Рядовой Советского Союза
Глава третья
Война
На подвозке боеприпасов
В мае 1941 года учебная автотранспортная рота в полном составе выехала на границу для оказания помощи в строительстве укрепрайонов. Работали напряженно, без передышки. Цементная пыль забивала нос, горло, становилось трудно дышать. Вечером запыленные, усталые бойцы добирались до лесных озер и отмывались в их чистой прохладной воде. За работами неустанно следили техники, инженеры, приезжало высокое начальство.
Граница проходила совсем близко, оттуда постоянно доносился какой-то шум, в котором угадывалось передвижение машин, скрежет и громыхание больших масс железа. Сами собой возникали тревожные вопросы: «Немцы идут по польской земле к нашим границам? К чему-то готовятся, но к чему?» вышестоящее командование не давало ясные ответы на вопросы. Атмосфера была тревожная и настораживающая. Предгрозовая.
Неожиданно получили приказ о возвращении в полк. Половченя не успел доложить о прибытии, как навстречу ему выбежал сам командир полка. Это говорило о чем-то неординарном. Половченя выскочил из кабины, готовясь к докладу, но командир полка не стал слушать.
- Вольно! Давайте карту. Быстрее! – командиру казалось, что Половченя медлит. – Ты что, не знаешь, что началась война?
- Как война? – удивленно спросил подбежавший политрук.
- Да так. Война. Сегодня немцы перешли границу. Бомбили Брест, Гродно, Киев, Минск, Севастополь. Немедленно берите на борт боезапас и доставляйте его вот сюда, – командир показывает точку на карте. – Выполняйте!
Погрузочной команды на складе не было, быстро загрузились сами и выехали к месту назначения, в сторону Бобруйска. На дорогах – вереницы беженцев, в глазах людей тревога и ужас. Недоуменно-злые вопросы к отступающим красноармейцам: «Уезжаете, защитники?» Глаза красноармейцев и командиров невольно наполняются слезами. Крепко стиснуты зубы. Обида на тех, кто уверял, что враг будет разбит на его территории. Разве мы сейчас армия освобождения? Нет, мы – армия удирания. Боезапас доставлен, выгружен.
- Хорошо потрудились, товарищи, спасибо! Сейчас немного отдохнем и отправимся назад, в Старые Дороги. Опаздываем, - усталым голосом говорит бойцам Половченя.
- А когда спать будем?
- А когда обедать?
Половченя взорвался:
- Кто хочет спать? Кому разносолы нужны? Не время сейчас сладко есть да мягко спать. Вижу некоторые из вас не понимают, какое пришло время. Да, мы двое суток не были в столовой. Ну и что? Умираем? Мы завалимся спать, а фашистская мразь будет топтать нашу землю, убивать наших людей? Нам не сон на мягкой постели нужен, не горячая пища, а самое необходимое. Чуть отдохнул, съел кусок хлеба – и дальше. Все силы, все устремления – на разгром врага! Предлагаю немедленно провести партсобрание!
Предложение неожиданное для политрука, но было горячо поддержано им. Политрук сделал краткую информацию о текущем моменте. Выступающие коммунисты и беспартийные стыдили тех, кто проявлял слабость. Решение собрания было кратким: строгое выполнение приказов, трусов и паникеров расстреливать. Резолюция заканчивалась словами: «Смерть фашистским оккупантам!»
После двухчасового отдыха выехали в обратный путь.
В Старых Дорогах Половченя получил приказ: загрузить машины боеприпасами, отправить колонну с политруком, самому командиру роты ликвидировать склады.
Закончив погрузку и отправив колонну, Половченя с четырьмя бойцами поехал на склад ГСМ. Быстро облили стены бензином, бросили зажженный факел. Языки пламени начали облизывать бочки. Раздался один взрыв, другой, третий… Через несколько минут весь склад утонул в зареве и грохоте. За ним наступила очередь склада с боеприпасами. Провожаемый взрывами снарядов, командир роты отправился догонять свою часть.
Как ни трудно было в условиях неразберихи отступления, но Половченя разыскал свою роту недалеко от Березины. Машины с боеприпасами были рассредоточены в кустах вокруг небольшой поляны. Поздоровавшись, Половченя поинтересовался:
- Почему не разгружаете?
- Не торопитесь, старший лейтенант, - подал голос подошедший командир части, в которую прибыла рота Половчени. – Боезапас необходимо доставить в 16-ю армию. Ориентир – совхоз Жукова, под Смоленском. Через час выезжать, избегать открытых мест. В тылу 16-й армии найдешь генерал-майора Ветлицина, от него получишь новое задание. До свидания, товарищи!
Рота занялась привычным осмотром техники. Около одной из машин группа бойцов вела какую-то беседу приглушенными голосами. Это привлекало внимание командира роты и политрука. Они вместе направились к бойцам. Заметив командира с политруком, бойцы встали для приветствия.
- Вольно! Сидите, товарищи. Как живы, как здоровы?
- Какая жизнь теперь, - ответил санинструктор. - Смазал пятки и дай бог ноги.
- Что, что? – не понял политрук.
- Не жизнь, а бегство от жизни, говорю. Фашисты лезут, а мы бежим.
- Товарищ командир, долго еще бежать будем?
