Хранить вечно

Он опять выжидательно замолчал, переводя взгляд с одного лица на другое. Йааков под этим взглядом принялся чесаться сразу обеими руками и, не выдержав, в конце концов выпалил:

– Что?!

– Это значит, – подытожил Кефа, – что рабби, по счастливому стечению обстоятельств, вполне мог остаться после казни живым... Избитым, покалеченным, но... живым! Понимаете?!.. Он просто был без сознания. Кентурион принял его за мёртвого. И Йосэф бар-Гад с Накдимоном приняли его за мёртвого. Они обмыли рабби, завернули его в саван и положили в пещере...

– Подожди-подожди! Это как же?! – перебил Кефу Тома. – Как можно живого принять за мёртвого?! Он же хоть и не это... но он ведь дышит!

– А ты Эльазара вспомни! – Кефа потыкал большим пальцем себе за спину, как будто там стоял упомянутый им Эльазар. – Вспомни Эльазара! Его и сёстры приняли за мёртвого! И соседи все! Включая нашего горшечника! Его ведь, понимаешь, хоронили человек пятьдесят, не меньше! А он был жив! И если бы не рабби, он бы до сих пор в могиле лежал!.. Так что я вполне допускаю, что рабби могли принять за мёртвого. И похоронить... А он ночью... ну, или уже днём, в субботу, очнулся, выбрался из пещеры и ушёл!..

– Куда? – спросил Тадай.

– К кому-нибудь из друзей, – сказал Андреас. – Он ведь так и пишет в кере: «За меня не волнуйтесь, я в безопасности, у друзей». У рабби в Йерушалайме много врагов, но много и друзей... Да, – Андреас одобрительно посмотрел на своего брата, – всё вполне правдоподобно выходит. Вполне... И сейчас, получается, рабби, скорее всего, находится в доме у этих своих друзей и... и...

– И залечивает там свои раны, – закончил Кефа.

– Да! – обрадовано подхватил Йоханан, глаза его горели. – Он жив! И он у друзей! И он, оно это, пишет, чтоб мы не уходили из Йерушалайма. Это значит, он хочет нас видеть!

– Точно! – пробасил Леви. – И раз керу привёз человек Йосэфа бар-Гада, стало быть, этот Йосэф бар-Гад знает, где находится рабби!

– Андреас, – попросил Йоханан, – а покажи нам её. Оно это, керу. Ещё раз.

Андреас усмехнулся, но снова полез за пазуху и, достав керу, протянул его младшему из «братьев громовых». Тот принял письмо бережно, как некую реликвию, и, осторожно раскрыв диптих, заглянул внутрь.

– Здесь по-гречески? – спросил он, ласково гладя воск пальцами.

– Да, – подтвердил Андреас, – по-гречески. Рабби отчего-то написал по-гречески. Вероятно, посчитал, что так безопасней.

– Господи! Спасибо тебе! – прошептал Йоханан, прижимая керу к груди и смаргивая проступившие слёзы. – Спасибо! Рабби жив! Жив! – и счастливо рассмеялся.

И следом за ним засмеялись все. Гулко захохотал, задрав кустистую бороду, толстяк Леви. Заулыбался недоверчивый Тома. Захихикал, не забывая почёсываться, старший из «братьев громовых». Даже хмурый Шимон в конце концов перестал дуться, распустил морщины на лбу и, откинув голову назад – затылком на стену, облегчённо рассмеялся.

– Жив!.. Жив!.. – повторял Йоханан.

– Живой! – басил Леви. – Молодец, рабби!..

– А?! Живой?!.. – спрашивал Андреас, дёргая Кефу за рукав, и сам же себе отвечал: – Живой!.. Живой!.. Слава Богу!..

Кефа улыбался.

– Можно вэ... вопрос?!.. – перебарывая шум, подал голос до этого момента молчавший Ната́н. – Вэ... вопрос у меня!..

– Ну, – всё ещё улыбаясь, откликнулся Кефа, – давай свой вопрос.

– А рабби руки гвоздями пэ... пробили?

– Да, – кивнул Кефа, – пробили. Говорили же об этом. Ты спал, что ли?

– А эту кэ... керу написал рабби? – не обращая внимания на Кефин вопрос, продолжал Натан.

– Рабби её написал, рабби! – рассмеялся Андреас. – Натан, ну, ты, ей богу, как не от мира сего!

