Хранить вечно

   «Соларис» шёл на север, подгоняемый тем самым мягким южным ветерком, в чью честь он и получил своё звучное яркое имя. Час был ранний, солнце поднялось ещё не высоко, оно ещё полностью не выбралось из розовых пелёнок утренней дымки, и нежаркое, красноватое, заспанно жмурилось, нежась на смятой постели недалёкого берега. Над мачтой онерарии, в холодно-голубой небесной выси неподвижно висели редкие белоснежные пёрышки облаков.

   За ночь почти не продвинулись вперёд. Капитан судна, меднолицый неразговорчивый грек Мильтиадис, осторожничал и, несмотря на хорошую погоду, лишь на рассвете приказал развернуть основной парус. До этого «Соларис» сначала шёл под артемоном – небольшим прямоугольным парусом, растянутым под наклонной носовой мачтой, а потом и вовсе несколько часов пролежал в дрейфе, дожидаясь попутного ветра.

   Море было спокойным, судно почти не качало, но этого «почти» с лихвой хватило для того, чтобы две трети отряда Петроса полегли от морской болезни. Страдальцы вповалку лежали на корме судна, время от времени с трудом приподнимаясь и свешивая нечёсаные бороды за борт. Тасаэль, вид хотя и имел бледный, пока держался и даже согласился позавтракать вместе с шурином, впрочем, удовлетворившись лишь сухарём и несколькими глотками кислого вина. Петрос же ел с аппетитом, разрывая жареного цыплёнка руками и бросая кости в наглых крикливых чаек, с самого рассвета неотступно следовавших за кораблём.

   – Хороший ветер, – сказал Тасаэль, стараясь не смотреть на блестящие от жира губы шурина. – К обеду будем в Сидоне.

   – Там нас ждут?                                                    

   – Да, – кивнул Тасаэль, – пропретор предупреждён... Его зовут Квинт Антоний Стих. Я его немного знаю. Он несколько раз бывал в Кесарии. Вполне достойный муж... хотя и язычник... Мы там переночуем и завтра уйдём на Кипр, в Салами́н.

   Петрос кивнул. Он швырнул последнюю объеденную косточку птицам, допил своё вино и, вытерев руки тонкотканным полотенцем, заботливо поданным ему Дивикóном – единственным из тасаэлевых рабов, которого тот взял в плаванье, – откинулся спиной на невысокий барьер, огораживающий по краям смотровую площадку. Петрос подставил лицо ласковым лучам утреннего солнца и прикрыл глаза. Было покойно. Громко, но не раздражающе кричали чайки. Убаюкивающе поскрипывали ванты. Меднолицый Мильтиадис, заложив руки за спину, медленно прохаживался по смотровой площадке, служившей одновременно и капитанским мостиком, и мурлыкал себе под нос какую-то легкомысленную греческую песенку, в которой упрашивал некую «любезную Каллиóпу» обязательно дождаться его из плавания, по приходе из которого, он, де, не будет тратить время на пустые разговоры, а сразу же сорвёт с неё хитон и... Собственно, из подробного и откровенного перечисления всех тех забав, которыми герой-мореплаватель мечтал заняться с любезной Каллиопой, как раз и состояла вся песенка.

   Справа по борту тянулся унылый пустынный берег. Он уже начал постепенно повышаться, вздымаясь в плоское столообразное плато Кáрмель, обрывающееся чуть севернее в море одноимённым мысом. За мысом начинался небольшой уютный залив Киссóн, названный по имени впадающей в него речки. Издалека мыс напоминал припавшего на передние лапы поджарого медведя, жадно лакающего морскую воду.

   Петрос плыл этим маршрутом не впервые. Прошлый раз – а было это уже лет семь или даже восемь назад – он путешествовал в здешних краях вместе с Линосом. Тогда они добирались из Яфы в Антиохию и нанялись матросами на убогую киликийскую фасéлу – небольшое судёнышко, корпус которого был сделан из плетёных прутьев, обшитых поверху необработанными коровьими шкурами. В тот раз они до Антиохии не доплыли, судно дало течь, и им с огромным трудом удалось добраться до Птолемаиды, которую местные жители всё ещё называли Акко, – древнего портового города, расположенного в северной оконечности залива Киссон. Там они с Линосом вынужденно задержались почти на полгода, но времени даром не теряли, основав из проживавших в Птолемаиде многочисленных евреев небольшую, но дружную христианскую общину почитателей Помазанника Божьего Йешу...

