, что в серышевском военном городке, где жил лётный и наземный состав аэродрома Украинка, есть большой гастроном, в котором почти всегда можно было купить какой-нибудь «мокрой» колбасы или какого-нибудь замороженного хека (именно «или» – и то, и другое одновременно по какой-то таинственной причине в магазин не завозили). Отпускали там эти продукты тоже строго дозированно: колбасы – по полкило в одни руки, рыбу – по одному замороженному «хвосту». Кажется, – совсем мало, но если ехать вдвоём, то получалось уже более или менее прилично. В том же гастрономе часто бывали яйца и разливное подсолнечное масло.
Базара в Серышево, как такового, не было. Точнее, базар или, как их тогда называли, «колхозный рынок», был, для него даже были специально оборудованы прилавки и навесы (кстати, недалеко от того же военного городка), вот только под теми навесами и за теми прилавками всегда было пусто. А торговали «колхозники» не там, где это было удобней властям, а – в полном соответствии с рыночными законами – там, где было больше народу, то есть потенциальных покупателей. Торговые ряды, без всяких прилавков и навесов (деревянный ящик прямо на земле, а на нём, на газетке, предлагаемый товар), располагались недалеко от вокзала – вдоль дощатого тротуара, ведущего к пешеходному мосту через железную дорогу. Впрочем, выбор на этом рынке был тоже очень и очень скудным: летом – зелень да немудрёный овощ с огорода; зимой – домашняя консервация да замороженное молоко в разновеликих отвесах в форме всевозможных мисок и кастрюль. Редкой удачей было купить на этом рынке курочку, домашний творог или, к примеру, свежую рыбу.
Ещё одно «грибное место» находилось в здании серышевского ресторана. Сам ресторан занимал в этом здании весь второй этаж, а под ним, на первом этаже, размещался магазин «Кулинария». Там, тоже почти всегда, можно было купить сливочного масла и сметаны. Правда, продавали там продукты с приличной ресторанной наценкой, но на такую мелочь никто из орловцев никогда внимания не обращал.
А теперь, уважаемый читатель, представь: в одной руке у тебя трёхлитровый бидончик, полный подсолнечного масла; в другой – сумка, в которой стоит стеклянная банка со сметаной и уже начинает плавать «в собственном соку» оттаивающий хек; на коленях – целый (пока ещё) лоток яиц, – и ты едешь в переполненном автобусе по не самой лучшей из российских дорог. Правда, захватывающий сюжет?..
В двух километрах от Орловки, со стороны Серышево, находилась деревня Верное, которая была примечательна тем, что её единственная улица была заасфальтирована. Пятьсот метров прекрасного ровного асфальта – кстати, единственного во всей округе. Все орловские велосипедисты летними вечерами съезжались сюда, чтобы насладиться быстрым и ровным (а не как обычно, по бетонным стыкам – тыгдым-тыгдым!) катанием. Но на въезде в Верное со стороны Серышево, как раз перед началом этого асфальтированного участка, в дороге зияла огроменная колдобина. Она была столь внушительна, что даже получила своё собственное наименование. «ТА колдобина!» – с уважительным придыханием говорили про неё орловцы. Много за долгую и насыщенную жизнь этой колдобины было разбито в ней рессор и амортизаторов, много было в ней оставлено глушителей и шаровых опор...