Кефа вдруг перестал улыбаться.

– Подожди, Андреас, – положил он руку на плечо брату. – Подожди... Натан, что ты хочешь сказать?

Все постепенно замолчали и уставились на Натана. А тот, покраснев и от всеобщего внимания заикаясь больше обычного, спросил:

– А... а... а разве м-можно  н-написать кэ... керу пэ... пробитыми руками?

Тишина, которая наступила после этого вопроса, была оглушительной. Йоханан, отняв керу от груди, смотрел на неё теперь испуганно и недоверчиво, как на вдруг ожившую и заговорившую с ним человеческим голосом жабу.

Светильник вдруг затрещал, мигнул несколько раз подряд, потом пламя его вспыхнуло вновь – ярко и чадно, выхватывая из тьмы растерянные потные лица.

– А я с самого начала чувствовал, что здесь что-то не так, – сказал Шимон, в его голосе проскользнуло даже некое удовлетворение. – Не нравилось мне это всё с самого начала.

– Вот-вот, – отозвался Тома, – и я про то же. А вы мне: давай топай в свой Ха-Галиль... Завтра все́ потопаем.

Андреас посмотрел на Кефу. Тот повернулся к Йоханану и, взяв из его влажных пальцев керу, раскрыл и заглянул вовнутрь, как будто пытаясь разглядеть в диптихе что-то ранее ускользнувшее от его внимания. Ничего нового в кере не обнаружилось – тот же воск, те же немного неровные строки крупной греческой вязи.

Кефа тяжело вздохнул:

– Натан, родной ты мой! Что же ты молчал весь вечер?! Мы тут, понимаешь, загадки решаем, а дело-то, оказывается, выеденного яйца не стоит.

– Так что, – растерянно спросил Андреас, – всё-таки, получается, чья-то шутка?

– Или шутка. Или... провокация, – подумав, сказал Кефа.

– Дерьмо!.. – с какой-то беспомощной интонацией выругался вдруг Йааков; его обычно грозное с виду лицо выглядело сейчас так, как будто старший из «братьев громовых» вот-вот расплачется. – Дерьмо собачье!.. Дерьмо и... дерьмо!

– Я его убью, – неожиданно спокойно и даже как-то буднично сказал Шимон.

– Кого это «его»? – оглянулся на него Андреас.

– Его, – Шимон кивнул на керу в руках Кефы. – Того, кто это написал. Шутника этого.

– Боюсь, что это всё-таки не шутка, – сказал Кефа, закрывая керу, обматывая её шнурком и пряча за пазуху. – Боюсь, это кто-то затевает с нами какую-то хитрую игру.

– Кто?! – злобно спросил Йааков; его лицо вновь приняло своё обычное свирепое выражение, широкие ноздри хищно раздулись. – Я порву эту мразь, как тряпку! Я ему глотку перегрызу!

Андреас махнул на него рукой.

– Кому?! Кому ты собираешься глотку грызть?! Успокойся, Йааков! Чтоб кому-нибудь грызть глотку, надо для начала разобраться – кто написал это письмо? Кто и для чего?

– Йосэфа бар-Гада надо спросить, вот что, – глядя прищуренными глазами на пламя светильника, сказал Шимон. – Он керу передал, вот его и спросить.

– За ноги подвесить этого Йосэфа надо! – сейчас же отреагировал Йааков.

– Правильно, – кивнул Шимон. – Подвесить за ноги и спросить.

– До Йосэфа бар-Гада ещё надо добраться, – возразил ему Кефа. – Отсюда до Ха-Рамы, если пешком, день пути... К тому же, – добавил он, – чтоб что-то разузнать, имеется, я думаю, способ попроще.

– У тебя есть какие-то соображения на этот счёт? – спросил Андреас.

– Я не хотел говорить... – Кефа помедлил, а потом махнул рукой. – Ладно. Чего уж теперь. Человек Йосэфа бар-Гада, кроме керы, передал мне ещё кое-что на словах... Он сказал, что Йешу просил сказать, что будет ждать меня – меня! одного! – завтра через час после рассвета в старом доме Накдимона.

– Вот как? – вскинул брови Андреас.