   Петрос открыл глаза. Что-то изменилось. Солнце грело. Ванты поскрипывали. По-прежнему громко голосили голодные чайки. Вот только меднолицый капитан Мильтиадис больше не прохаживался, напевая себе по нос свою фривольную моряцкую песенку. Капитан стоял на правом краю мостика и, напряжённо вытягивая шею, всматривался вдаль. У Петроса вдруг заныло сто лет не беспокоившее его плечо.

   – Эй! – оглянулся Мильтиадис и, вытянув руку, указал вперёд по правому борту судна. – Эй, начальник! Глянь!.. Видишь?! Нет?!

   Тасаэль и Петрос, разом вскочив со своих мест, кинулись к нему. Петрос, взглянув туда, куда указывал капитан, ощутил в животе неприятный сосущий холодок. Вывалив из-за мыса, наперерез «Соларису» шли одна, две... пять... нет, шесть!.. шесть больших вёсельных лодок, густо заполненных людьми.

   – Рыбаки? – неуверенно спросил Тасаэль.

   Петрос покачал головой.

   – Нет. Это не рыбаки... Это по нашу душу.

   Он уже разглядел всё, что ему было нужно: это были широкие восьмивёсельные бáрки – неустойчивые и неповоротливые, но быстроходные и вместительные посудины – излюбленные «орудия лова» прибрежных пиратов. На каждом судёнышке, не считая гребцов, находились не менее двух десятков воинов – Петрос уже отчётливо видел торчащие над их головами штурмовые лестницы и длинные копья с тяжёлыми абордажными крючьями на концах.

   – Господи! Делать-то что?! – воскликнул дрожащим голосом Тасаэль.

   – В море! Поворачивай в море! Быстрей! – закричал Петрос, обращаясь к капитану.

   Но тот лишь отрицательно покачал головой.

   – Бессмысленно. Ветер попутный. Повернём в море – потеряем ход... Эй!!.. – заорал он и, заложив пальцы в рот, оглушительно свистнул. – Эй!! Ники́тас!! Кóсмас!! Нестор!! Верхний парус поднять!! Бегом!!.. Дармоеды!.. На руле!! Править строго по ветру!.. Ла́мпрос!! Всех на правый борт! Слышите?! Нет?! Всех! Готовить багры!.. Веселей! Веселей, доходяги, рот вам на бок!! Если не хотите стать кормом для рыб – веселей!..

   Твёрдый голос Мильтиадиса привёл Петроса в чувство. Он потряс головой, сбрасывая с себя невольное оцепенение, и тоже заорал, надсаживая глотку:

   – Отря-а-ад!!.. К бою!!.. Противник справа по борту!!.. Дротики, копья готовь!!.. Подъём! Подъём, слабосильная команда!!.. Лучники!! Двое – на нос, двое – на корму! Бить по гребцам! Только по гребцам! Поняли?! Бегом!!.. Гийора! Аро́н! Расставьте своих людей! Раздайте дротики! Бить с двадцати шагов! Не дальше! Целить по гребцам! Слышали?! Выбивайте гребцов!.. Пошли! Пошли! Пошли!!.. Бегом!!

   Корабль наполнился топотом и криками. «Слабосильная команда», забыв про морскую болезнь, лихорадочно готовилась к бою. Заблестели на солнце спешно надеваемые кольчуги, полетели под ноги кожаные чехлы от щитов, с дробным стуком раскатилась по палубе охапка дротиков, уроненная споткнувшимся ротозеем.

   Раскрылся, захлопав на ветру, верхний треугольный парус на вершине мачты. «Соларис» подвернул чуть левее и, со звоном принимая в правую скулу, обшитую тонкими свинцовыми листами, низкую короткую волну, стал полого уходить от берега.

