Хранить вечно

   Спешу поздравить тебя, наш победоносный Британик, с великим триумфом! Воистину, ты превзошёл в полководческой доблести самого Божественного Юлия – ведь даже ему крепкий британский орешек оказался не по зубам. Клянусь копьём Марса Мстителя, сверкающий британский алмаз – главный камень в том драгоценном ожерелье из Мавритании, Памфилии, Ликии, Ретии и Норики, которым ты всего за три года украсил шею Великой Ромы. Не сомневаюсь, твой досточтимый отец, случись ему дожить до наших дней, немало гордился бы свершениями своих сыновей, старший из которых, наш незабвенный Друз, убедительно подтвердил добытое отцом в сражениях фамильное имя «Германик», а младший – пойдя дальше, навсегда увенчал славную фамильную ветвь Клавдиев новым титулом «Британик»! Почёт тебе победитель! Пусть златокрылая Виктория вечно кружит над твоей головой, а громогласная Фама бежит впереди, усердно дуя в свою тубу!

   О твоих заморских победах уже вовсю слагают легенды. Говорят, ты разбил всё объединённое войско бриттов, имея под своим началом лишь четыре легиона. Говорят, вся кампания заняла у тебя всего полмесяца. Говорят, ты взял столько трофеев, что за ними пришлось посылать целый флот, а количество пленённых тобой британских царей исчисляется десятками. Зная твои способности, охотно верю всему этому. Особенно в скоротечность британского похода, ибо помню, насколько ты не любишь «размазывать кашу по столу» и насколько высоко ценишь девиз Великого Юлия: «Пришёл. Увидел. Победил».

   Нет, я всё-таки не перестаю удивляться изобретательности богов! Вот скажи мне, мой славный Клавдий, мог ли ты, к примеру, лет семь тому назад, когда Империей всё ещё правил твой лукавый дядя, предположить, что твой невезучий друг Агриппа, заточённый по гнусному доносу в темницу этим старым плешивым развратником, буквально через несколько месяцев станет царём? Да что там говорить! Каких-нибудь три года назад ты сам – разорённый до нищеты твоим безумным племянником, ежечасно балансирующий на грани смерти, – мог ли ты тогда представить себе, что станешь избранником Фортуны и что судьба вознесёт тебя на самую вершину славы и могущества? А наш с тобой «добрый приятель» Сенека! Мог ли этот богатей-пройдоха, любимец Меркурия, хоть на миг представить себе – сидя на отобранной у меня вилле и помыкая отобранными у меня рабами! – что совсем скоро боги отвернутся от него и он, забытый всеми, окажется в ссылке на убогой захолустной Корсике? Где теперь, не отягощённый мыслями о деньгах, может спокойно марать папирус своими пресными, как еврейский мацот, опусами. Нет, мой добрый Клавдий, нам никогда не постичь замыслы бессмертных, нечего даже и пытаться!

   И трижды, четырежды прав мудрый Вергилий: «Приятно воспоминание о невзгодах минувших»!

   Ты спрашиваешь, как я управляюсь с моим царством, не давит ли мне на темечко царский венец? Отвечаю: не давит нисколечко. Ты можешь мне не поверить, мой славный Клавдий, но царствовать оказалось не только приятно, но и, на удивление, легко. Я догадывался об этом, глядя как управляется со своими землями и со своими подданными такой олух как Антипа, но теперь убедился в этом окончательно. Я даже вывел для себя два простых правила, следуя которым, успешно повелевать сможет любой болван, каковым, безусловно, и является мой недалёкий зять. (Как-то ему теперь живётся в ссылке, в чужеземной Галлии? Небось, несладко!).

   Итак, правило первое: люби всё то, что любят твои подданные.

   Правило второе: не люби тех, кого твои подданные не любят.

   Ты не поверишь, но стоило мне только показать евреям, что я – один из них, что я чту их бога и старательно соблюдаю их обычаи, как они тут же забыли, что я – «поганый язычник», простили мне все мои прошлые «прегрешения» и принялись на все лады превозносить и восхвалять меня. Они тут же вспомнили, что я – через мою бабку Мариамну – являюсь потомком славной династии Хасмонеев, и теперь поют мне осанну и потирают руки в предвкушении чуть ли не нового Золотого Века Земли Исраэльской. Разумеется, я не спешу их в этом разубеждать.

   Что же касается второго правила, то оно ещё менее обременительное, чем первое. Надо только понять, кого не любит твой народ, и время от времени изливать его гнев на головы неугодных, громко и показательно казня пару-тройку «паршивых овец».

   Разумеется, мой славный Клавдий, эти простые правила применимы только при правлении народом простым, бесхитростным, каковым, без сомнения, и являются евреи. Что же касается твоих забот и твоих проблем, связанных с управлением Романской Империей – величайшей державой, раскинувшейся на пол-ойкумены и собравшей в своих границах десятки и сотни разнообразных племён и народов, то они, конечно, несоизмеримы с моими, и я даже не смею заглядывать в эту бездну – у меня сразу кружится голова и слабеют ноги. Да помогут тебе боги, мой венценосный друг, на твоём нелёгком, но славном поприще!