– Да, – кивнул Кефа. – Я теперь понимаю, что никакой Йешу меня там ждать, конечно, не будет. Но, думаю, надо всё же пойти. Пойти и на месте, понимаешь, разобраться – кто с нами шутит и, главное, для чего?!..

– Я тоже туда завтра пойду! – тут же подскочил Шимон. – И даже не думай возражать!

Кефа недовольно поморщился.

– Ты знаешь, Кефа, а он прав, – неожиданно поддержал порыв Шимона Андреас. – Двое есть двое. Двоим всё-таки сподручней. Ведь, если это не рабби, то... мало ли чего.

– Ладно, – уступил Кефа. – Хорошо. Пойдём вдвоём, – он повернулся к Шимону. – Только не вздумай брать с собой свою железяку! Понял?

– Ещё чего! – сейчас же взвился Шимон, хватаясь правой рукой за левый бок, как будто у него прямо сейчас под прилипшей к телу нижней рубахой висел его страхолюдный нож. – Я туда что, в «тали» иду играть?! Или цветочки нюхать?!

– А если это романцы нам письмо прислали? – стараясь говорить спокойно, спросил Кефа. – И возьмут тебя тёпленьким, с ножом. Который мало чем от меча отличается. И пойдёшь ты оттуда, как миленький, прямиком, понимаешь, на крест.

– Пусть сначала возьмут! – запальчиво заявил Шимон. – Я им живым не дамся!

– Вот именно! – кивнул Кефа. – Об этом и речь! И себя погубишь, и меня заодно. В общем, никакого меча!

– А ты не командуй! – прищурил глаз Шимон. – Чего это ты раскомандовался?! Иди, вон, в свой Легион командуй!.. Или ты боишься? Боишься – так и скажи!

– Короче, – теряя терпение, рубанул ладонью воздух Кефа. – Или ты идёшь без ножа, или я иду без тебя!

– Ну и пожалуйста! – заявил Шимон, отворачиваясь от Кефы. – И топай! Больно надо!.. Только потом, – добавил он, глядя через плечо, – когда романцы тебя опять в подвал потащат, не жалей. И на помощь не зови!

– Не беспокойся, не позову! – заверил его Кефа.

– А зачем мы романцам? – недоумённо спросил Тадай. – Какое им вообще до нас дело?

– Не знаю, – дёрнул плечом Кефа. – Я пока вообще ничего не знаю... и не понимаю! Идиотская какая-то история!

– А нам-то что пока делать? – спросил из своего угла Пилип.

– А вам... Вам пока ждать.

– Долго?

– Думаю, нет. Завтра, думаю, всё прояснится.

– Это я к чему... – Пилип завозился, вставая, и шагнул на свет, его рыжая борода вспыхнула благородной медью. – Прокажённый деньги за постой требует.

– О как! – удивился Кефа. – Чего это он?

– А ты не понимаешь? – усмехнулся Пилип. – Рабби больше нет. А без рабби мы ему – как верблюду пятая нога. Какой ему от нас прок? Это рабби его от проказы вылечил, а не мы. А мы ему кто?.. Спасибо, ещё хоть кормит пока...

– Да уже, можно считать, и не кормит! – тут же откликнулся Леви. – Разве ж это кормёжка?! Сегодня на обед похлёбку дали – одна вода!

– Ну, оно это, кто про что, а Леви – про жрачку! – тут же подначил толстяка Йоханан.

– Нет, правда, еда здесь совсем никудышная стала, – поддержал бывшего мытаря и Тадай. – Он своих рабов лучше кормит, чем нас.

– Так от рабов хоть польза какая-то есть, – возразил Пилип. – Рабы у него в мастерской работают. И по хозяйству. А мы что? Так – лишние рты.

Кефа поиграл желваками.

– Ладно, – сказал он. – С горшечником я поговорю. Пару дней пусть ещё потерпит. А потом мы сами уйдём... – он помолчал. – Про Йехуду так ничего и не слышно?

Андреас покачал головой:

– Нет... Как ушёл тогда со своим ящиком – вроде как за продуктами, – так и всё, с концами. Как в воду канул.

Кефа усмехнулся:

– Может, и канул. С такими-то деньжищами. Прирезали где-нибудь нашего казначея. Какой-нибудь очередной Барух Мститель. Или, к примеру, счастливчик Бар-Абба!.. Да мало ли сейчас на дорогах лихих людей.

<=                                                                                                                                           =>