   Петрос скатился вниз, под смотровую площадку, туда, где находились жилые помещения, ворвался в свою комнату, наскоро, не завязывая тесёмок, всунулся в кольчугу, выхватил из кожаного чехла щит, сорвал со стены меч и опрометью, прыгая через три ступеньки, взбежал обратно на мостик.

   Между кораблём и лодками было сейчас около двухсот шагов, и расстояние быстро сокращалось. Уже слышны были резкие отрывистые команды гортаторов, задававших ритм гребцам. Лодки были явно перегружены. Они низко сидели в воде, но всё равно двигались быстро, гораздо быстрее «Солариса».

   К Петросу подскочил бледный до синевы Тасаэль, губы у него ходили ходуном, борода тряслась.

   – Нам не уйти! – испуганно шаря по лицу шурина расширенными глазами, воскликнул он. – Не уйти! И не отбиться! Их слишком много! Что делать, Петрос?! Делать что?!

   – Прочь!! – рявкнул на него Петрос. – Пошёл! Вниз! Вниз! Чтоб я тебя не видел!..

   Тасаэль исчез.

   Лодки накатывали. Взвилась и вонзилась в борт ближней барки первая стрела.

   – Выше! Выше бери! – вновь заорал Петрос. – Лучники! Выбивай гребцов!..

   – Эй, на «Соларисе»! – раздался зычный голос с одной из лодок. – Убрать паруса!.. Всем, кто не будет сопротивляться, гарантирую жизнь! Эй, слышали?! Кто хочет жить – сложить оружие!

   – Не слушать!!..

   – Не слушайте их!!.. – одновременно закричали Петрос и капитан.

   – Кто сдастся – сдохнет первым! – громко добавил Петрос, а Мильтиадис вдогон ему выдал столь длинное и чудовищно непристойное греческое ругательство, что отставной прим посмотрел на меднолицего капитана с невольным уважением.

   Когда до ближней лодки оставалось шагов пятьдесят, сразу две стрелы, пущенные с носа корабля, попали в цель. Первая воткнулась точно в грудь переднего гребца, вторая – в плечо следующего. Раненый жалобно заверещал и опрокинулся на спину, завалившись на сидящего за ним третьего гребца. Лодку развернуло. Она резко качнулась и, зачерпнув низким бортом воду, потеряла ход.

   – Так их!! – заорал Петрос. – Видели?! Всем бить по гребцам!! По гребцам!! Дротики – к бою!!..

   Лодки шли наперерез. Уже можно было рассмотреть лица нападавших. Стрелы падали на них одна за одной, то и дело находя себе новую жертву. Закрутилась на месте и вдруг легла на борт вторая лодка. С неё горохом посыпались в воду люди.

   – Дротики!! Дротиками бей!!.. Арон!! – крикнул Петрос.

   Из-за паруса ему не был виден нос корабля, но он знал, что Арон – командир первого отделения – находится где-то там, со своими людьми, и именно там сейчас разворачивались основные события.

   С борта корабля полетели дротики.

   – Право руля!! – вдруг страшно заорал над самым ухом у Петроса Мильтиадис. – Тарань!!.. Тарань!! Ещё руль вправо!!.. Ещё!!

   Палуба скользнула из-под ног, «Соларис» накренился, и Петрос, вцепившись в перила, увидел, как передовая лодка нападавших уходит под нос корабля. Оттуда послышался многоголосый крик ужаса и затем – отчётливый хруст. А с оставшихся лодок на «Соларис» уже летели абордажные копья.

   – Руби!! Руби верёвки!! – надсаживался Петрос. – Верёвки руби!!.. Копья, мечи – к бою!!

   Но лодки уже ушли в мёртвую зону, под борт, и оттуда уже выскакивали и цеплялись за планширь, жадно впивались железными крючьями в доски палубы короткие штурмовые лестницы, и уже лезли по ним на корабль люди с оскаленными бешеными лицами. Много людей. Слишком много.

