Хранить вечно

   Задержка с отплытием обрадовала и Петроса. Всё это время он жил в кесарийском дворце Агриппы, в покоях Тасаэля, наслаждаясь роскошью обстановки, редкими дорогими винами и отличной кухней, на которой кудесничал нанятый Тасаэлем за огромные деньги повар – молчаливый и надменный, как верблюд, парфянин из ми́зийского Пе́ргамона. Щедрый хозяин даже предоставил в распоряжение своему гостю и родственнику четырёх персональных рабов: пожилого негра-эфиопа и его здоровяка-сына – для оказания повседневных услуг и двух молоденьких смазливых дакиек – для ночных утех. Но больше всего Петроса радовало другое – он каждый день виделся с сыном. Марка, по высочайшему распоряжению спешно доставленного из Кфар-Нахума, поселили на царской половине, в комнатах вольнонаёмной прислуги. Покидать дворец ему было строжайше запрещено, но разрешено было гулять в малом дворцовом саду, куда Агриппа почти никогда не заходил, и где юноше-заложнику и его отцу удавалось ежедневно встречаться.

   Петрос не видел сына больше трёх лет. За это время Марк подрос, вытянулся, но, по сути, всё ещё оставался ребёнком. Годы разлуки с сыном сделали своё дело – мальчик чурался отца и держался с ним хоть и вежливо, но отчуждённо – как с уважаемым, но всё-таки посторонним человеком. Петрос прилагал все свои силы, буквально лез из кожи вон, чтобы расположить к себе сына, но лёд таял медленно, слишком медленно, так что неожиданная задержка с отплытием оказалась весьма и весьма кстати.

   В первые же дни общения с Марком выяснилась и ещё одна деталь, неприятно поразившая Петроса и давшая ему, как отцу, очередной основательный повод для самоедства – мальчик в свои тринадцать лет не умел ни читать, ни писать. План созрел сразу. Петрос отправился в город и, найдя Линоса, который вслед за своим другом перебрался в Кесарию и жил в местной христианской общине, поручил ему приодеться поприличней и снять престижное жильё где-нибудь неподалёку от дворца. Затем за очередным обедом он между делом пожаловался Тасаэлю на неграмотность своего сына. Зять, рассеянно попивая соррентийское, предложил нанять мальчику толкового наставника. Петрос за предложение с энтузиазмом ухватился и через несколько дней представил вельможному родственнику благообразного грека, сведущего в науках, почитающего еврейский Закон да к тому же ещё и проживающего в каких-нибудь двух кварталах от дворца. Грек произвёл на Тасаэля самое благоприятное впечатление – дело своё он знал твёрдо, совсем неплохо для иноземца разбирался в Писании и Законе, кроме своего родного языка прекрасно говорил и писал на арамейском и романском, был кроток и даже слегка подобострастен и, в довершении всего, ещё и совсем не жаден до денег. Тасаэль, выждав благоприятный момент, обратился к царю, и вскоре на царской половине появился новый жилец – невысокий худощавый грек с заострённым, по-птичьи узким лицом – книжник и учитель Линос из Коринфоса. Теперь Петрос, отправляясь в Рому, мог быть относительно спокоен – рядом с Марком во дворце оставался свой, надёжный и проверенный человек.

   Новую дату отплытия назначили на июльские иды – третье ава по еврейскому календарю.

   Однако и на этот раз отправиться в путь не получилось.

   За два дня до отплытия, в совершенно тихую безветренную ночь, онерария внезапно дала течь и стала довольно быстро тонуть, и только благодаря отчаянным усилиям экипажа к утру осталась на плаву, а не легла на грунт прямо возле дворцовой набережной. Скандал получился страшным. Агриппа, на рассвете прибывший на берег, собственноручно исхлестал по лицу подрядчика, руководившего ремонтом «Солариса», полагая, что это именно он виновен в случившемся. Полузатопленную онерарию, постоянно откачивая и вычерпывая из неё воду, отвели на другой конец бухты, где не было каменного причала, и с огромным трудом вытащили на пологий берег. И тут обнаружилось странное: в днище судна зияло небольшое аккуратное отверстие, явно высверленное чьими-то умелыми руками. Было спешно назначено дознание. Поначалу в содеянном заподозрили команду «Солариса». Однако перекрёстные допросы, проведённые самыми решительными методами, так и не смогли выявить причастность кого-либо из членов экипажа к случившемуся. Кроме того, более детальный осмотр показал, что отверстие в корпусе онерарии было просверлено... снаружи. Это в корне меняло всю картину произошедшего. Теперь в новом свете предстал и давешний, чуть не погубивший онерарию, пожар. В Хефер с приказом немедленно доставить на следствие стражника-ротозея были посланы гонцы, которые, однако, вернулись ни с чем. Оказалось, что провинившийся стражник ещё месяц назад был убит – зарезан прямо на улице в пьяной драке. Посчитать это случайностью мог, пожалуй, только очень наивный человек. Вывод напрашивался сам собой: кому-то очень не хотелось, чтобы «Соларис» покинул кесарийскую гавань. Кому-то хитрому, влиятельному и жестокому, да к тому же ещё достаточно хорошо осведомлённому во всех дворцовых делах.