   В каждом моём письме, адресованном Марку, я не перестаю ставить тебя, мой блистательный Клавдий, своему сыну в пример. Я безмерно рад тому, что пред взором юноши всегда есть столь славный образец мудрости, доблести и великосердия, и уповаю на то, что среди тысяч и тысяч своих наиважнейших и неотложнейших дел ты хоть изредка да найдёшь малую толику времени, дабы наставить моего непутёвого отпрыска на путь истинный, вложить в его ветреную голову хотя бы несколько умных мыслей.

   И ещё с одной просьбой я осмелюсь обратиться к тебе, мой досточтимый друг. Из Ромы, из Александрии и из некоторых других городов Империи вновь стали приходить ко мне жалобы о притеснении евреев. Молю тебя, мой добросердечный Клавдий, о заступничестве. Прояви милость к моему народу. На его долю и так выпало немало страданий. Ты же помнишь, как твой злокозненный дядя по пустому навету выгнал из Города всех евреев и закрыл их молельные дома. А твой неистовый племянник, лопоухий Гай Калигула! Мало я валялся в его ногах, вымаливая пощады своему народу! Мало я унижался и терпел от него всяческие оскорбления! Благо, богам порой не чуждо обыкновенное человеческое сострадание. Им, видимо, надоело смотреть на бесчинства тирана, и карающий меч Кассия Хереи оборвал жизнь несчастного безумца. И очень вовремя! Дело ведь тогда самую малость не дошло до чудовищного кровопролития, результатом которого стало бы опустошение всей Палестины! Поэтому, мой милостивый Клавдий, уповая на твою доброту, прошу тебя лишь об одном: не допусти бесчинств, не дай в обиду малых сих, дозволь моему народу жить под широким имперским крылом по своему разумению. Ведь вреда от него никакого, а пользы своему благодетелю он принести может немало.

   Кстати, о пользе. Ты же помнишь моего младшего брата Аристобула? Так вот, его жена, Иотапа, страдает чахоткой и уже скоро как три года лечится на Сикилии. Он же перебрался в Рому и, мучимый бездельем, пустился во все тяжкие, растрачивая свои лучшие годы и полученное за женой приданое на пьянство и азартные игры. Он уже спустил на скачках не меньше таланта золота и, похоже, останавливаться на этом не собирается. На самом деле он малый неплохой, хотя и слабовольный, и умом и способностями отнюдь не обделён. Так что, если прибрать его к рукам и направить его энергию в нужное русло, то, может, и не блистая, но поприще своё он исполнит исправно. Ну, а уж верен своему покровителю он будет до последнего вздоха, это совершенно точно, это у нас в крови. Кстати, он изрядно начитан и как минимум в качестве неглупого и приятного собеседника тебе он точно понравится. Если что, найти его сможешь в моём старом доме на Эсквилине.

   Ты пишешь, что казнил Юлию Ливию. Всецело одобряю твой поступок и полагаю, что ты не сильно переживал по поводу смерти своей бессовестной и беспутной племянницы. У евреев есть пословица: «Вор всегда кончает виселицей». Так и тут. Правосудие свершилось! Сверкающий меч Немесиды наконец покарал лжесвидетельницу и отцеубийцу.

   Вот и дожили мы с тобой, мой добрый Клавдий, до тех блаженных времён, когда не мы зависим от прихоти сильных мира сего, но сами являемся сими сильными. И караем и милуем по разумению своему. Помнишь, в наши младые годы мечтали мы о делах великих и доблестных, грезили о подвигах, о славе? И вот сбылось! Чего же ещё желать? Помнишь, у Антисфеноса: «Что блаженнее всего для человека? Умереть счастливым»? Клянусь, мой добрый Клавдий, иногда мне хочется умереть. Сейчас. Мгновенно. Только успев крикнуть напоследок богам: «Боги! Спасибо вам – я счастлив!» И только мысли о моей благонравной Кипре да о моём шалопае Марке удерживают меня от непоправимого.

   P.S. Читаю сейчас «О земледелии» Колумеллы. Взялся исключительно от скуки. Но, неожиданно для себя, увлёкся. Что за прелесть! Какой слог! Никогда особо не интересовался сельским хозяйством, но когда дочитал десятый свиток, где перо автора просто-таки летит, поверишь, испытал, прям, какой-то зуд, потребность бежать в сад и, разогнав всех рабов, самому что-нибудь срочно покопать, ну, или хотя бы подрезать ветки на деревьях. А ведь я этого Колумеллу знаю – нас лет десять тому назад знакомил Лукий Вителлий. Я тогда приезжал встречать Лукия в Антиохию, куда он прибыл на должность пропретора Сирии. Вот он как раз и привёз тогда с собой этого Колумеллу – только-только избранного трибуном-ангустиклавием. Никогда бы не поверил, что из  скромного, если не сказать застенчивого, да ещё и слегка косноязычного юноши, каким он тогда был, вырастет столь блестящий писатель!

   P.P.S. Я уже запечатал керу, когда гонец привёз из Александрии печальную весть: от скоротечной лихорадки умер муж моей Береники Марк Юлий Александр. Моя дочь в пятнадцать лет сделалась вдовой. Бедная девочка! А ведь мы с Кипрой так радовались этому удачному браку.

<=                                                                                                                                              =>