   Петрос выхватил меч и, спрыгнув с мостика, ринулся в самую гущу нападавших.

   Он сходу зарубил двоих и чуть успел прикрыться щитом от падавшего сбоку меча. Он отпрыгнул в сторону, ударил с разворотом, вновь увернулся и завертелся на месте, нанося рубящие и колющие удары, прикрываясь щитом и лишь следя, чтобы никого не оказалось сзади, за спиной.

   Один раз ему брызнула в глаза чужая кровь и он на несколько страшных мгновений ослеп.

   Один раз он поскользнулся на чьих-то ещё дымящихся внутренностях и тяжело – так, что лязгнули зубы – грохнулся на спину. Сверху тут же повалился кто-то ещё, и Петросу с огромным трудом удалось сбросить с себя мёртвое тело и вновь подняться на ноги. На него тут же налетел огромный, заросший до самых глаз чёрной бородой, пират и, ловко орудуя абордажным копьём, сорвал с руки щит, после чего, плотоядно оскалясь, стал тыкать в лицо страшным окровавленным крюком. Петрос пятился, уворачиваясь и с трудом отбиваясь мечом.

   – Х-ха!! – крикнул кто-то сбоку, и пирата буквально смело ударом тяжёлого копья.

   Это был Гийора – декан-два – тоже без щита, в разрубленной в двух местах кольчуге, с ног до головы залитый то ли своей, то ли чужой кровью.

   - Не зевай, командир!.. – проорал он, пытаясь выдернуть своё копьё из всё ещё дёргающего ногами тела противника. – Эх, драка-то какая! А?!..

   – Сзади!! – бросаясь к нему, крикнул Петрос, но не успел.

   Голова Гийоры отвалилась и упала к его ногам. А перед Петросом уже стоял новый противник – быстрый, ловкий, прикрытый щитом и блестящим тораксом, с длинным кавалерийским мечом – спатой – в отведённой для удара руке. Петрос, выставив перед собой меч, отпрыгнул назад. Краем глаза он видел, что рядом, на полу, валяется щит, но понимал, что схватить его не успеет – слишком мала дистанция и слишком стремителен его враг. Над краем щита противника Петрос видел нацеленные на него, немигающие прищуренные глаза. Враг был спокоен, он понимал, что на тесном пространстве палубы Петросу некуда от него деться. Петрос попытался уйти вбок, вдоль парусной фалы, но пират резким коротким выпадом преградил ему путь. Петрос отступил ещё на пару шагов и упёрся спиной в мачту. Противник, мгновенье поколебавшись, двинулся в атаку, но тут же упал на колени и, выронив меч, повалился лицом вниз – из его затылка, белея оперением, торчала стрела. Петрос быстро подхватил с палубы свой щит и, выпрямившись, огляделся. Бой шёл по всему кораблю. Трещали, сталкиваясь, щиты. Над головами, вспыхивая на солнце, быстро мелькали мечи. Кто-то высоким голосом протяжно кричал, зовя на помощь. Слышался тяжёлый топот, надсадное сопение, и многоголосая яростная ругань. Густо несло свежей парнóй кровью.

   На смотровой площадке, широко расставив ноги, стоял капитан Мильтиадис и умело отбивался копьём от лезущих к нему, вверх по узкой лестнице, пиратов. За спиной капитана располагались оба кормовых лучника. Они работали. Движения их были размеренны и спокойны. Они быстро, но без суеты выуживали стрелы из заплечных колчанов, не глядя клали их на тетиву и, мощным коротким движением согнув лук, били в упор по нападавшим. Видимо, именно оттуда прилетела спасшая Петроса стрела. Ещё несколько человек из корабельной команды рубились на дальнем конце капитанского мостика, отбиваясь от лезущих на него со стороны кормы по приставным лестницам разбойников.

   Капитана надо было выручать, и Петрос вдоль левого борта, где было посвободней, кинулся на корму, по ходу срубив, как молодое деревце, какого-то зазевавшегося недомерка.

