На картах не значится
Начнём с неметчины. Ну, во-первых, издав указ, Мэр Гутенштадта, ощущая себя, кроме всего прочего, ещё и рядовым жителем своего родного города, первым выходит на расчистку участка дороги перед своим домом. Вслед за своим начальником тянутся Заместитель и Полицейский, следом – все остальные жители Гутенштадта. Ну что тут может произойти интересного, неординарного? Да ничего! Тут и разговоров-то особых не будет. Ну, разве что Пессимист выразит своё мнение о том, что погода с каждым годом становится всё хуже и хуже. Ну, Оптимист выскажется в том духе, что, мол, ничего страшного, подумаешь – обыкновенный снегопад. Ну, Реалист, посмотревший с утра прогноз погоды по ARD, скажет, что, по крайней мере, на два ближайших дня обильных снегопадов не ожидается. Вот, собственно, и всё. Через час вся дорога расчищена, дело сделано, жители расходятся по домам, все довольны.
Скучно? До зевоты. Ни сюжета, ни эмоций, ни романтики.
Совсем иное дело наш родной Ухрюпинск. Тут совсем другой коленкор!
Ну, опять же, во-первых, ни Полицейский, ни Заместитель, ни тем более Мэр себя рядовыми жителями городка, разумеется, уже не считают. Ещё чего! Нашли с кем равнять! Они ж – номенклатура! Элита! Поэтому ни у кого из чиновников даже мысли такой не закрадывается – выйти помахать лопатой на свежем воздухе. Итак, все официальные лица остаются на своих официальных местах. А как там себя ведут рядовые граждане?
Оптимист, естественно, встречает очередную инициативу сверху взрывом энтузиазма и тут же... садится конструировать универсальный снегоуборочный комбайн.
– Сейчас!.. Сейчас!.. – горячечно шепчет он себе под нос, лихорадочно приделывая фанерную лопату к пылесосу. – Мы сейчас не только всю улицу уберём! Мы сейчас всю страну от снега очистим!.. Да что там страну – весь мир!..
Пессимист, наоборот, встречает указ Мэра в штыки:
– Что за хрень! – возмущённо говорит он своей жене. – В прошлом году снег чистили? Чистили! В позапрошлом году чистили? Чистили! Сколько можно?!..
Он выходит на улицу и видит Реалиста, одиноко лопатящего снег на участке дороги перед своим домом.
– Ты что делаешь?! – возмущённо орёт на него Пессимист. – Делаешь ты что?!!..
– Снег чищу, – невозмутимо отвечает Реалист. – Согласно указу.
– Ты – лох!! – орёт на него Пессимист. – Тебя опять поимели! Ты оглянись вокруг – никого ведь нет! Ты ж опять один за всех пашешь!
Реалист, опустив лопату, оглядывается. Действительно, вокруг никого. Он снимает шапку и утирает потный лоб. Морозный румянец сползает с его лица.
– Пойдём! – говорит ему Пессимист, хлопая себя по карману. – У меня есть! Обмозгуем это дело...
Они идут в дом к Реалисту (Реалист – холостяк, и у него можно спокойно посидеть) и, разлив по стаканам, начинают это дело обмозговывать.
Тем временем Оптимист выкатывает на улицу свой только что изобретённый агрегат и приступает к его ходовым испытаниям. Однако при первом же включении агрегат выпускает вонючий клуб дыма и со стуком и звоном рассыпается на запчасти...
Спустя некоторое время Мэр посылает своего Заместителя посмотреть – как исполняют горожане изданный им указ.
Заместитель выходит в город и видит наполовину расчищенный участок дороги напротив дома Реалиста и судорожно раскапывающего сугробы (в поисках разлетевшихся деталей своей машины) Оптимиста. Вернувшись в мэрию, Заместитель совершенно честно докладывает, что работы, в общем-то, ведутся, но не так интенсивно, как хотелось бы, а гражданин Пессимист вообще проигнорировал указ Мэра, что попахивает откровенным саботажем.
Мэр, почесав в затылке, издаёт второй указ, в котором предусматривает всевозможные кары для лиц, игнорирующих выполнение первого указа, и отправляет Полицейского на улицу – подгонять нерадивых и пресекать саботирующих.
Полицейский, кряхтя, отрывает от стула свой объёмный зад и идёт исполнять поручение Мэра. Напротив дома Реалиста он сталкивается с пьяным в хлам Пессимистом. Слово за слово – завязывается драка. На стороне Полицейского – закон, на стороне Пессимиста – ощущение попранной справедливости и полбутылки принятой вовнутрь «белой». Реалист сочувственно смотрит в окно. Полицейский, несколько раз ощутимо получив по морде, в конце концов скручивает Пессимиста и водворяет его в кутузку...
Тем временем Оптимист выкатывает из дома модернизированный вариант своего снегоуборочного агрегата – на этот раз на реактивной тяге от газового баллона. При включении агрегат издаёт душераздирающий скрежет, вой и мощно взрывается, поджигая дом Оптимиста и нанеся своему создателю целый ряд болезненных, хотя и не смертельных повреждений.
