Проза
«Так вот, – говорит, – дали мы ему этот молоток и говорим: показывай. Ну, он сперва, конечно, покобенился, а потом показал. Взял молоток в левую руку да по косяку ка-ак врежет! Косяк – вон, гляньте – в щепки, а он молоток выронил, руку между ног зажал и орёт...» В этом месте своего рассказа лысый Радик присел на корточки, загипсованную руку выставил вперёд, а здоровую сунул себе промеж ног, сделал плаксивое лицо и тоненько заверещал: «Мама!! Мамочка!! Да нахрена ж ты меня родила такого?!..» Палата сотряслась от хохота. Мужики ржали в голос. А ветеринар Артур Арнольдович только всхлипывал и причитал: «Тише вы!.. Ой, тише! Копчик же у меня! Мне ж смеяться больно!..» Получилось всё это у Радика действительно потешно, и я поймала себя на том, что тоже улыбаюсь. «Представляете, Алёнушка? – Радик вскочил и опять затанцевал вокруг меня. – Представляете?! Нахрена, кричит, мамочка, ты меня родила?..» «Представляю, – говорю, – это я очень даже хорошо себе представляю...» Смотрю я на этого Радика, а он цветёт и пахнет. Доволен, значит, что эффект произвёл. «Сволочь ты, Радик! – говорит тут вдруг Кука, причём очень даже спокойно говорит; я на него глянула – мама дорогая, а он уже не красный, а белый весь, как полотно. – Сволочь и трепло!» А потом дверь плечом толкнул и в коридор вышел. И тихо в палате стало. «Э-э-э... – говорит Родион Евгеньевич неуверенно. – Чего это он?.. Никак обиделся?» «Да, – говорю я, – чего это он, в самом деле? Пойду посмотрю...»
Вышла я из палаты, головой покрутила, увидела Куку в конце коридора – и за ним. Догнала уже у самой лестницы. «Кука, – говорю, – ты чего? Остынь. Не по делу, – говорю, – психуешь». А он сперва помолчал, а потом на лестницу кивнул и говорит: «Уходи». Я даже не поняла сначала. «Куда, – спрашиваю, – уходить?» А он: «Совсем уходи... И не приходи больше. Никогда». Я на него посмотрела – он стоит, губу кусает и на меня не смотрит. «Я ведь уйду», – говорю. Он молчит. «Уйду, – говорю, – и не приду больше. Никогда. Слышишь?» Он молчит. «Ну, ладно, – говорю, – смотри, как хочешь. Хозяин-барин». Он молчит. «Ладно, – опять говорю, – пока. Выздоравливай. Приятно оставаться», – и по лестнице вниз пошла. Сначала медленно пошла, потом быстрей, а потом через ступеньку запрыгала.
Очнулась уже возле метро – даже не помню, как до станции дотопала. Стою и думаю – куда ехать? Времени ещё только полпятого. И поехала на работу.
Наши, когда меня увидели, малость офигели. Белый спрашивает: «Ты чё, бро? Тебя ж до завтра отпустили!» «Отвянь! – говорю. – Не до тебя». Светик тоже высунулась: «Алёнка, ты что, никуда не поехала, что ли? А как же Кука?» «Да отстаньте вы от меня! – говорю. – Что вы ко мне привязались?! Поехала, не поехала – кому какое дело?! Хочу – еду, не хочу – не еду! Понятно?!» «Понятно, – говорит Светик. – Что ж тут непонятного? Конечно, понятно» А тут и Босс нарисовался – куда ж без него? «Алёна Викторовна, – говорит, – я же вас на сегодня отпустил. Или вы передумали? – а потом посмотрел внимательно и спрашивает: – Что-то случилось?» «Ничего, – говорю. – Ничего не случилось... А даже если и случилось. Вам-то что? Какая вам разница?! Сотрудник на рабочем месте? На рабочем. Делом занят? Занят! Что вам ещё надо?!» Босс помолчал, губу пожевал, а потом говорит: «Вы правы, Алёна Викторовна. Мне, как руководителю, от вас больше ничего не надо. Пожалуйста, продолжайте работать, не буду вам мешать». И вышел.
Ну, я на своё место плюхнулась, в монитор уткнулась и так и просидела, ничего на этом мониторе не видя, до тех пор, пока все не разошлись. Только когда у Босса в кабинете свет погас и когда наша уборщица, тётя Катя, стала у себя в подсобке вёдрами греметь, я тоже встала, комп отключила и домой пошла.
Спала я или не спала в ту ночь – не помню. Наверное, всё-таки совсем не спала, потому что чувствовала себя наутро, как побитая собака. На работу пришла, а работать не могу – колотит меня всю и вроде как даже подташнивает. Пошла на кухню, кофе себе сделала и стою за стойкой – делаю вид, что пью, хотя саму от одного запаха кофейного мутит. Минут через двадцать пришёл Белый. На меня покосился, но ничего не сказал. Сварил себе тоже кофе и сел у меня за спиной. Я через минуту про него и забыла. Вдруг чувствую – берут меня за плечи, крепко так берут, и разворачивают. Белый. Смотрит в упор, как он это умеет, и говорит: «Ну, всё, хватит, выкладывай давай!» Вот тут меня и прорвало. Уткнулась я ему в грудь, реву, а сама сквозь слёзы спрашиваю: «Белый, я, правда, дура?!.. Правда? Скажи!.. У меня что, правда, мозгов совсем нет?!..» А он меня по голове гладит и утешает: «Правда, бро, правда... Ни одной извилины... Ни единой... Темно, гулко и тараканы бегают. Если б дятлы знали, сколько у тебя в голове тараканов!..» Ну, вот так постояли мы в обнимку, я проревелась, малость успокоилась, а Белый мне и говорит: «Иди к Боссу». Я на него посмотрела удивлённо. «Ты уверен?» – спрашиваю. Он кивает: «Уверен... Только сопли подотри малость и иди». «Убьёт он меня, – говорю. – Как пить дать убьёт». «Авось не убьёт, – говорит Белый. – Ну, а ежели убьёт... Ты же знаешь, – коллектив у нас дружный, скинемся по сколько надо и похороним не хуже других». «Добрый ты», – говорю я ему. Ещё постояли. «Ладно, – говорю. – К Боссу, так к Боссу. Двум смертям не бывать... Всё, пошла умываться»...