   На корме было горячо. Нападавших здесь было гораздо больше, чем оборонявшихся, и участь последних была предрешена – они, человек десять-двенадцать, прижатые к рулевой балке, отбивались из последних сил. Петрос, как коршун, налетел на пиратов сзади, рубя направо и налево, и через короткое время ситуация поменялась на обратную: уже разбойники были прижаты к заднему борту и не помышляли больше ни о чём, кроме спасения. Через несколько мгновений всё было кончено: несколько пиратов прыгнули в воду, пятеро были убиты на месте, а один, отбросив меч и щит и подняв руки, упал на колени, моля о пощаде. Петрос, почти не глядя, наискосок рубанул его мечом и ногой через пролом в перилах столкнул тело за борт.

   – Эй!! – обернувшись к смотровой площадке, заорал он. – Эллада!! Держись!!..

   Приведённая Петросом к капитанскому мостику команда решила исход боя. Пиратов, несмотря на их яростное сопротивление, сначала оттеснили к борту, а затем обратили в бегство. Очень помогли при этом лучники, продолжавшие методично расстреливать разбойников со смотровой площадки. А когда последних пиратов добивали возле всё той же рулевой балки, с носа «Солариса» подоспел Арон с немногочисленными остатками своего отделения. На носу тоже всё было кончено.

   Из-под капитанского мостика приволокли двоих, пытавшихся там спрятаться, разбойников.

   – Кто вас послал? – приставив меч к груди одного из них, спросил Петрос. – Кто вам рассказал про наш корабль?

   – Мы... Я не знаю... – промычал пленный. – Старший знает... – он пошарил глазами. – Его, наверно, убили.

   – Ответ неверный... – сказал Петрос и, ткнув мечом пирату под бороду, пинком столкнул его за борт. – Ты! – положил он окровавленное лезвие на грудь второго.

   Тот, бешено вытаращив глаза, задёргался и зашепелявил:

   – Я скафу! Я фсё скафу! Только не убифай!..

   – Ну! – подтолкнул его мечом Петрос.

   – Носью! Он пфискакал носью! – давясь и выкатывая глаза ещё дальше, заторопился тот. – Пфискакал и сказал, фто утфом будет судно! С хофосей добысей!..

   – Кто?! Кто прискакал?!

   – Из Кесафии! Я его не знаю! Он из Кесафии!.. И он глафней нафего атамана! Он пфиказыфал!..

   – Имя! Имя его ты знаешь?! Ваш атаман его по имени называл?!

   Пират замотал головой так, что с его окровавленной бороды во все стороны полетели брызги.

   – Нет! Не назыфал! И я его не знаю!.. Не убифай меня! Пфошу! Пофалуйста! Я фсё сказал! Пфафда!

   – Хорошо, – сказал Петрос, отводя от его груди меч. – Я тебя не убью. Можешь идти.

   – Куда?! – снова вытаращился тот.

   – Туда, – кивнул Петрос на тёмно-синюю, с крохотными белыми барашками волн, забортную воду.

   – Но я!.. Я федь не умею плафать!

   – А ты пешком, – посоветовал Петрос. – Пешком. По дну. Здесь до берега недалеко... – и сильным толчком щита сбросив разбойника за борт, повернулся к обступившим его членам команды. – Ну?! Чего стоим?! Ещё ничего не кончилось!.. Слушать меня! Осмотреться на корабле! Всех мёртвых – за борт! Всех чужаков – живых, полуживых, полумёртвых – за борт! Наших раненых снести в одно место и перевязать!.. Мильтиадис! Эй, капитан! Скорость не снижать! Курс прежний!.. Пока прежний... Посмотри, что у нас с кораблём. Какие повреждения? И что у тебя с командой? Плыть дальше сможем?!..  Где Тасаэль?!.. Кто видел Тасаэля?!..

   Начальник экспедиции нашёлся в своей комнате, где он на пару со своим слугой Дивиконом прятался в самом дальнем углу – за большим, окованным железом, сундуком. Петрос чуть ли не за шиворот выволок зятя из его укрытия.

   – А теперь без дураков, Тасаэль! Что мы везём?! Что на самом деле в этих чёртовых корзинах?!

