Хранить вечно
– Да ладно вам! – не выдержав, обернулся от котелка Кепа, он уже опять улыбался. – Ну чего вы, в самом деле!.. Я же сказал, что больше не буду.
– Что с кашей? – строго спросил его Саксум.
– А что с кашей? Каша давно готова...
– Так чего ж ты ждёшь, кашевар хренов?! – возмутился декурион. – Ждёт он чего-то, понимаешь! Давай её на стол! Жрать-то хочется!..
Тревогу сыграли в начале третьей стражи.
Заблеяли рожки мани́пулов, зазвучали резкие отрывистые команды, загрохотали по каменным полам подбитые гвоздями солдатские кáлиги, заплясали на мрачных, выдернутых из сна лицах багровые блики поспешно зажигаемых факелов.
Саксум привёл турму на место, определённое для неё по боевому расписанию – на площадь перед южными воротами (прим Се́ртор Перпе́рна сразу же по объявлении тревоги убыл в преториум, к префекту, перепоручив командование подразделением декуриону). Спешились. На площади, залитой светом почти полной луны, да вдобавок ещё и озаряемой пламенем многочисленных факелов, было светло, людно и шумно – кроме турмы Саксума на небольшом пространстве толклись, гомонили, бряцали снаряжением ещё не менее сотни пехотинцев. Обстановка была нервная, голоса звучали или настороженно приглушённо, или неестественно громко. Пахло пылью, конским потом и сгоревшим факельным маслом.
От старшего караульной смены – здорового, плосконосого, заросшего по самые глаза чёрной курчавой бородой, детины – удалось узнать кое-какие новости. Громко шмыгая своим расплющенным носом и то и дело сплёвывая себе под ноги, детина сиплым простуженным голосом сообщил, что с час назад к воротам на взмыленных лошадях прискакал дальний дозор. А точнее, – то, что от этого дозора осталось: декурион и ещё четверо из его команды. Декурион сразу побежал будить префекта, а четверо эти с лошадей слезли – едва живые, чуть на ногах стоят. Похоже, досталось парням, причём крепко досталось. Что говорят? А ничего не говорят. Всё больше молчат. Или шипят, как те сычи. Три пустые лошади с ними прискакали: одна под седлом, а ещё у одной из брюха стрела торчит. По самое оперение вошла – с близкого расстояния, видать, били. Где они? Да вон – у коновязи. А ту, что со стрелой – ту сразу на убой повели, она теперь не жилец, её теперь только на мясо... Ах, где эти четверо? Эти вон там – под стеночкой. Сидят себе. С бледным видом.
Действительно, шагах в десяти, под стеной, сидели четверо. Точнее, сидело из них двое: один, опираясь спиной на стену, бережно баюкал висящую на перевязи, замотанную кровавой тряпкой руку; второй – со свежей, но уже подсохшей царапиной через всё лицо – сидел, скрестив ноги, на брошенном на землю седле и отрешённым, остановившимся взглядом смотрел прямо перед собой. Саксум узнал его – это был Ну́ма Аэ́лий – бывший его сослуживец, а теперь помощник одного из декурионов соседней, второй, турмы. Ещё два разведчика – это были нумидийцы – спали, лёжа прямо на земле, в пыли, завернувшись в свои плащи и положив под головы худые котомки.
Саксум подошёл и присел на корточки возле Нумы:
– Такфаринас?
Тот повернул голову, внимательно посмотрел на Саксума, а потом вновь уставился куда-то вдаль.
– Да, – помедлив, сказал он.
– Потрепали?
– ...Да.
– Далеко от крепости?
– ...Один переход... Всю ночь скакали.
– Сколько их было?
На этот раз разведчик молчал очень долго. Саксум, решив, что ответа уже вовсе не будет, хотел было подниматься, но тут Нума повернул голову и заговорил.
– Напрямую надо было уходить. Через лес. Понял? А мы вокруг холма пошли. По сухому руслу. Кто ж знал, что они уже там! – он говорил короткими, рублеными фразами, хрипло, быстро, почти без интонаций и смотрел он при этом не на собеседника, а куда-то в сторону, вбок, как будто страдал косоглазием. – Если б не лучники, отбились бы. Верховых там десятка полтора всего было. Понял? Все местные. Но лучники... И вверх по склону не уйдёшь. Осыпи. Понял? Пошли напролом... Малышу Таргу́ту стрела шею пробила. Насквозь. Так он ещё двоих зарубил после этого. Потом только упал... А у меня: три стрелы – в щите и одна – в седле. А ещё одна – рожу пропорола и в кольчуге застряла. Понял? Я её обломал, а наконечник так и остался – вот тут... – он поднял руку и стал слепо шарить у горла, под завязками плаща. – Вот тут она. Вот... Не веришь?
