РОСА ВОДОЛЕЯ
VI
Есть недолгая пора равновесия, очаровательные мгновения всетелесной полноты, неповторимое, легкое время надежд и свершений, когда всякий недуг так мучителен. Застарелая язва у пояса, вдруг разнывшаяся, стала нестерпима, – она вздохнула, помедлила, чувствуя неиссякаемую океаническую свежесть и мощь, и, хмурясь и радуясь одновременно, устремила на твердь могучие живительные токи, сдирая с омертвелою кожей саднящую боль. И, как всегда в экстазе радости и скорби, размягчающем дебелые ткани и стряхивающем тупую вялость, пришла ясность духа и отчетливая мысль, что только потрясениями, непрерывными чувствительными ударами можно подавить этот расползающийся гнойник. Без сокрушительных бурь и наводнений, без огненных извержений и сотрясений нет перемен. И, крепко прочесав влажною дланью урагана с гибкими пальцами смерчей шерсть саванны, укрывшую паразитов, она немного успокаивается. Что ж, если им внятен лишь язык стихий…
Как очистительна мощь огня и потопа! На обратной – ночной – стороне, где когда-то бушевало выплеснувшееся из раскаленных недр пламя и все переплавил и испепелил, сжигая скверну, внутренний жар, теперь распахнуто бездонно небо, и свежими губами гор, омытых пламенем лавы, она пьет чистейшую энергию космоса. Только она да птицы чувствуют эти живительные токи, и ее веселят их радостные трубные клики и шум крыл несчетных стай, пролетающих тут весной.
В эту мягкую пору перехода и кроткого равноденствия, когда встречаются «здравствуй» и «прощай», исчезают контрасты и пылкой летней радости не противостоит морозная трезвость, вся она озаряется тихой грустно-мечтательной улыбкой и, нежась и потягиваясь, чувствует все свое огромное, крепкое, дородное тело. Силы ровно напряжены и разлиты, ярко блистают на полюсах алмазные чаши – монолитные кристаллы чистейшей энергии, и где подмерзают, где подтаивают подле них плавучие льды, а циклоны так щедры и подвижны, и так обильно полны артерии – верховые и подземные реки, разносящие по телу влагу жизни, так безудержно-широко, как разгорающийся румянец, разливается животворное тепло и потаенное действо почв, курящихся спорами и туманами, так живоносна, свежа и мягка обволакивающая плазма океана, что на мгновение, среди тысяч забот и дел, разом ощутив всю себя – «от макушки до пят», с огненным чревом и ледяными боками, раздольем степей и простором вод, пестрыми сферами, кольцами и островками разнородной жизни – сильным, цельным, прекрасным существом, она позволяет себе удовольствие подумать: «Вот я какова… Хороша!»
Это не самолюбование. Среди мириадов живых существ, совершенствующихся в разнообразных взаимодействиях, планеты больше других сосредоточены на внутренней жизни и наращивании мощи. Ее жизнь – самоощущения, непрестанные проницающие токи, которые она живо чувствует, слышит, сознает, которыми звучит и действует. Как слышит уже ликующие хоры лесов, раскрывших жадные объятия солнцу, и мощное, страстное, от глубинных гранитов до облаков, движение инфузорий, личинок, червей, трав, дерев, зверей, людей, рыб, птиц, насекомых – несчетного сонма живых своих клеток, составляющих ее члены и органы, в которых – энергия, сила, жизнь…
Как чудесно плыть в безбрежной реке времени, струящейся вокруг и сквозь тебя, ощущая мягкую полноту зрелости и силы. Все подвижно и живо, все дышит и вибрирует, и в беглой смене зим и лет, приливов и отливов, рождений и смертей, в неустанной согласной пульсации атомов и сердец – могучий ритм исполинского организма, свершающего свою удивительную, нескончаемо долгую жизнь. Он – во всем. В фонтанах и вихрях раскаленной плазмы ядра – бушующего океана огня, могучими протуберанцами и потопом ослепительного блеска напоминающего звезду, – ее титанического пламенного мозга, управляющего одномоментно тысячей процессов и за миллиарды лет огнемыслия ставшего еще объемнее и жарче. И в таинственно-гордом молчании гор, вонзившихся острыми пиками в небо, чтобы дышать озоном и ледяными многодумными вершинами, вознесясь над громами, озирать сверкающие дали и слушать мир. И в бескрайних разливах лесов, трав, цветов, захлестнувших зелеными волнами континенты, затопивших их морями джунглей и тайги, кипящих густой неукротимой жизнью и жадно пьющих свет, чтоб питать тучное материнское лоно и благоуханно-свежим дыханием поить живоносные легкие ветры. И в знойном звоне слепящих пустынь, катящих волны барханов, курящихся миражами и пылью и столь плотно насыщенных энергией, что все другое там излишне. И в могуче-мерном дыхании океана – живой текучей плазмы, оболокшей ее жаркое тело, лучащейся и струящейся, словно жидкий свет, прозрачными токами, все проницающими, связующими, питающими, как быстрая кровь, без которой нет жизни. Вода – светлая кровь Земли, без устали посылаемая пульсирующим, как исполинское сердце, океаном – вместилищем ее колоссальной мощи и органической памяти.
