И тут взорвался мир...

  Виктор промолчал.

  – А что с голосом? – наконец поинтересовался он. – Хрипишь, как... – он не нашёл сравнения.

  – Да... – вяло махнула рукой Наталья. – Ларингит, гадость такая. Задрал!.. Вторую неделю не отпускает... Чего я уже только не перепробовала!..

  – Мохом надо, – авторитетно посоветовал Виктор. – Есть такой мох – «оленьи рожки» называется. Кипятишь в молоке, двадцать минут настаиваешь, потом отвар сливаешь и пьёшь. Матушка моя всех только так и лечит. Верное дело!..

  – «Спробуй заячий помёт. Он – ядрёный. Он – проймёт», – хрипло процитировала Наталья.

  Они рассмеялись.

  – Ну вот, – сказал Виктор, – а говоришь – в стихах не разбираешься...

  В вестибюле, возле гардероба ещё топтались, одеваясь, последние зрители. Виктор взял у Натальи номерок и, получив у вежливой гардеробщицы своё пальто и Натальину шубку, вернулся к нежданно-негаданно нашедшейся однокласснице.

  – Тебе далеко? – спросил он, накидывая ей на плечи невесомое котиковое манто.

  – На левый берег. Александра Невского... – Наталья мимоходом заглянула в зеркало, поправила пальцами чёлочку и повернулась к облачающемуся в своё непослушное пальто Виктору. – Ты не волнуйся, я на машине...

  Сквозь тяжёлые, высокие двери они вышли в вечерний город. Ветра не было. Медленно падал лёгкий пушистый снег. В парке напротив белыми матовыми шарами мягко светились фонари.

  – Нам – туда, – кивнула головой Наталья. – Машина за углом. Здесь не нашла где припарковаться.

  – Может, зайдём, посидим?.. – Виктор показал на освещённые изнутри, закрытые кремовыми шторами окна ближайшей кофейни.

  – Ой, давай пройдёмся! Подышим... – Наталья взяла его под руку. – Что-то я насиделась. Душно там всё-таки, в зале.

  Негромко скрипя свежевыпавшим снегом, они двинулись по переулку. Виктор прижимал к боку локтём Натальину руку и отчего-то волновался.

  – Послушай... – наконец сказал он. – Помнишь? Как тогда – в последний раз? Ты да я. И так же падал снег... Мы ведь с тобой где-то тут и бродили...

  – Нет, – сказала Наталья, – тогда, в снег, мы бродили возле цирка. Я ещё тогда в одной джинсовой курточке была. Продрогла – страсть!

  – Да, точно... – вспомнил и Виктор. – А потом нас в ресторан не пустили. Швейцар ещё такой был – весь с ног до головы в галунах. И морда, что собачья будка... Мы тогда хотели в буфете чаю попить. Да?..

  Наталья рассмеялась:

  – Ты всё перепутал! В ресторан нас не пускали раньше, ещё в октябре. Когда мы с тобой с трудов слиняли... Ну, ты ещё потом чуть с суворовцами не подрался. На набережной...

  – Д-да... Да! Точно!.. – Виктор покачал головой. – Подумать только! Четверть века прошла!.. Целая жизнь...

Их, торопясь, обогнала затянутая в кожу молодая парочка. Виктору сразу вспомнились вагонные Череп и Чума. Он исподтишка взглянул на часы – до электрички времени оставалось ещё прилично.

  – Ты женат? – спросила Наталья. – А то я смотрю – кольца нет...

  – Да, – сказал Виктор. – Дочке скоро четыре... В марте. Двадцатого... А кольцо где-то дома лежит. Не люблю, когда что-нибудь на пальцах. Сразу после свадьбы и сдал жене на хранение... А ты? В смысле – замужем?

  – Дважды вдова, – сказала Наталья и вздохнула. – Второго мужа схоронила полгода назад.

  – Что-то случилось? – осторожно спросил Виктор.

  – Ничего не случилось, – хмыкнула Наталья. – Банальный перепой... Алкаш чёртов!.. – она сердито помолчала. – Хорошо хоть детей от него не прижила!..

  Виктор не нашёлся, что сказать.

  Они вышли на ярко освещённую и оживлённую Советскую. Наталья повернула направо.

  – Ну вот, – сказала она. – Вот и мой драндулет.

