Мера добра

   У Олега почему-то запершило в горле.

   – Мам, ты только не волнуйся. Хорошо?.. Я всё понимаю... Я к тебе на неделе обязательно заеду, – пообещал он.

   – И я! – ворвался в разговор Лёшка. – И я заеду! Папка, ты возьмёс меня к бабе Кате?

   – Это вряд ли, – сурово сказал Олег. – Хватит того, что ты дома все тарелки переколотил. Ещё и у бабушки за посуду возьмёшься.

   – Ой, ладно тебе, Олежек, – вступилась за внука бабушка, – из-за одной-то тарелки...

   – Из-за трёх, – весомо поправил Олег. – И это только за последнюю неделю...

   – Вот... – обращаясь к бабушке, развёл руками Лёшка. – Тлетилуют лебёнка.

    Екатерина Юрьевна рассмеялась:

   – Господи, Лёшенька, ты слов-то таких где набрался?

   – Магнитофон ходячий, – прокомментировал Олег. – Страшно во двор выпускать – такого принести может!.. Ну всё, мам, ладно... Пока. Целую.

   – До свидания, сына... Береги себя.

   Олег дал отбой.

   – А он у вас потешный, – подала голос Снежана. – Сколько ему?

   – Потешный, – машинально согласился Сырцов, думая о своём. – Что?

   – Сколько ему? – повторила Снежана.

    – В октябре четыре будет...

    Он перевёл взгляд на медсестру – Снежана, улыбаясь от уха до уха, цвела и пахла за своим рабочим столом. Впрочем, рабочим её стол уже можно было назвать только с большой натяжкой – от обилия разложенных и расставленных на его поверхности маникюрно-косметических причиндалов он скорее уже больше напоминал прилавок дорогого парфюмерного магазина. Олег неожиданно для себя взбеленился:

   – Так, Крутицкая! А ну-ка, ноги в руки и – марш за анализами!

   – Олег Ник...

   – Марш!!! – гаркнул Сырцов и со всей дури врезал кулаком по столешнице.

    Снежана подскочила и опрометью бросилась к дверям.

   – И чтоб пулей!! – рыкнул вдогонку Олег, потирая ушибленную руку. – ...Разноногая моя...

   – Олег Николаевич?.. 

    Человек, окликнувший Сырцова на автобусной остановке, оказался плотным невысоким, примерно сорокалетним мужчиной в чёрном пальто и чёрной широкополой шляпе, из-под которой внимательно смотрели глубоко посаженные, стального цвета глаза. Лицо у человека было сухощавое, с узким гасконским носом и чёрными, коротко постриженными усами, подковообразно обрамляющими тонкогубый рот. Напоминал он Олегу не то средней руки сицилийского мафиози, не то – французского аббата.

   – Андрей Ильич?..

   – Да. Здравствуйте, – ладонь у Андрея Ильича была твёрдой и горячей. – Рад вас видеть... Ну что, пойдём? – он сделал приглашающий жест рукой. – Здесь недалеко.

    По стеклянному надземному переходу они прошли над плотно забитым медленно тянущейся машинной массой проспектом и двинулись к возвышающейся неподалёку длинной кирпичной многоэтажке.

   Андрей Ильич оказался собеседником немногословным. На протяжении всего пути обменялись они с Олегом лишь двумя-тремя ничего не значащими дежурными фразами – об опостылевшем дожде да о набивших оскомину вечных транспортных проблемах. Впрочем, идти оказалось действительно недалеко.

   Они вошли в один из центральных подъездов и пешком поднялись на третий этаж. Пластиковая – под карельскую берёзу – квартирная дверь располагалась в торце недлинного полутёмного коридора. Номера на двери не было. Андрей Ильич позвонил, и дверь тут же распахнулась. Сырцов обалдел. За дверью, загораживая весь дверной проём, возвышалась титаническая фигура, облачённая в сине-зелёный спортивный костюм. На костюме – от косяка до косяка – располагалась, разделённая надвое приспущенной чуть ли не до пупа молнией, надпись белой вязью: OLIMPIUS. Плечи фигуры уходили в стороны – за дверные косяки; из-под верхнего обреза двери настороженно смотрели маленькие колючие глазки.

   – Свои, – бодро сказал Андрей Ильич и двинулся прямо в живот фигуре. Фигура прянула в сторону. Олег вошёл следом и оказался в просторной, застеленной бледно-кофейного цвета ковролином, прихожей. «Олимпиец» – угрюмой сине-зелёной горой – возвышался справа.  

   – Знакомьтесь, это – Толик, – представил «гору» Олегу Андрей Ильич. – Толик – наше национальное достояние, а по совместительству – бодигард... Толик, это – Олег Николаевич, наш гость.

    Толик осторожно – щепоткой – пожал протянутую Олегом руку. Ладонь у Толика была вполне ему под стать. Размером и формой она больше всего напоминала совковую лопату, да и по твёрдости вряд ли ей уступала. И вообще, чувствовалась во всей Толиковой фигуре некая сумасшедшая, просто-таки ядерная мощь. Виделся он Олегу, в лучшем случае, в чистом поле, в шеломе и кольчуге, восседающим на таком же титаническом, может даже и огнедышащем коне, а в худшем – пробирающимся сквозь ядовитые хлюпающие джунгли, облачённым в не менее ядовитый камуфляж, с разрисованным чёрными полосами свирепым лицом, многоствольной скорострельной пушкой под мышкой и жутким ожерельем из отрезанных вражьих ушей на напоминающей ствол молодого баобаба, могучей шее.

   – Пожалуйста, господа, раздевайтесь и проходите, – враз разрушив всё своё мрачное очарование, вежливо предложил Толик. – Уже практически все собрались.

    Голос у него оказался хоть и низким, но тембр имел довольно приятный и Олег, ожидавший из уст бодигарда некоего громоподобного рыка, был даже несколько разочарован.   

   Пока они с Андреем Ильичом пристраивали свои одёжки на завешанную в пять слоёв вешалку, в прихожую выплыла высокая, иссиня-черноволосая – поздних бальзаковских лет – дама с очень бледным скуластым лицом, на котором ярким пятном проступали, сочно накрашенные красным перламутром, губы. Одета дама была – во всяком случае, по Олеговым меркам – весьма экзотично: в чёрное, с золотыми драконами, кимоно и деревянные японские сандалии («дзори» – не сразу вспомнилось Олегу). В изящно согнутой, слегка отведённой в сторону, руке она держала длинный костяной мундштук со вставленной в него тонкой дымящейся сигаретой.

   – А вот и хозяйка дома, – Андрей Ильич галантно, но несколько небрежно приложился к хозяйкиной руке. – Познакомьтесь, Олег Николаевич, – обернулся он к Сырцову, – Эмма Оскаровна – наша благодетельница и ангел хранитель... Эмма Оскаровна, Олег Николаевич – «смотрящий». С Гражданки.

   Благодетельница – сверху вниз – благосклонно взглянула на Олега и царственно протянула ему свою длиннопалую, унизанную перстнями, длань. Олегу стало весело. Он тряхнул головой, щёлкнул каблуками и, преломившись пополам, звучно поцеловал воздух возле пахнущей какими-то сложными восточными пряностями руки:

   – Мадам...

   Мадам осталась довольна. Любезная улыбка тронула её карминные губы.

   – Прошу вас, господа... – низким грудным голосом откликнулась она и приглашающе повела мундштуком. – Проходите в гостиную, – и сама величественно поплыла вперёд.

    Сырцов и Андрей Ильич, пристроившись в кильватер, двинулись следом. Толик – могучим линкором – замыкал шествие.

<=

=>