Светлы и бесхитростны ее первые воспоминания… Прост и ясен был мир, увиденный бирюзовыми детскими глазами морей и океанов. Безбрежная вселенная сияла со всех сторон в очи, кружа ее в звездном хороводе, Солнце добродушно улыбалось, мягко лаская лучами, и сестры-планеты весело носились вокруг, перебрасываясь радостными вспышками. Оглядываясь на то время, она посмеивается своей наивности и легкой зависти к опекавшим и научавшим ее сестрицам, которых теперь переросла и подпитывает уже сама. Вот разгорается, как румяная заря, входящая в канал связи Венера, а она вспыхивает в ответ голубым огнем, и извивисто-длинный, прозрачный, граненый в изгибах коридор между ними озаряется полнозвучным многоцветным сиянием. Едва оно гаснет – разливается, играя гаммами и цветами, сочный поток к Юпитеру, потом открываются Меркурий, Марс, – она отлично всех чувствует и каждому, войдя в канал, посылает мощный горячий луч. От пламенного Солнца – по блистающим еще ослепительней протокам – льются непрерывные светозвучные реки, и все пространство играет, сверкает и переливается, как многогранный хрусталь. Уже в ту пору, научившись тонкому слуху и зрению, она была поражена фантастической картиной космоса, сиянием и блеском его кристаллов с их прозрачно-зеркальными гранями, многокрасочными световыми всплесками и волшебной игрой цветов неземной красоты и силы, сопровождаемой столь же гармоничными аккордами «музыки сфер» – бессчетных светомелодий вспыхивающих и вьющихся тут и там каналов, пронизывающих весь сверкающий простор…
Эту чарующую красоту, неощутимую материальным зрением глаз-океанов, она увидела зрением души. Вся вселенная была из энергетических кристаллов – прозрачных семигранников, плотно, как ячейки сот, заполняющих безграничное пространство. Лучи, свободно проницая его семеричную поликристаллическую структуру перпендикулярно граням, отражаются, падая на них под углом, из-за чего энергопотоки не прямолинейны, а растекаются извилистыми «коридорами», периодически соединяя движущиеся объекты. Так взаимодействуют, обмениваясь энергиями, Солнце и планеты, и светила звездных систем, и галактики, – неисчислимыми каналами, как кровеносной системой, пронизан весь сотканный из кристаллов космический организм, и пульс его энергообращения – единый ритм Вселенной, в котором бьются сердца звезд, и планет, и людей, и это энергетический пульс Бога…
Полет меж тем строг и неудержим, все больше ее наклон к Солнцу, все жарче работа обновления. Зеленая волна, докатившаяся до кромки тундр, – как первый весенний загар, и ей отрадно, как сладко и вольно, сквозь разъятые девственно поры, дышит влажная кожа почв, возгоняя тугие стебли, как свежа и густа поросль долин, омытая росами и напоенная озоном гроз, как необузданна, вездесуща и плодовита жизнь, волны которой она чувствует тонко и остро, мгновенно улавливая сбои равновесия, изменения популяций и ареалов, и, чутко оценив биогеоценозы, устраняет постепенно дисбалансы, нейтрализует яды, меняет условия, беспокоясь, чтобы восполнились необходимые энергии, чтобы забил где-то новый ключ и возник оазис, или прижилось в море стадо китов, или родились где-то нужные люди… Она вся – энергия, кипуче-радостное действие, живое пламя роста и созидания. Тем досадней на этом цветущем фоне грязь регресса, ржавые разводы застоя и саднящие раны, наносимые стадами глупцов, вообразивших себя владыками. Пытаясь отвлечь их от мерзостей, она окружает их вдохновенной игрой светлых стихий, красотами и изобилием, но они слепы и упрямы, и копящийся ее гнев сбирается, наконец, в пространственный фокус, – и он мгновенно является, буйный дух разрушения, сплавляя, стягивая, скручивая мощным магнитом струистые тела вод и ветров, чтоб швырнуть их свирепым тайфуном на сушу и, разом утопив и сокрушив все, что подвернется, начисто стереть тупиковую ветвь их развития, перевернуть весь уклад жизни, дабы, после острых переживаний и отречения от старого, эти жалкие двуногие начали другую жизнь…
Внезапно вспыхнув и побуйствовав, ураган столь же скоро угасает. Разрушительные стихии быстры, высокопродуктивны и безошибочны, и она ценит их за тяжелую работу уборщиков. Но ей больше по душе время безмятежности и веселого творчества, когда пространство искрит и вспыхивает радужными фокусами светлых стихий, играющих и переливающихся в ее сферах, и лучистое их сияние, их феерические всплески и разливы так созвучны многоцветью космоса, завораживающей игре вселенских красок и звуков. Космос весь переполнен музыкой, гармонией ближних и дальних миров. Его величественная, сложная, многоголосая симфония, в каждой ноте которой – звучание миллионов галактик, очаровывает и вдохновляет. И как ни сложны порой личные перипетии, дивный голос и огненный зов беспредельности внушают ей уверенность и надежду. Когда-нибудь – неважно, в какой жизни, – она уйдет в эту вечную беспредельную даль, чтоб никогда уже не вернуться и, слившись с высшей гармонией, засиять еще прекрасней и ослепительней…