Половченя, видя удрученное состояние бойцов, решил взять ситуацию в свои руки и решительно сказал:
- Неправильно вы говорите, товарищи. Мы не бежим, а отступаем туда, где можно собрать силы и дать бой противнику на выгодном для нас рубеже. Поймите, товарищи правильно. Немцы имеют перед нами серьезное преимущество6 они напали внезапно, к войне долго готовились. Вся Европа работает на Гитлера. Красная Армия ведет сейчас изматывающие противника оборонительные бои. Настанет время, мы соберемся с силами и нанесем немцам удары в нужном месте. А пока надо держаться, не поддаваться, правильно оценивать обстановку и не делать поспешных выводов.
- А все же обидно, товарищ командир, - горячился санинструктор. – Нашу землю фашисты топчут, едят наш хлеб и нас же бьют.
- Обида понятна, - ответил политрук. – Придется переждать. Враг за все заплатит.
Так, переходя от одной группы бойцов к другой, командир с политруком поднимали настроение, хотя и сами они тяжело переживали вынужденное отступление.
После обхода колонны собрали всю роту.
- Товарищи! – обратился Половченя. - Выезжаем через 15 минут, едем через Бобруйскую и Могилевскую области на Смоленск. Передвигаемся скрытно, действовать строго по сигналу головной машины. Интервал между машинами 25 метров. Дозаправка только по моей команде. В ночное время передвижение с затемненными подфарниками. По машинам!
Опять на восток, на восток, оставляя родную землю на поругание врагу. Так хочется повернуть всей мощью Красную Армию на запад! Но законы неумолимы, время, когда войска пойдут в обратном направлении, еще не наступило. А чтобы это произошло скорее, надо крутить баранку машины, буксовать, прятаться от авиации в лесу, доставлять боеприпасы. Рано или поздно придет праздник и на нашу улицу – в этом старший лейтенант Половченя, кадровый командир красной Армии не сомневался.
За Могилевом, проехав около двухсот километров, остановились на дневку, опасаясь авиации противника. День обещал быть солнечным, удобным для действия с воздуха.
Внимание роты привлекли два самолета, которые гонялись друг за другом в голубом небе. Один из самолетов густо задымил и стал быстро снижаться в направлении затаившейся в лесу роты.
- Падает! Падает! - закричали бойцы.
Потом они увидели, что из горящего самолета выбросился парашютист, и бросились к месту предполагаемого приземления. Летчик быстро освободился от парашюта и скрылся в лесу. Бойцы поняли, что это немец. Он спрятался в глубокой яме, но быстро был обнаружен, отстреливался, однако вынужден был сдаться. На вопрос подбежавшего командира взвода лейтенанта Кузнецова немец высокомерно заявил, что он майор, будет отвечать только старшему офицеру и требует соблюдения субординации.
На допросе у Половчени немец держался крайне заносчиво и высокомерно, явно не доверяя переводу лейтенанта Кузнецова. Наконец он раздраженно заявил:
- Не надо перевод. Я сам желайт говорить, что фи руски, напрасно тратит сил. Мой фюрер знайт, чеко хочет. Он попетит! У него колоссаль арми. Восдушный армад. Людший в мире танк. Генеральш тап. Осталось фсеко нескольк дней. Москва капут. Сопротивлений бесцельны. Мы татим фам новый поряток. Путем учить вас всех. Фы поиметь префосхотств немецкой рас.
- Довольно! – скомандовал Половченя. - Лейтенант Кузнецов! Свяжите немца и возьмите его в кузов своей машины. Обеспечьте охрану!
Видя, что с ним обращаются не как с посланником великой нации, а как с обычным пленным, майор убавил спесь.
Среди отобранных у майора вещей нашлась памятка немецкому солдату. По дороге до Жукова лейтенант Смирнов сделал перевод, и тогда стало понятно поведение пленного майора.
«Помни и выполняй.
- Утром, днем и ночью всегда помни о фюрере, пусть другие мысли не тревожат тебя знай: он думает и делает за тебя. Ты должен только действовать, ничего не бояться. Ты, немецкий солдат, неуязвим. Ни одна пуля, ни один штык не коснется тебя. Нет нервов, сердца, жалости – ты сделан из немецкого железа. После войны ты обретешь новую душу, ясное сердце – для твоих детей, для великой германии. А сейчас действуй решительно, без колебаний.
- У тебя нет сердца и нервов, на войне они не нужны. Уничтожь в себе жалость и сострадание – убивай всякого русского, советского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, мальчик или девочка – убивай. Этим ты спасаешь себя от гибели, обеспечиваешь будущее своей семьи и прославишься навеки.
- Ни одна мировая сила не устоит перед германским напором. Мы поставим на колени весь мир. Германия – абсолютный хозяин мира. Ты будешь решать судьбы Англии, России, Америки. Ты германец, как подобает германцу, уничтожай все живое, сопротивляющееся на своем пути. Думай всегда о возвышенном, о фюрере, и ты победишь – тебя не возьмет ни пуля, ни штык. Завтра перед тобой будет стоять на коленях весь мир».
Этот перевод был размножен и сослужил хорошую службу в воспитании красноармейцев.
По пути в 16-ю армию насмотрелись всего.
«Много было суеты и неразберихи. Каждый начальник выше рангом распоряжался по-своему. Бежали, кто куда мог и на чем мог. Не у кого толком спросить, кто кому подчиняется. Процветал мордобой. Бежали, оставляя оружие» (из воспоминаний Г.А. Половчени). Но даже в этих труднейших условиях Красная Армия выполняла свой долг перед отечеством.
На седьмой день после начала отступления рота Половчени прибыла в тыл 16-й армии сдала боезапас, доставила пленного в штаб. Изъятая у майора «Памятка» была размножена в большом количестве экземпляров, а рота была замечена не только в полку, ног и в армейском тылу.