Вниз, по спокойной реке...

Владимир Юринов

Вниз, по спокойной реке...

 

  Старик смотрел на дорогу.

  – Ждёшь кого? – лениво спросил Лодочник. Не было в его словах никакого любопытства – одна дежурная вежливость.

  – Эльза... – Старик зябко повёл плечами. – Боюсь, она не выдержит...

  – Женщины терпеливы... – Лодочник сидел на аккуратном, поставленном на попа берёзовом чурбачке и вырезал перочинным ножом из сочного липового брусочка забавную фигурку не то медведя, не то бегемота. – Гораздо терпеливее нас...

  – У неё больное сердце, – Старик опять посмотрел на дорогу. – Сердце... – повторил он.

  Дорога, петляя, уходила сквозь спелые пшеничные поля, ныряла в пушистую рощицу в низинке, а потом круто, издалека казалось – почти вертикально, взбиралась на гряду сизых, с жёлтыми клыками оползневых обрывов, холмов.

  – А то вернись... – в словах Лодочника явственно прозвучала усмешка.

  – И что, многие возвращаются? – не оборачиваясь, спросил Старик.

  – Бывает... – Лодочник помолчал. – Редко, но бывает.

  Старик, сутулясь, смотрел на дорогу.

  – Нет... – он снова повёл плечами. – Устал... Да и не одолеть мне холмов.

  – Да... С горы – катить, в гору – тащить... – голос у Лодочника был густой, с трещинкой, неторопливый.– А что устал, так сюда другие и не приходят... Дорога... – подытожил он.

  – Я думал, здесь более оживлённо, – Старик наконец отвлёкся от дороги и с любопытством огляделся.

  – Оживлённо – там, – Лодочник кивнул вдоль берега вверх по реке, где в зыбком мареве, на пределе видимости дрожали ажурными опорами взметнувшиеся на фантастическую высоту величественные конструкции мостов. Плыл оттуда волнами еле слышный то ли гул, то ли вой. Происходило там какое-то движение: то ли двигалось что-то по мостам, то ли сами мосты двигались, колыхаясь, сквозь серебристо-пепельное пространство.

  – Сколько их? – Старик показал в сторону мостов.

  – Было двенадцать. Сейчас – не знаю. Строят и строят... – Лодочник, прищурясь, посмотрел вдаль и, покачав головой, добавил: – Сплошной Вавилон.

  – А ты типа теперь без работы? – Старик всё ещё смотрел на мосты.

  – Ну... типа да.

  – И на что живёшь?

  – Когда как... Департамент пенсию платит.

  – Большую?

  – Хватает...

  – Жалеешь?

  – О чём?

  – О прошлой жизни. Зарабатывал, небось, хорошо?

  – ...Иногда жалею... Пусто сейчас.

  – Пусто, говоришь... А тогда, значит, было не пусто. Косяками, говоришь, шли... – Старик говорил, продолжая смотреть в сторону, и только голос у него вдруг натянулся и задрожал (Лодочник с тревогой посмотрел на него). – Полной лодкой, говоришь, возил... Не толкаемся, не толкаемся!.. – голос Старика вдруг взлетел до звона. – Не напираем! Всем места хватит! Всех отвезём!.. Деньги готовим!! Оплата при входе! Отправление по заполнению!.. А людей ты жалел?! Людей?!.. – Старик уже стоял перед Лодочником и в упор яростно смотрел на него.

  – Людей-то... – Лодочник положил нож и фигурку на землю, поднялся, аккуратно отряхнув с колен стружку, и взглянул в глаза Старику. – Я их и сейчас жалею.

   Глаза у Лодочника были странные – какие-то незащищённые, как у очкарика, только что снявшего очки. Старик с минуту буравил его взглядом, потом отвёл глаза.