В городе возникает паника. Все бросаются тушить дом Оптимиста, но через какое-то время выясняется, что, по большому счёту, все спасают от наступающего огня лишь своё собственное имущество. Дом Оптимиста сгорает дотла. Огонь, сделав своё чёрное дело, потухает. Глядя на семейство покалеченного Оптимиста, печально взирающее на своё пепелище, Мэр объявляет сбор средств в пользу погорельцев и первым демонстративно жертвует рубль из своего кармана. (Вскоре непременно выяснится, что жертвовал Мэр этот рубль вовсе не из своего кармана, а с будущей получки Пессимиста: «А тому-то какая разница – всё равно ведь сидит!..»)
Между тем, за всеобщей суетой и беготнёй выясняется, что снег в городе, в общем-то, притоптали и, стало быть, указ худо-бедно, но выполнили.
Вечером, в узком номенклатурном кругу, подняв бокал с коньяком, Мэр произносит прочувствованную речь о русском характере:
– ...Русский народ, ёпть, он... непобедим!.. Он гениален!.. Из глубин веков, ёпть!.. Отцы наши!.. И пращуры!.. – переполняемый эмоциями и коньяком, Мэр слегка невнятен. – А вы видели?! Как все в едином порыве!.. Все, как один, понимаешь!.. – тяжёлая мэрова длань сотрясает стол, звенит хрусталь. – Когда русский народ прижмёт, понимаешь!.. Он, ёпть, – о-го-го!!..
– Сволочь он, этот народ... – бормочет себе под нос Полицейский, осторожно поглаживая устрашающего вида фиолетово-лиловую гулю над глазом.
Заместитель тут же выступает с инициативой отдать дом крамольщика и саботажника Пессимиста герою снегоуборочной кампании Оптимисту, пострадавшему за общее дело. Тем более что Пессимист сидит и когда выйдет – неизвестно. Впавший в восторженную ажитацию Мэр, не глядя, подмахивает новый указ...
Ну, и так далее, и тому подобное...
А вы говорите – Гутенштадт. Какой там Гутенштадт?! Гутенштадту такое и в страшном сне привидеться не может. Там, как вы помните, всё закончилось за час. Здесь же – целое действо! Повесть! Эпопея! И это только то, что случилось! А какие перспективы действия открываются впереди! Какие интриги закручиваются! Одна передача дома Пессимиста Оптимисту чего стоит! А жена Пессимиста, оказавшаяся на улице и идущая жить к единственному холостяку в городе – Реалисту?! Представляете зубодробительный сюжет – выход Пессимиста через год из кутузки?! А?! Тут даже Тарантино курит в сторонке. Причём не в затяжку... А скандал в семье Оптимиста по поводу утраченного имущества?! А неизбежный грядущий заговор Заместителя и Полицейского по смещению Мэра после выяснения происхождения того самого, злосчастного, пожертвованного Мэром, рубля?!.. Десятки сюжетов, коллизий, тем!
Нет, ребята, что хотите говорите, но всё-таки менталитет есть менталитет. Его у нас никому не отнять, а потому жизнь у нас интересная и непредсказуемая! Не то, что в каком-то там занюханном Гутенштадте!..
Но вернёмся к нашему текущему повествованию, а именно – к антиалкогольной кампании второй половины 80-х.
В 1990 году кампания эта – к слову сказать, как и все предыдущие, – бесславно закончилась, но на наш век, как говорится, хватило. Практически вся наша жизнь в Орловке прошла на фоне развернувшейся в стране бестолковой и лихорадочной борьбы за трезвость.
Впрочем, на нашей повседневной жизни эпохальные изменения, происходившие в этот период в одержимой Перестройкой державе, сказывались слабо. Да, водку и ви́на в нашем гарнизонном магазине стали продавать по талонам, но нам с лихвой хватало и нашего родного авиационного спирта. Да, продажа спиртного в магазине была теперь разрешена только с 14.00 до 19.00, но, во-первых, смотри выше, а во-вторых, если у какого-нибудь нашего доморощенного гурмана вдруг появлялось стойкое желание побаловать себя, к примеру, пятизвёздочным коньячком, то, поскольку столь утончённые люди, как правило, утренним дрожанием рук не страдают, он мог и потерпеть до установленного властями заветного времени.
Как это ни странно, но основными пострадавшими от этой борьбы за трезвость оказались наши женщины. Ведь именно они были основными потребителями слабоалкогольных напитков в нашем гарнизоне, и введение талонов на их любимые болгарские и грузинские вина было воспринято слабым полом достаточно болезненно.
Но наша советская женщина – это женщина особая. Как известно, она отличается от своих зарубежных подруг не только своей врождённой красотой, но и тем, чем отличалась птица Говорун в знаменитом мультике про девочку Алису, а именно – умом и сообразительностью. Поэтому любые жизненные трудности она воспринимает не как повод для пессимизма, но как точку приложения своих недюжинных сил и природной изобретательности.
Сразу же, по введении в Орловке талонной системы, нашими добродетельными хранительницами очагов были извлечены на свет полузабытые бабушкины рецепты всевозможных бражек и медовух и, спустя считанные недели после начала антиалкогольной кампании, чуть ли не каждое окно в гарнизоне украсилось стоящими за стеклом на подоконнике, трёхлитровыми банками – с туго натянутыми на горло резиновыми перчатками вместо крышек. Распираемые бродильными газами перчатки торчали вертикально и напоминали поднятые для голосования руки. По вечерам эти воздетые вверх руки отчётливо виднелись на фоне освещённых окон, и тогда временами казалось, что по всему гарнизону за закрытыми дверями идут какие-то тайные собрания, на которых граждане, собрав необходимый кворум, дружно достигают консенсуса.