   – Что происходит?! – наседал Петрос на Тасаэля. – Ты можешь мне объяснить?!.. Кому наше плавание поперёк горла?!..

   Но Тасаэль, сам теряясь в догадках, только разводил руками.

   – Может, кто-то хочет поссорить Агриппу с кесарем? – предположил он. – Все свои подарки императору пришлют, и только от Агриппы ничего не будет... Хотя, прямо скажем, способ странный и... ненадёжный – Клавдий и Агриппа друзья с детства, и чтобы рассориться из-за такой малости...

   – А может, дело в грузе? – прищурился Петрос. – Может, понимаешь, кто-то не хочет, чтобы наш груз попал в Италию? Ты уверен, что мы везём в Рому именно синайскую керамику?

   – Разумеется! – фыркнул Тасаэль. – Я сам в прошлом году покупал эту коллекцию в Яфе у индийских купцов. По указанию Агриппы, конечно. И сейчас её всю паковали в моём присутствии... Прекрасная коллекция, между прочим: кубки, патеры, блюда... вазы. И очень дорогая! Агриппа выложил за неё целое состояние – сорок тысяч денариев! И клянусь, она того стоит! Там есть совершенно уникальные вещи!

   – А кроме коллекции? Может, есть ещё какой-то груз?

   Тасаэль медленно покачал головой.

   – Какой? Я бы знал. Да и к тому же у нас ведь не гаýла. И не зерновоз. У нас всего-навсего малая корби́та. Так что кроме коллекции на наш «Соларис» при всём желании ничего не погрузишь. Семьдесят здоровенных корзин по три таланта весом каждая. И так бы хоть всё под палубу влезло.

   – Ого! – округлил глаза Петрос. – Семьдесят корзин! Вот это коллекция! Это же, понимаешь, целая гора посуды! В Синае после вас хоть одна миска глиняная осталась? Или вы с Агриппой всё подчистую выгребли?

   Тасаэль снова развёл руками:

   – Царский подарок...

   После всего случившегося Агриппа приказал полностью заменить экипаж «Солариса», а заодно и всю портовую стражу. Вновь отремонтированную онерарию отвели на отдельный, усиленно охраняемый причал. Кроме того, место стоянки судна теперь предусмотрительно огородили со стороны моря сетями.

   За два дня до августовских календ – восемнадцатого ава – началась погрузка на корабль. Тогда-то Петрос впервые увидел собственными глазами то, что ему предстояло охранять. Коллекция была упакована в большущие – по пояс взрослому человеку – плетёные корзины, тщательно обшитые поверху плотной рогожей. Тогда же Петрос познакомился и со своими людьми – с поступившим в его распоряжение отрядом в количестве двадцати человек.

   Отряд был разношёрстным, собранным, как говорится, с поля по зёрнышку. Двадцать человек, свезённых в Кесарию из разных концов Палестины, не знакомых друг с другом, впервые увидевших друг друга лишь накануне, абсолютно не ведающих ни о целях плавания, ни о своём предназначении. Многие из них вообще не знали о том, что им предстоит куда-то плыть, и теперь, топчась на набережной, с неприкрытым беспокойством смотрели на «Соларис» и на всю ту суету, которая неизбежно сопровождает подготовку к выходу судна в море. Были в отряде и молодые новобранцы, и опытные, повидавшие виды солдаты, и недавние отставники, ещё не разучившиеся держать в руках оружие.