   – К-как что? – ёжась и запинаясь отвечал Тасаэль. – Ты же знаешь... – глаза его бегали, он явно прислушивался к тому, что делается на палубе. – А что... нападение... отбили?

   – Отбили! – отмахнулся Петрос. – ЭТО нападение мы отбили. Но думаю, оно не последнее. А теперь послушай меня! Нападение было не случайным. Понимаешь?! Кто-то из Кесарии приказал пиратам напасть именно на «Соларис»!..

   – Откуда ты знаешь?!

   – От верблюда!.. Я допросил одного из пленных. Имён он никаких, к сожалению, не назвал, но сказал конкретно, что напасть на «Соларис» им приказал человек, прискакавший ночью из Кесарии.

   – Не... не может быть... – пробормотал Тасаэль.

   – Отчего же не может?! – удивился Петрос. – По-моему, так очень даже может! Сначала кто-то очень не хотел, чтобы «Соларис» вышел в море. А теперь, когда он всё-таки ушёл из Кесарии, кто-то, понимаешь, очень хочет перехватить наш груз по дороге... Это не было случайным нападением, Тасаэль! Пираты точно знали, куда они идут и за чем! Не веришь?! А ты вспомни! Вспомни! В самом начале нападения. Что они нам кричали с лодок? Они кричали: «Эй! На "Соларисе"!..» А теперь подумай, откуда они могли знать название нашего судна?! На корабле ведь нигде не написано, что он называется именно «Соларис»! Так?! А они знали! Понимаешь?! Знали!.. Так что у нас всё-таки в трюме, Тасаэль?! Скажи мне! Хватит держать меня за болвана! Я должен знать, что мы везём! Ты же помнишь – на кону жизнь моего сына! Так что скажи мне – что мы везём?! Что?!

   – В-вазы... керамику... – промямлил Тасаэль. – Коллекцию, в общем. Ты же знаешь!

   – Знаю, – сказал Петрос. – Но я также знаю, что ни одна коллекция в мире не стоит тех усилий, которые уже затратил кто-то, пытаясь сначала не выпустить её из Кесарии, а потом захватить на полпути к Сидону. Так что скажи мне лучше правду.

   – Я говорю тебе правду! – забормотал-заторопился Тасаэль. – Просто это очень дорогая коллекция! Я же тебе говорил! Сорок тысяч денариев! Целое состояние! И это при том, что я покупал её оптом. Да-да, оптом! А если её продавать по частям, можно заработать ещё больше! Там же есть просто уникальные вещи!..

   – А ну пошли! – оборвал его Петрос.

   – Куда?! – испугался тот.

   – Пошли-пошли! – Петрос ухватил Тасаэля под локоть и потащил наружу. – Пойдём, посмотрим на твои уникальные вещи! Пойдём!..

   – Подожди!.. – упирался Тасаэль. – Постой!.. Неужели ты посмеешь?!.. Да постой же ты!

   Вытащенный на палубу, он принялся дико озираться, разглядывая следы недавнего побоища: залитую кровью палубу, лежащие повсюду трупы, валяющиеся под ногами щиты и оружие, порубленный в лохмотья такелаж. Петрос упрямо тащил зятя к расположенному за мачтой, в передней части корабля, входу в трюм.

   – Снимай печати! – подведя Тасаэля к наглухо задраенному трюмному люку, приказал он.

   – Ещё чего! – тут же взъерепенился Тасаэль. – И не подумаю!

   – Ну и ладно! – повёл плечом Петрос. – Сам справлюсь.

   Он отодвинул зятя в сторону, вытащил из ножен кинжал и принялся одну за другой срезать восковые печати.

   – Ты!.. Ты не смеешь!.. – затанцевал вокруг него Тасаэль. – Это возмутительно!.. Я... Я тебе запрещаю!

   – Я понял... – кивал Петрос, продвигаясь с ножом вокруг люка. – Понял... Ты мне запрещаешь... – он ухватился двумя руками за край люка и с натугой отвалил тяжёлую дубовую крышку. – Лезь! – кивнул он Тасаэлю на открывшееся квадратное отверстие.