– Верю, – сказал Саксум. – От кого вы уходили? Ты сказал: «напрямую надо было уходить». От кого?
Взгляд Нумы наконец нашёл лицо собеседника.
– А-а, Саксум... – сказал он. – Это ты... Чего тебе? Ты что-то спросил?
– От кого вы уходили? – терпеливо повторил декурион. – Ты сказал: «напрямую надо было уходить».
– Напрямую, – подтвердил разведчик. – Через лес. А мы по сухому руслу пошли. А они уже там...
– Это я уже слышал, – сказал Саксум. – От кого вы уходили? До этого. Перед тем как попали в засаду.
– Так там целое войско, – удивлённо задрал брови Нума; от этого движения рана у него на лбу разошлась и начала кровить. – Там их целая тьма...
– Там – это где?
– Я ж говорю, – сказал Нума. – Один переход отсюда. За вторым лесом.
– Сколько их?
– Дохрена и больше. Не менее шести когорт пехоты. И конницы немерено. Четыре алы точно есть. А может, и поболе. Понял? Там ещё что-то пылило вдоль холмов. Да только сильно далеко. Не разглядеть.
– Так это что же... – Саксум встал, он почувствовал, как у него вдоль хребта потянуло острым неприятным холодком. – Это что же... Это получается... они на Тубуск идут?
– С такой силищей они могут идти прямо на Ламбессу... – глядя на него снизу вверх, с кривой ухмылкой сказал Нума Аэлий и ладонью стёр повисшие на брови капли крови. – Или на Кирту. Понял? Что им какой-то вшивый Тубуск!..
Весь следующий день прошёл в беготне и суете. Готовились к осаде.
Спешно укреплялись ворота, оборудовались подступы к ним. Заготовлялись брёвна и доски. Перед воротами копали рвы, делали насыпи, укрепляя их дёрном, поверху устанавливали рогатки и плетёные из веток щиты.
В огромных количествах запасалась вода. Город, в основном снабжавшийся водой по акведуку, идущему издалека, от горных ручьёв, теперь не мог надеяться на бесперебойное водоснабжение. Поэтому заполнялись все имеющиеся в городе ёмкости, самой большой из которых был сухой до этого дня бассейн на Форумной площади. Целая бригада, спешно сформированная из либертинов и рабов, в бешеном темпе, сменяя друг друга, рыла недалеко от загонов для скота дополнительный колодец.
Из местных жителей формировалось ополчение и многочисленные вспомогательные отряды: землекопы, водоносы, скотобои, кашевары, санитары, оружейники. Даже из рабов, обычно не привлекаемых к военной службе, были сформированы две кентурии лёгкой пехоты.
Готовились новые места в госпитале. На пустыре между казармами специально под лазарет устанавливали несколько больших кожаных палаток.
На алтаре у храма Капитолийской Троицы на Форумной площади, дабы испросить милость бессмертных богов и заручиться их поддержкой в предстоящей битве, был проведён торжественный ритуал принесения в жертву быка и очищения отрядных знамён, значков и оружия. Молились все. Сотни горячих просьб и пожеланий взлетели в этот день над Тубуском, адресованные Юпитеру Всеблагому Величайшему, Юноне и Минерве, Марсу и Виктории, Геркулесу, Фортуне, Меркурию, Фелиции, Фате, Янусу, Сильвану, Аполлону и Диане, Эпоне и Гениям императора и местности. Богов было много. Каждому из них полагались свои слова и свои подношения. Следовало тщательно следить за тем, чтобы никто из бессмертных не был обойдён вниманием. Но молились в этот день в Тубуске не только романским богам. Население городка было пёстрым, а границы Империи простирались далеко. Поэтому услышали молитвы в свой адрес и греческая Кибе́ла с египетской Иси́с, и далёкий иудейский Яхве с ещё более далёким армянским Ми́трой...