   С оружием, кстати, было нехорошо. Петрос, проведя первоначальное построение, убедился, что вооружён отряд примитивно и явно недостаточно для той миссии, которую он был призван исполнять: на два десятка человек имелось лишь четырнадцать мечей, пять боевых топоров, одиннадцать копий и три десятка дротиков. У восьмерых воинов были ещё кинжалы, но зато у пятерых не было ни щитов, ни кольчуг. Поспешно назначив двух наиболее толковых отставников командирами отделений, Петрос помчался к Тасаэлю.

   – Мы что, на прогулку едем?! – ворвался он к дремлющему после завтрака начальнику экспедиции. – На ближний пляж за ракушками?! Или, понимаешь, в Дор, на базар, сандалии покупать?! Кто набирал этот сброд?! Каким местом думал тот, кто их вооружал?!

   Тасаэль недовольно поднялся с кушетки.

   – Что ты орёшь, как... ужаленный ишак? Чем ты опять недоволен?

   – Я недоволен... человеческой глупостью! – еле сдерживаясь, сказал Петрос. – В Легионе подобной... команде я бы не доверил охранять даже лагерную латрину! Половина солдат вообще не знакома друг с другом! Вторая половина боится воды пуще смерти и смотрит на корабль, как на собственную погребальную телегу! А оружие! Почему взято так мало копий и дротиков?! Почему у пятерых обалдуев нет ни щитов, ни кольчуг?! Они что, понимаешь, в качестве мишеней поедут?! Почему, наконец, в отряде нет ни одного лучника?!

   – Всё?.. – спросил Тасаэль, останавливаясь над столом и придирчиво выбирая себе персик.

   Петрос, отдуваясь, не ответил. Тасаэль наконец определился с выбором, вонзил зубы в брызнувшую соком розовую мякоть и повернулся к шурину.

   – Ты пришёл не по адресу, – медленно жуя, произнёс он. – Отряд набирал Овдья́ – военный советник Агриппы. Критерий отбора был примерно таким же, как и с тобой: отличный послужной список плюс никакого родства с дворцовой знатью, и тем более с левитами. И никакого отношения к храмовой страже.

   – Странный отбор, – заметил Петрос. – Ну да ладно, отбор отбором, это, собственно, не моё дело, но собрать отряд вместе хотя бы, понимаешь, за месяц до отплытия можно было?!

   – Нельзя, – Тасаэль кинул недоеденный персик на поднос. – Царь боится сговора... или подкупа. Отсюда все эти меры предосторожности.

   – А оружие! – продолжал горячиться Петрос. – Оружие нормальное можно было им дать?! Этот ваш Овадья, он вообще воевал когда-нибудь?! Или только в детстве, в деревянных солдатиков?!

   – А ты задай этот вопрос царю, – усмехнулся Тасаэль. – Агриппа, кстати, ждёт нас с тобой... для прощального напутствия. Дак!.. – позвал он; на пороге возник почтительно склонившийся кабикуларий. – Который час, Дак?

   – Пять часов, господин. Самое начало шестого.

   – Царь ждёт нас к полудню, – повернулся Тасаэль к шурину. – В нашем распоряжении ещё почти час. Так что успокойся... поешь, – он сделал жест в сторону стола, – выпей вина... И пойдём...

   Агриппа внимательно, не перебивая, выслушал Петроса, после чего отрицательно покачал головой:

   – Нет.

   Петрос смешался.

   – Прости, великий царь, насчёт чего конкретно «нет»?

   – Насчёт всего. По каждому твоему пункту – нет. Задерживать выход судна я больше не стану – завтра на рассвете «Соларис» должен выйти из кесарийской гавани. Менять кого-либо в отряде не разрешаю. И добавлять в отряд тоже никого не буду. Ну, а насчёт оружия – тут без проблем. Возьми всё, что считаешь нужным. Овадья распорядится.

   Стоящий по левую руку от царя военный советник – приземистый и грузный, с мясистым широким лицом, на котором постоянно сохранялось слегка брезгливое выражение, – важно кивнул.

   – А лучники?! – воскликнул Петрос. – Дай мне хотя бы четверых лучников, великий царь!

   – Нет, – повторил Агриппа. – Ты слышал?! Нет! Если тебе нужны лучники, возьми у Овадьи луки и вооружи ими хоть каждого из своих людей.

