Пробуждение
Толик почувствовал, как кто-то прислонился к нему сзади, и инстинктивно посторонился, давая человеку пройти, и только через секунду сообразил, что стоит он на площадке – далеко от дверей, народу в автобусе – всего ничего, и мешать кому-либо пройти он просто в принципе не может. Толик резко обернулся. За его спиной, придерживаясь рукой за верхний поручень, стоял «Дворжецкий». Глаза их встретились. «Дворжецкий» виновато и даже как-то заискивающе улыбнулся, хотел вроде что-то сказать, но, наткнувшись на Толиков взгляд, не решился, потупился и, пятясь, стал отступать назад по проходу. «Ах, ты!.. – промелькнуло у Севрюгина в голове. – ...Пидор ты голубоватый!.. Поразвелось вас!.. На нашу... на наш зад!.. – Толика захлестнула волна брезгливой ярости. – Нет, ну ты посмотри! Прямо в автобусе! Средь бела дня!..». Толик вдруг испугался, что кто-то мог видеть всю эту безобразную сцену. Он воровато огляделся. Нет. Вроде бы нет – пассажиры, занятые каждый своими мыслями, смотрели кто куда. Севрюгин послал вослед ставшему враз жутко непривлекательным «Лжедворжецкому» испепеляющий взгляд и сердито отвернулся. «Вот ведь!.. – продолжало крутиться у него в голове. – Надо же! Средь бела дня!..».
«Поликлиника», – объявил водитель очередную остановку. Двери распахнулись. Несколько пассажиров, раскрывая на ходу зонты, суетливо выбрались под косой моросящий дождь. «Лжедворжецкий» – Севрюгин искоса следил – вышел тоже и, втянув голову в плечи, торопливо прошагал под окнами к хвосту автобуса. Толик отвернулся. Глаза бы не видели этого козла! Настроение было испорчено напрочь. Толик ощущал себя так, как будто ненароком вступил в кучу дерьма. «И слово-то какое хорошее испохабили! – продолжал он кипятиться, сердито глядя перед собой. – Такой был замечательный колер!.. Теперь ведь даже совсем безобидные словосочетания, типа: "голубая мечта" или там "голубая лагуна" звучат... ну, по крайней мере, двусмысленно... А уж про "Голубой вагон бежит, качается... " – вообще – и упоминать-то страшно!»...
«Следующая – "Универсам", – предупредил водитель. – Вошедшие, оплачиваем проезд». Двери закрылись. В этот момент сзади раздался пронзительный визг тормозов, автобус ощутимо тряхнуло, и высокий женский голос тут же заполошно закричал: «Ой, мамоньки!! Уби-или!!..». Передняя дверь распахнулась. Из кабины – с испуганными глазами на меловом лице – выскочил водитель и, скатившись по ступенькам на улицу, опрометью бросился вдоль автобуса. Пассажиры задней площадки, сгрудившись возле окна, жадно рассматривали что-то внизу – под автобусной кормой, живо обмениваясь невнятными репликами. Остальные, вытянув шеи, с завистью поглядывали со своих мест на счастливчиков.
С лицом мрачнее грозовой тучи вернулся водитель. Зайдя в кабину и открыв все двери, он глухо объявил по трансляции: «Всё... Автобус дальше не пойдёт... Ждём следующего».
– Как это – не пойдёт?! Сколько ждать?! На работу опаздываем!.. – сразу в несколько голосов, вразнобой отозвался салон.
– Сколько надо – столько и ждать! – раздражённо ответил водитель, он уже стоял возле своей кабины лицом к пассажирам. – Кто сильно торопится – идите пешком! Остальные – можете ждать в автобусе, никого под дождь не выгоняю!
– Да что случилось-то?.. – запоздало поинтересовалась женщина с котом. – Товарищ водитель?
– Случилось!.. – водитель был явно не настроен на тёплое общение. – Сами выйдите да посмотрите!
Народ нехотя потянулся из автобуса. Севрюгин, помедлив, тоже вышел под дождь. Он понял, что на работу сегодня он уже окончательно опоздал.
За хвостом автобуса образовалась небольшая редкая толпа. Люди стояли полукольцом, подняв зонты и глядя себе под ноги. Толик подошёл. В центре полукольца, внизу, на мостовой, неловко подвернув под себя руки и широко раскидав по мокрому асфальту тонкие ноги, ничком лежал «Лжедворжецкий». Одного взгляда на его противоестественно вывернутую шею, на широко распахнутые стеклянные глаза было достаточно, чтобы понять даже неспециалисту – человек этот окончательно и безнадёжно мёртв. Дождь беспощадно лупил по неподвижному телу. Тонкий тёмно-красный ручеёк проворно выбирался из-под виска покойника и, смешиваясь с дождевой водой, резво сбегал к тротуару, где, совсем уже порозовев, вливался в шумливый грязный поток, что исчезал за решёткой недалёкого ливневого стока. На корме автобуса, аккурат над задним левым «стопом», краснела свежим кровоподтёком небольшая округлая вмятина. На мокром асфальте, рассыпанные вокруг тела, тускло блестели несколько крупных стеклянных осколков – явно от автомобильной фары.
– ...Он улицу переходить собирался... – вполголоса объясняла своей соседке немолодая дама под синим зонтом. – Пережидал, когда машины пройдут... А тут эта... Иномарка такая. Большая чёрная...
– БМВ. «Семёрка», – громогласно уточнил дородный дядечка в блестящем плаще – Стёкла тонированные. Номера питерские.
– ...Так вот... – уважительно дослушав «эксперта» продолжила дама. – А тут эта... бэемве... И прямиком в него. Господи, страсть-то какая! Его-то, – она кивнула на покойного, – подбросило да головой об автобус. Мозги-то так и брызнули, так и брызнули!..