  Встав, Лодочник оказался высок – одного роста со Стариком. Был он сухощав, даже, пожалуй, худ; щетинист, бос. Распахнутый ворот чёрной сатиновой рубахи, заправленной в чёрные же холщовые штаны, обнажал острые выпирающие ключицы. Необычным было лицо. Казалось бы, несочетаемые черты – широкие калмыцкие скулы, прямой римский нос и серо-голубые вологодские глаза – удачно гармонировали на нём, дополняясь шапкой густых, жёстких, чёрных, пробитых седой искрой, волос. Был он загорел до той бронзовой степени загара, какая бывает только у людей, постоянно находящихся на открытом воздухе. Напоминал он Старику почему-то сельского учителя, и только торчащие из свободных рукавов натруженные, жилистые руки с широкими мосластыми запястьями выдавали в нём работягу.

  – А ты знаешь, я тебя таким себе и представлял, – Старик виновато улыбнулся. – Точь-в-точь...

  – Ну, если ТАКИМ представлял, о чём речь?

  Старик, стерев улыбку, замер, а затем, поджав тонкие синюшные губы, невесело хмыкнул:

  – ...Ах, вон оно что... И что же? Вплоть до девушки с веслом?.. Обнажённой...

  Лодочник улыбнулся.

  – Вплоть до... Впрочем, прецедентов не было: миф – штука устойчивая.

  Старик, не мигая, смотрел на него.

  – Ну... а остальное? – он неопределённо повёл подбородком.

  Лодочник покачал головой.

  – Гораздо в меньшей степени. Ну, там... детали, оттенки... Опять же погода.

  – Да... Погода... – Старик запрокинул голову и, прищурясь, посмотрел в зенит, откуда щедро лупило лучами лимонно-жёлтое солнце. Странно, но здесь на него можно было спокойно смотреть.

  – Обычно случается дождь... – Лодочник опять уселся на чурбачок. – Нудный мелкий моросящий дождь... Впрочем, иногда и не мелкий, – подумав, добавил он.

  – Так мне, получается, повезло? – Старик двинулся к берегу.

  – Это мне повезло.

  Старик остановился.

  – ...А, ну да... – он покивал головой. – Чёрт, никак не привыкну.

  – К этому трудно привыкнуть, – Лодочник, подняв с земли фигурку, внимательно рассматривал её.

  – ...Послушай, а почему она такая?

  Лодочник оглянулся. Старик стоял на берегу и пристально смотрел на чёрную, гладкую, как будто бы маслянистую воду.

  – Река... – Лодочник неопределённо пожал плечами. – Она всегда такая.

  – И туман? – Старик показал рукой туда, где в сотне метров от берега стояла – именно стояла на воде, как совершенно невообразимой высоты забор – плотная серая стена.

  – И туман.

  – Жутко... – Старик опять зябко повёл плечами, и Лодочник понял, что это – привычка.

  – Послушай, а ты кто... по жизни? – спросил он Старика.

  – Я-то?.. Пожалуй, что – поэт, – Старик всё ещё смотрел на реку.

  – Поэ-эт?.. – недоверчиво протянул Лодочник. – И что, хороший поэт?

  – Ну... На том берегу скажут.

  – Я тебе и на этом скажу, – Лодочник резко поднялся и двинулся к Старику.

  – Разбираешься? – улыбнулся ему навстречу Старик.

  – Приходится... – строго ответил Лодочник и, подойдя вплотную, вновь пристально заглянул ему в глаза. – Так ты говоришь – поэт?..

  На этот раз Старик выдержал взгляд. Отвёл глаза Лодочник. Он вдруг схватил себя рукой за подбородок и, поспешно отвернувшись от Старика, застыл, нагнув голову и широко расставив босые ноги.

  Старик ждал.

  – ...Послушай... – хрипло сказал Лодочник и закашлялся. Старик смотрел на острые, ходящие ходуном лопатки, обтянутые чёрным, с белёсыми разводами, сатином и молчал. – ...Послушай… – с трудом удерживая кашель, выдавил наконец Лодочник. – Может быть, тебе – действительно – лучше вернуться?

  –  Даже так?.. – Старик недоверчиво покачал головой. – А как же Департамент?

  – Да чёрт с ним, с Департаментом!.. – Лодочник порывисто повернулся. – Чёрт с ним, с Департаментом!.. – горячо зашептал он, шаря блестящими глазами по лицу Старика. – Ты возвращайся, Старик!

<=

=>