   Петрос открыл рот, закрыл, медленно выдохнул через ноздри, после чего уже почти спокойно сказал:

   – Великий царь! Чтобы из простого солдата сделать толкового лучника обычно уходит полгода. Причём последние три месяца лучник тренируется со своим персональным луком. Я могу раздать своим людям хоть по пять луков, но за те несколько часов, что остались до отхода «Солариса», они всё равно не научатся из них стрелять.

   Агриппа вопросительно посмотрел на Овадью.

   – А зачем тебе вообще лучники?! – тут же насел тот на Петроса. – Ты ведь не крепость оборонять собираешься, ты...

   – Именно! – не дал ему закончить Петрос. – Именно крепость! Для меня сейчас «Соларис» – крепость! И я его собираюсь оборонять! С момента отхода от кесарийской набережной до момента, понимаешь, прибытия в Рому. Великий царь! – повернулся он к Агриппе. – Ты ведь знаешь, на кону не только моя голова, но и голова моего сына. Поэтому я сразу говорю: без лучников я никуда не поплыву! Хочешь, казни меня прямо здесь, хочешь, отправь обратно к Йосэфу бар-Камиту, но без четверых лучников я даже не поднимусь на борт «Солариса»!

   – Ты как разговариваешь с великим царём?! – вытаращил глаза побагровевший Овадья. – Ты кому условия ставишь?! Да тебя за такие речи!..

   – Подожди... – поморщился Агриппа, он прикрыл глаза и потёр пальцами переносицу. – Что у нас здесь, в Кесарии, с лучниками?

   – Здесь?.. – красномордый Овадья медленно остывал. – У Малькиэ́ля под началом отряд. Полсотни луков... У Седого Натана в северных казармах три десятка лучников-эдомейцев... Здесь – всё... У Танху́ма Счастливчика полная сотня лучников. Но это в Хефере. Полдня пути.

   – Полдня пути... – Агриппа задумчиво постукивал по подлокотнику кресла. – Вот что... – он повернулся к военному советнику. – Давай дуй в северные казармы и возьми у Седого Натана четверых лучников. Только выбирай сам, а не тех, на кого он тебе укажет! Сам! Понял?!.. Бери их вместе с луками и стрелами – и сразу же на корабль. Никуда не заезжая! И ничего им не объясняй. И уж тем более Натану! Ничего! Скажи, мол, знать ничего не знаю – царский приказ! Ясно?.. Всё. Действуй!..

   Петрос с чувством поклонился:

   – Благодарю тебя, великий царь!.. Может, ты тогда позволишь мне высказать ещё одно предложение?

   Тасаэль сделал зверские глаза и старательно кашлянул в кулак.

   – Ничего! – отмахнулся от него Агриппа. – Чего уж теперь! Теперь уж ничего не поделаешь! У нас теперь отставные примы царями командуют! Давай, прим, раз уж сел на шею и ножки свесил, говори, чего уж там!

   – Прости, великий царь... – Петрос невольно улыбнулся – воображение тут же услужливо подбросило ему забавную картинку: он, болтая ногами, удобно сидит на шее царя. – Прости, но... Но, может, имеет смысл перенести отход «Солариса»? И отплыть не завтра утром, а нынче вечером? Погрузка в основном закончена, и...

   – Ну, тебя не поймёшь! – возмущённо воскликнул Тасаэль. – То ты предлагаешь отложить выход судна на неделю, то теперь торопишь с отходом!..

   – Погоди-погоди! – защёлкал на него пальцами Агриппа. – Погоди! Резон в его словах есть. Изменив время отхода, мы, безусловно, спутаем планы нашему недоброжелателю, кем бы он ни был. Да, прим? Ты ведь об этом думал?.. Ну вот! Так что идея сама по себе не лишена смысла. Идея интересная. Вот только... что у нас с ветром?

   – На закате ветер повернёт от берега, – сказал Петрос. – Это позволит нам уйти достаточно далеко на запад. А потом, уже в открытом море, мы повернём на север и пойдём на Сидон. Небо сегодня чистое, так что капитан без труда сможет определиться по звёздам.

   – Ну? Что скажешь?.. – повернулся царь к Тасаэлю.

   Тот молча пожал плечами.

   – Утверждаю! – грохнул Агриппа кулаком по подлокотнику. – Уйдёте сегодня на закате! Давайте оба на пристань и готовьте судно к отходу. Проверьте там всё хорошенько! Чтоб ничего не забыли! И капитана!.. Как его там?!.. Мильтиáдиса! Мильтиадиса ко мне! Живо!..

<=                                                                                             =>