Хранить вечно
– Юст, я... – вскинулся было декурион, но Такфаринас жестом руки остановил его.
– Я знаю всё, что ты можешь мне сказать. Всё! Но слова сейчас ничего не решают. Сейчас что-либо решить может только поступок... – он помолчал. – От твоего помощника я ничего путного добиться не смог. Он, и вправду, ничего не знает... Если бы знал – сказал... Тебя я решил проверить другим способом. Если ты действительно тот, за кого себя выдаёшь, для тебя не составит труда сделать то, что я тебе скажу. Если же ты не сделаешь этого...
Такфаринас не договорил. Повисла тяжёлая пауза.
– Ты хочешь, чтобы я кого-то убил, – догадался Саксум.
– Да, – сказал Такфаринас. – Другого пути решить эту проблему я не вижу.
– Кого-то из пленных легионеров.
– Да.
– И, наверное, не из простых солдат, а из командного состава легиона.
– Да... Ты, наверняка его узнаешь. Он одно время командовал в Тубуске.
– ...Я не палач, Юст, – помолчав, сказал Саксум. – Я – воин.
– У тебя нет выбора, – сказал Такфаринас. – Точнее, ты СЕЙЧАС должен сделать свой выбор. Или – или. Твоя монета стоит сейчас на ребре. И на какую сторону она ляжет – на «голову» или на «корабль» – решать тебе.
Саксум молчал.
– Этот человек, безусловно, заслуживает смерти, – сказал тогда Такфаринас. – Он пришёл в мою страну с мечом и захотел сделать меня рабом. Меня и моих детей... Он ничем не лучше тех, кто пришёл с мечом и в твою страну... Поверь мне, это – плохой человек. Его душа пуста, как высохший колодец, и черна, как безлунная ночь... Да и мне, лично, он, прямо скажу, изрядно надоел. Вот скажи, тебе бы понравилось, если бы тебе каждый день говорили, что ты – гнусный изменник и что тебя, как изменника и предателя, скоро распнут на кресте?
Саксум молчал. Маленькая ящерка – копия той, что ещё совсем недавно развлекала декуриона, – выбежала из трещины в стене и замерла, приподняв голову и настороженно блестя бусинками глаз.
– Хорошо, Юст, – сказал декурион. – Я согласен... Куда идти?
– Сюда, – как показалось Саксуму, с некоторым облегчением сказал Такфаринас и указал на низкую дверь, рядом с которой они стояли.
Саксум нагнулся и шагнул в прохладу и полусумрак дома.
Они прошли по узкому коридору и вышли во внутренний дворик, где под стеной на циновке сидели двое вооружённых мечами мусуламиев. При появлении Такфаринаса они вскочили.
– На месте? – отрывисто спросил Такфаринас.
Оба кивнули, а тот, что был повыше, что-то сказал по-нумидийски.
– Схари... – обронил Такфаринас и прошёл мимо них к ещё одной низенькой двери в противоположном конце двора. – Здесь! – кивнул он Саксуму на дверной проём.
Декурион приблизился и заглянул.
В лицо ему пахнуло вонью нечистого человеческого жилья. У дальней стены комнаты, поджав под себя ноги, сидел на грязном вытертом ковре человек. При появлении Саксума он поднял голову, вгляделся и медленно, опираясь на стену, поднялся. Грязно-белая тряпка, свисающая с его плеч, развернулась, и в тот же миг декурион узнал этого человека – перед ним стоял неопрятный, похудевший, заросший спутанной клочковатой бородой, но всё равно узнаваемый трибун-лактиклавий Гай Корнелий Рет.
Саксуму как будто плеснули в лицо кипятком. Он стиснул зубы и шагнул в комнату.
– Возьми мой меч, – в спину сказал ему Такфаринас.
Саксум только повёл плечом.
Человек, повинный в смерти Ашера, повинный в смерти ещё нескольких сот молодых солдат, которых он бросил под клинки и пики врага лишь из собственной блажи, из каприза, из желания исправить свои же собственные глупые ошибки, этот человек стоял сейчас перед декурионом и смотрел на него ввалившимися, обведёнными густой синевой, глазами. Мёртвые, слепые глаза Ашера висели на кровавых ниточках, а эти глаза как ни в чём не бывало смотрели на него! Смотрели настороженно, даже слегка испуганно, но смотрели! Они не должны были смотреть на него! Они вообще не должны были смотреть на этот мир! Не имели права! Саксум двинулся на эти глаза, и они засуетились, забегали, в них вдруг выплеснулся ужас – видимо, Гай Корнелий Рет понял, что сейчас произойдёт, понял, для чего к нему в комнату вошёл и теперь молча и страшно надвигается этот, неотвратимый, как Фатум, источающий жар ненависти и ледяной холод смерти, человек. Саксум подошёл вплотную и, преодолев вялое, ватное сопротивление чужих рук, взял голову трибуна за виски и вдавил большие пальцы в его глазницы. Гай забился и завизжал. А декурион продолжал давить пальцами в ненавистные глаза, давить, ничего не видя перед собой, не слыша безумного визга, потом стона, потом хрипа. Он давил до тех пор, пока из-под его пальцев не брызнуло горячим, а тело трибуна, дёрнувшись в последний раз, грузно обмякло...