   – Никуда я не полезу! – отшатнулся от люка Тасаэль.

   Но Петрос кулаком с зажатым в нём кинжалом подтолкнул его обратно.

   - Лезь!

   – Это... Это насилие! – с достоинством сказал Тасаэль. – Я пожалуюсь Агриппе! Ты будешь наказан!

   – Агриппа далеко, – отозвался Петрос, – а я рядом. Не зли меня – лезь!

   Тасаэль заткнулся и, осторожно ставя ноги, стал с опаской спускаться по крутой лестнице. Петрос, дождавшись, когда зять достигнет дна, скатился следом. Недолго думая, он схватил первую попавшуюся корзину и, с трудом втащив её в квадрат падающего сверху света, принялся торопливо вспарывать рогожную обшивку.

   – Петрос!.. Петрос, не смей! – закричал Тасаэль, хватая шурина за руку. – Там царские печати! Ты что, с ума сошёл?!.. Петрос, я прошу тебя!

   Петрос молча отстранил его плечом, продолжая вспарывать с трудом поддающуюся ножу двойную рогожу. Вскоре открылась плетёная крышка корзины. Петрос аккуратно срезал две большие печати по краям и, приподняв крышку, отложил её в сторону. Корзина была доверху наполнена древесной стружкой.

   – Знал бы я... – угрюмо проворчал за его спиной Тасаэль. – Знал бы я, что ты такой – ни за что бы не порекомендовал тебя царю... Да ты сам – хуже пирата!

   – Да, – сказал Петрос, разгребая руками стружку, – я такой. Босой, понимаешь, неподпоясанный, дёгтем перемазанный...

   На поверхности показался бок завёрнутой в тонкую ткань большой чаши. Петрос вытащил её из корзины, отряхнул от налипшей на материю стружки и аккуратно развернул. Это был крате́р – большой сосуд с двумя ручками, предназначенный для смешивания вина с водой. Петрос бережно поставил его на пол и снова склонился над корзиной. Одно за другим из-под ароматной кедровой стружки стали появляться различные керамические изделия: кубки, блюда, небольшие изящные вазы. Все они были тщательно завёрнуты в несколько слоёв ткани, а некоторые ещё и перевязаны поверху тонкой бечёвкой. Наконец из корзины была извлечена последняя вещица – большое плоское блюдо, разукрашенное плывущими сквозь водоросли лупоглазыми рыбами.

   – Ничего не понимаю!.. – бормотал Петрос, засунувшись по пояс в корзину и яростно шаря руками в оставшейся на дне стружке. – Здесь же нет ничего!

   – Ну что? Убедился? – ехидно спросил за его спиной Тасаэль. – Я ведь тебе говорил. А ты: «Лезь! Лезь! Не зли меня!»... Ну и что ты теперь скажешь Агриппе?

   Петрос наконец выбрался из корзины, стружка свисала с него клочьями, как шерсть с плохо остриженной овцы.

   – Послушай, – даже как-то жалобно обратился он к зятю, – объясни мне дураку. Я ничегошеньки не понимаю!

   – А чего тут понимать?! – удивился Тасаэль. – Я ж тебе сто раз уже говорил: коллекция там! Дорогая! ОЧЕНЬ дорогая! Ты же меня не слушаешь! Вбил себе невесть что в голову! А мы коллекцию керамики везём! Синайской керамики! Понимаешь?! Кол-лек-ци-ю!

   – Господи! – воздел руки Петрос. – Куда катится этот мир?! Нет! Куда он прикатился?! Мало того, что за какие-то глиняные миски, за какие-то черепки, цена которым две пруты за дюжину, люди готовы платить сумасшедшие деньги, так они ещё, понимаешь, убивать за эти черепки готовы! Сколько людей положили сегодня и своих, и чужих!

   – Где большие деньги – там всегда смерть ходит... – равнодушно пожал плечами Тасаэль. – Так что теперь со всем этим делать будем? – кивнул он на разорённую корзину.