  Виктор взглянул и присвистнул – метрах в двадцати, сразу за знаком «Остановка запрещена», заехав правыми колёсами на тротуар, одиноко стоял огромный, как линкор, роскошный белоснежный «Хаммер»...

  – Ну вот... – Наталья откинула голову на подголовник; её лицо, подсвеченное снизу огоньками приборной панели, стало угловатым, поросло густыми тенями. – А потом он начал пить. Нет, он и раньше не дурак был выпить. Мог дня на три в запой уйти, легко. Но это всё как-то без последствий обходилось. Проспится, опохмелится – и опять, как человек. На месяц, на два... На полгода... А теперь уже стал пить по-страшному. До зелёных чертей, до белочки... Два раза в клинике лежал. У нас и в Германии. Ничего не помогало. Две недели, от силы три – и опять, в улёт... Я уже поняла, к чему дело идёт. Всё имущество на себя переписала. Бумаги ценные... И долю его в бизнесе...

  – А он?..

  – А ему уже всё равно, по-моему, было. Он уже тоже чувствовал, что ему не выбраться. Во всяком случае, подписывал всё без всяких разговоров... Когда чуть отпускало, ноги мне целовал, на коленях ползал, умолял, чтоб простила... Говорил, что жизнь мне загубил... Сына, вот, помог устроить – деньги просто бешеные отдал, проплатил всё наперёд лет на десять...

  – У тебя есть сын?

  – Да. Павлик. От первого брака... Он в Англии сейчас. В Бирмингеме.

  – В университете?

  – Да. Третий курс уже. Сначала в колледже учился. Там же. В интернате. А потом в университет поступил. Радиотехника и там что-то ещё, в этом духе... Способный мальчик...

  – Скучаешь?

  – Скучаю... – Наталья вздохнула. – Четыре раза в год только и видимся. Два раза он сюда приезжает. Два раза я в Англию мотаюсь... Крайний раз не приехал – на рождественские каникулы с друзьями в Австралию улетел. На Большой Барьерный риф. Он у меня ещё и дайвингист заядлый... Недавно фотографию девочки по мейлу прислал. Там же, в Австралии, познакомился. Говорит, что любит... Она – итальянка. Из Вероны. Тоже студентка... Видишь как: он – россиянин, учится в Англии, она – итальянка, учится во Франции, в Сорбонне. А познакомились в Австралии...

  – Это... – сказал Виктор. – Как её?.. Глобализация, чёрт! Всё в мире поперепуталось.

  – Да, – опять вздохнула Наталья. – Глобализация...

  Они сидели в «Хаммере» возле Натальиного дома – здоровенного, красного кирпича, двухэтажного особняка в узкой тихой улочке, что в двух шагах от набережной Волги. В машине было тепло и тихо. Работающего двигателя не было слышно совсем. Чуть шелестел климат-контроль, нагоняя в кабину тёплый воздух. На панели чейнджера весело, но беззвучно приплясывали жёлтые столбики эквалайзера – громкость была убрана полностью. Время от времени просыпающиеся «дворники» широкими взмахами счищали с лобового стекла всё ещё падающий из поднебесной черноты крупный мохнатый снег.

  – Послушай, – сказал Виктор. – А первый муж. Он... что?..

  – Андрюша?.. – Наталья улыбнулась. – Он лётчик был... Сначала с отцом в одном экипаже летал. Правым пилотом. Это ещё в Завитинске было... Высокий, красивый. Я в него тогда втрескалась до беспамятства...

  – Как в меня?

  Наталья искоса взглянула на него.

– Не ревнуй, Витенька. К покойникам нельзя ревновать... Ты у меня – первая любовь. И этим всё сказано... Какая уж тут ревность?..

– Да нет. Это я так... – смутился Виктор и, чтобы не молчать, добавил: – А я ещё удивился, когда ты вместо «последний» сказала «крайний».

– Да... – согласилась Наталья. – Что есть, то есть. Въелось. Муж как приучил, так теперь не разучиться... – она замолчала.

– ...Ну, так что?.. – немного подождав, подтолкнул Виктор. – Что там, в Завитинске?

– Ну что... – «очнулась» Наталья. – Поженились мы. Через год Павлик родился. А потом нас в Читу перевели. Андрей на левое кресло сдал¹, и его – командиром экипажа... Мы так радовались тогда... Кто ж мог знать?..

<=

=>

_____________________________________________________________________________________

1. Сдать на левое кресло – получить допуск на пилотирование в качестве командира экипажа.