Слишком поздно
– Ну, что встал? – доброжелательно спросил Игорь. – Заходи, не бойся. Нечего под дождём торчать... Знаешь ведь, небось: в джунглях, что во время потопа, что во время засухи – перемирие... Как там?.. Мы с тобой одной крови – ты и я.
Пёс неуверенно махнул хвостом, и медленно зашёл под козырёк. Потом поднял голову и, старательно отводя от Игоря взгляд, потянул носом воздух. До Игоря долетел густой запах мокрой псины.
– Только не вздумай отряхиваться, – строго сказал псу Игорь. – А то знаю я вас... Блохоносцев.
Пёс неожиданно широко зевнул, обнажив при этом устрашающего вида белоснежные зубы в обрамлении нежно-розовых – с траурной каймой – дёсен и, повернувшись к Игорю боком, уставился на дождь. Игорь присвистнул: на левом – чёрном – боку пса красовалось начерченное торопливыми штрихами (скорее всего – белой масляной краской), слово: «ЧЁРТ».
– Вот те нате – хрен в томате... – вслух удивился Игорь. – Вот уж воистину – средь шумного бала, случайно... Как поживаете, Ваша Нечестивость?
Пёс не отвечал; он наклонил голову набок, высунул язык и часто и шумно дышал, выпуская из пасти маленькие облачка пара.
В подъезде послышались невнятные голоса, что-то гулко стукнуло в дверь. Пёс шарахнулся. Игорь широко распахнул и придержал створку. Мимо него, толкаясь плечами, протиснулись два давешних мужика, по случаю дождя накинувших поверх своих «корпоративных» маек тоже одинаковые – чёрные болоньевые – куртки; следом из подъезда выдвинулись накрытые простынёй носилки, противоположный конец которых поддерживали Дыбайло и Кравец.
– Направо, направо заноси! – вполголоса командовал водитель. – К задним дверям давай!..
Процессия вышла из-под навеса, и дождь тут же обрадованно затарабанил по казённой – с чёрными прямоугольниками печатей по углам – простыне, оставляя на ней свои тёмно-серые, круглые отметины. С каждой секундой отметин этих становилось всё больше, они расплывались, сливались в обширные пятна, и когда процессия добралась наконец до задних дверей автомобиля, уже совершенно мокрая простыня плотно облепляла лежащую на носилках фигуру.
Игорь поискал глазами пса и нашёл его метрах в семи-восьми от машины. «Арлекин» стоял в напряжённой позе и внимательно следил за действиями людей. Стоял он теперь к Игорю другим – белым – боком, на котором отчётливо читалась чёрная надпись: «АНГЕЛ».
«Во как! – удивился про себя Игорь. – Так сказать – един в двух лицах... Кто ж над тобой так поизгалялся-то, бедолага? Барин, чай, шутник был?.. Нет уж, братец, ты давай, определись со знаком. Надо какую-нибудь сторону принять... А то, понимаешь, устроил здесь... чёрно-белую ромашку!.. Ту би ор нот ту би, понимаешь...».
Хлопнули дверцы машины. Пёс сорвался с места и шмыгнул в узкую, заросшую жёстким бурьяном, щель между сараями. «А хорошо бы было тебе кем-нибудь из них стать... – провожая пса взглядом, подумал Игорь. – Да-а... Хорошо бы... Пожалуй, что уже назрело. И между прочим, давно...».
Возле Игоря остановился запыхавшийся Кравец:
– Тихомирыч, когда его теперь забирать-то можно будет? Завтра?
– Не знаю... – Игорь с сомнением покачал головой. – Вряд ли... Разве что только к вечеру... Гайда уволился. Сейчас медэксперта из Осташкова надо вызывать. Пока приедет, пока то, сё...
– Понятно... – Лёнчик вздохнул. – Ладно... Пойду... – он потоптался. – Присмотрю за Надькой.
– Давай... Если что – звони.
Игорь пожал вялую фельдшерскую руку и, обойдя машину, вскарабкался в кабину.
– Через «Черёмушки» поедем, – сообщил ему Дыбайло. – В объезд. Туда газовщики ещё вряд ли добрались.
Игорь не возражал. В объезд, так в объезд. Ему было всё равно. На него вдруг навалилась ватная обездвиживающая усталость. Игорь поставил укладку на кожух двигателя, поднял воротник и, сунув руки в карманы куртки, откинулся на спинку сидения... Мысли текли вяло, цепляясь друг за друга, – словно опавшие листья в медленном осеннем ручье: «В порядочных машинах, между прочим, сидения делают с подогревом... Вот так вот геморрой и наживают. Конструктивные недостатки в голове бьют рикошетом совсем по другому месту... И тогда наглядно видна тесная связь головы с задницей. Ой, что-то ведь было на эту тему! Что-то я где-то читал. Причём совсем недавно... Ага. Сейчас-сейчас... Вот! ″Что ж сделали с несчастною страной, коль в ней синонимы – мигрень и геморрой?″. Чьё бы это было?.. Не помню. По стилю смахивает на Губермана... У них там, в Израиле, сейчас поди всё ещё лето. Бананы и жара... Каплаша вон фотографию в ″Одноклассниках″ выложил – в одних плавках на фоне собственного бассейна. Прям – герой-любовник... Надо будет Ивану видео с Лёшкиного дня рождения скинуть. Пусть слюнки попускает... Давненько мы с ним не виделись. У них, в Питере, погода, пожалуй, ещё покруче, чем у нас – уже первый снег прошёл. ″Зенит″ вон с ″Рубином″ в воскресенье по щиколотку в снегу месились. Красным мячом даже играть пришлось... Нет, ″Зенит″ всё-таки – молодца. А Спивак – вообще красава! Такую плюху под занавес вкатил!.. Теперь главное, чтоб в Еврокубке не осрамились... Что-то мы давно ветеранской командой не собирались. Понятно, что поле развезло, но ведь можно и в спортзале ″пузырь″ погонять... Без Зайца в обороне теперь дыра будет. Не Семёныча ж туда ставить. Он пузо отрастил – бегать теперь вовсе не может... Да-а, Заяц, Заяц... Лежишь себе сейчас там, и всё тебе до лампочки – что простыня мокрая, что пол жёсткий...». Перед глазами Игоря опять замелькали картинки с зайцевской квартиры: сам Заяц – с запрокинутым почерневшим лицом... заплаканная, растерянная вдова... пожилая тётка в застиранном халате... осколки чашки на полу... и опять – запрокинутое лицо покойника...
– Вот едрит твою!!.. Куда ж ты, падла?!
Машина вильнула. Игорь открыл глаза. Они были на Большой Полевой. По правой обочине, впереди машины, низко пригнув голову и забавно занося набок задние ноги, торопливо семенил знакомый пёс. Вид у него был чрезвычайно озабоченный.
– Прям из-под колёс выскочил! – как будто ища у Игоря сочувствия, повернул к нему своё оскаленное злое лицо водитель. – Вот ведь с-сука!!..
– Кобель... – поправил Игорь и заёрзал затылком, пытаясь поудобнее пристроить голову на жёстком подголовнике.
«Да-а... – подумал он, вновь закрывая глаза. – Неплохо бы было тебе стать тем или другим. А то всё носишься только туда-сюда... суетишься без толку... И всё чаще опаздываешь... Нет, действительно, это было бы даже очень и очень неплохо!.. Если, конечно... Если, конечно, и вправду, уже не слишком поздно...».