   – С этим? – переспросил Петрос. – Это всё – ерунда! Закроем, по-новой обошьём, ты своей печатью опечатаешь. Главное, всё цело. Ни один ваш грёбанный черепок не пострадал... – он оглядел себя и принялся отряхиваться. – Ты мне другое скажи. Куда мы теперь?

   – Как куда?! – удивился Тасаэль. – В Сидон, конечно!

   – А если подумать? – Петрос распрямился и в упор посмотрел на зятя. – Я полагаю, нам теперь не следует соваться в Сидон. И вообще. Думаю, нам вовсе не следует плыть по утверждённому в Кесарии маршруту. Как говорится, целее будем.

   Тасаэль хотел возразить, даже открыл рот, но потом хмыкнул и принялся сосредоточенно скрести пальцем висок.

   – То, что ты говоришь, разумно... – наконец ответил он. – Разумно... Кто-то действительно охотится за нашим грузом. И этот кто-то очень хорошо осведомлён... Если нас попытались перехватить на полпути к Сидону, значит, вполне могут попытаться перехватить и где-то дальше... Да, ты прав! В Сидон нам соваться не следует!

   – И в Салами́с тоже, – добавил Петрос. – Скажи, мы можем на Кипре зайти в какой-нибудь другой порт?

   Тасаэль задумался.

   – В Пафос разве что. Там проконсулом Квинт Сергий Пауль. Он друг Агриппы. Полагаю, он нас приветит и... И там мы будем в безопасности.

   – Ну, пусть будет Пафос, – согласился Петрос. – Мне, по большому счёту, без разницы. Лишь бы груз сохранить... Ладно, давай-ка здесь всё приберём, назад запакуем да пойдём обрадуем капитана...

   Когда через четверть часа они выбрались из трюма, количество покойников на палубе заметно поубавилось. Стараясь не наступать в ещё не засохшие лужи крови, они пробрались к кормовой надстройке. Из её окон слышались стоны раненых, которых снесли сюда со всего корабля. Капитан Мильтиадис, заложив руки за спину, с невозмутимым видом прохаживался по мостику. Петрос и Тасаэль по скользкой от крови лестнице поднялись к нему.

   – Ну что, чем порадуешь, капитан? – спросил Петрос меднолицего грека.

   Тот фыркнул.

   – Радоваться особо нечему. У меня от команды осталось трое. Остальные убиты. Включая обоих рулевых... Рулевые – это потеря. Понимаешь? Нет?.. От ваших тоже мало что осталось. Девять убитых и ещё семеро раненых, из которых четверо вряд ли доживут до Сидона...

   – Мы не пойдём в Сидон, капитан, – перебил его Петрос.

   – То есть как это «не пойдём»?! – удивился Мильтиадис и вопросительно посмотрел на Тасаэля. – А куда же мы тогда?

   – На Кипр, – сказал Тасаэль. – Ты сможешь привести нас на Кипр, капитан? В Пафос.

   – В Па-афос... – протянул Мильтиадис и в задумчивости принялся обеими руками чесать в своей густой чёрной шевелюре. – А почему не в Сидон? У нас же раненые. Да и «Соларис» подлатать не помешало бы. Нет?

   – А в Сидоне нас, скорее всего, ждут, – сказал Петрос. – Друзья-приятели наших сегодняшних гостей. Надеюсь, ты не хочешь, чтобы всё это... – он обвёл рукой вокруг себя, – ещё раз повторилось в сидонском порту?

   – Да уж... – крякнул капитан. – Такого и врагу не пожелаешь...

   – Ну так что, – снова спросил Тасаэль, – ты доведёшь «Соларис» до Пафоса?

   Мильтиадис наконец оставил в покое свою буйную причёску.

   – Три дня пути, – задумчиво сказал он. – Это если ветер не переменится... И если ваши люди заменят мне моих убитых матросов.

   – Заменят, – заверил его Петрос. – В этом ты можешь быть совершенно уверен. В этом ты даже не сомневайся. Ты, главное, приведи нас, понимаешь, на Кипр...

 

<=                                                                         =>