– А БМВ? – жадно спросил кто-то из толпы.
– А бэемве эта, – охотно откликнулась дама, – она сразу – назад сдала и – вж-ж-ж – ходу, ходу!.. – и дама махнула свободной рукой вдоль по улице.
– Сволочи! – зло прокомментировали в толпе. – Понакупают прав и гоняют!.. Убили человека и – трава не расти!
– Номера запомнил кто? – спросил рассудительный голос.
– Да где ж их запомнишь!.. – заоправдывалась дама. – Такая страсть, такая страсть!
– Первые цифры – двадцать шесть, – уверенно заявил «эксперт». – Или двадцать восемь.
– Или восемьдесят два, – язвительно отозвался «рассудительный».
«Эксперт» возмущённо засопел, заоблизывал розовые мясистые губы, но потом как-то вдруг сдулся и в итоге промолчал.
– В милицию позвонил кто?.. – вновь спросил «рассудительный» (Толик наконец разглядел его – молодой парень в джинсовом костюме и с большим чёрным зонтом). – В «скорую»?
– «Скорая» ему уже ни к чему, – резонно отозвался рядом с Толиком крупный пожилой мужчина. – А в милицию водитель сразу позвонил.
– Молодой-то какой!.. – запричитала, промакивая глаза кончиком платка, сухонькая бабка в жёлтом полиэтиленовом дождевике. – Жил бы ишшо да жил!
Толпа притихла, рассматривая покойника.
- Надолго мы тут застряли-то? – спросил хриплый голос у Севрюгина за спиной.
– Час. А то и полтора, – «эксперт» вновь был на высоте. – Пока приедут. Пока протокол, – начал он загибать сарделькообразные пальцы. – Пока сфотографируют. Пока свидетелей опросят... Может, и все два набежит.
– Кстати, кто видел само происшествие, вы не уходите, – тихо попросил водитель, он, оказывается, стоял тут же, слева от Севрюгина и, пряча сигарету в кулаке, жадно курил. – Вот вы, женщина... – он обратился к даме. – Вы не уходите.
– А я что?!.. – сразу забеспокоилась дама. – Какой я свидетель?! Я вообще в автобусе ентом не ехала!.. Вот он всё видел! – и она торжествующе указала костлявым пальцем на «эксперта».
Тот возмущённо затряс щеками:
– Что я видел?! Женщина, вы бы не это!.. Я – вообще – без очков!
Невдалеке заулюлюкала сирена.
– Быстро домчались!.. – оценил «рассудительный». – Ну, сейчас начнётся!
Толпа заволновалась и начала стремительно размываться.
– Женщина, подождите. Куда вы?.. Мужчина! Вы, в плаще!.. – водитель беспомощно озирался. – Свидетели, останьтесь!
«Свидетели, записывайтесь!» – вспомнил классику Толик, проворно пятясь за автобусный павильон. Его почему-то разбирал смех.
Через минуту у тела пострадавшего остался только одинокий шофёр – ссутулившийся, уже насквозь промокший, с бессильно уроненными вдоль туловища руками.
Из-за угла вынырнула красно-белая «Газель» «скорой» с броской надписью «Реанимация» над лобовым стеклом и, скрипнув тормозами, замерла шагах в пяти от трупа. Сирена смолкла, но на крыше машины продолжали метаться фиолетовые огни.
Из кабины выбрался огромного роста плечистый врач. Короткий белый халат, казалось, вот-вот лопнет на его могучем, атлетическом торсе. Он вразвалку, сунув руки в карманы халата, подошёл к трупу и остановился, сосредоточенно глядя вниз. Габаритная фигура врача почти на голову возвышалась над хрупким на её фоне водителем. От задних дверей «скорой» уже широко шагали два кругломордых санитара, поспешно разворачивая на ходу брезентовые носилки. Врач что-то тихо спросил у водителя, тот кивнул и, не поднимая головы, так же тихо ответил. Врач кивнул в свою очередь и, повернувшись к санитарам, коротко что-то приказал, показывая на труп. Санитары – с одинаковыми, угрюмо-скучными выражениями лиц – опустили носилки возле потерпевшего и ловко – в четыре руки – перебросили того на брезент (голова «Лжедворжецкого» во время этого короткого «путешествия» совсем было запрокинулась и повисла на шее, как на верёвке, покачиваясь из стороны в сторону). Меньше чем через минуту задние двери «скорой» захлопнулись, укрыв за своими белыми тонированными стёклами проворных санитаров вместе с их печальным грузом. Врач, заметно качнув «Газель», тяжело забрался в кабину. До сего времени безучастно наблюдавший за происходящим водитель вдруг ожил, подскочил к машине, и, ухватившись за дверную ручку, принялся что-то эмоционально выяснять у врача. Врач, уверенно рубя воздух лопатообразной ладонью, энергично втолковывал что-то ему в ответ. Дождь гулко барабанил по крыше павильона над самой Толиковой головой, и поэтому слов он не разбирал, но разговор явно шёл на повышенных тонах. Наконец, врач сказал что-то резкое, махнул рукой, водитель автобуса отпрянул, и дверца захлопнулась. «Скорая», вновь пронзительно заголосив сиреной, резко – через двойную сплошную – развернулась поперёк движения и, полыхая фиолетовыми огнями, вскоре скрылась за пеленой дождя. Водитель, глядя ей вслед, зло сплюнул на асфальт, после чего, поёжившись, медленно поднялся в заднюю автобусную дверь. Там он сел прямо в проёме, на ступеньки, отрешённо глядя перед собой и устало свесив между коленями свои тяжёлые жилистые кисти.