СВЕТОТЕНИ

Глава VI

1

            В холле редакции, куда пришли Изотов с Чарушкиным, было многолюдно и шумно. Но впечатление это, как оказалось, производил один человек, столь громко, живо и раскатисто говоривший, так резво пролетавший по коридору, мотая длинным, схваченным на затылке, желтым хвостом, и заглядывавший то в одну, то в другую распахнутую дверь, чтобы что-то крикнуть или на что-то ответить, что они едва пробрались мимо него в холл.

            – Полюбуйтесь! – крикнул им этот сумасшедший, как будто их только и ждал, и простер руку к большой, сорок на шестьдесят, фотографии, прикнопленной к стене. – Автопортрет в зеркалах!     

            То было фото картины, на которой живописец, только с распущенными до сосков волосами и абсолютно голый, отражался во весь рост в большом зеркале, что держала, грациозно откинувшись, некая местная венера; в другом, сбоку, он был виден в профиль, но не один: сзади, держа его за талию, стоял такой же другой, того держал третий, – а дальше уже не было видно. Художник – из тех, видно, что зарабатывают имя эпатажем, и здесь бегал и кричал, чтоб побольше наделать шума. Шум же был из-за того, что он желал поместить в газете фото не одной только картины, но и себя – натурально, в голом виде – на фоне гениального произведения. Ему возражали, что это слишком – предстать пред публикой пять раз голым. Но он побивал все возражения.

            – Тут один человек – я! Раздетый единожды! И отражений всего два, потому что два зеркала! – надрывался он вдохновенно.     

            – А еще двое сзади?

            – А то не я!

            – Но похожи.

            – А чтоб не придрались!

            – И что за манера – голым перед картиной? 

            – А Никаса вы видели?

            – Так то Никас.

            – Ха-ха-ха-ха-ха! А я лучше! О! Вы меня еще узнаете! – Художник взметнул победно руку и, не сняв со стены фотографии, выбежал.

            Олег не знал, в какую дверь сунуться, но Чарушкин прямо направился к редактору. Тот сидел перед монитором, щурясь сквозь очки в какой-то текст. Воодушевленный дерзостью художника и равнодушной смелостью Чарушкина, Олег тоже почувствовал отвагу.

            – Извините. Можем мы предложить вам фотографии? – осведомился он развязно.

            – Фотографии? – сощурился на них шеф, не остыв еще от визита живописца. – Снимки в газету делают наши сотрудники. 

            – Но я видел тут…

            – Исключения бывают. Когда мы сами заказываем материал или что-то сверхординарное. У вас, я думаю, не тот случай.

            – Ну, почему ж… – протянул Изотов, поняв, что вряд ли что выгорит, однако стал расстегивать сумку, где лежало несколько снимков.

            В кабинет вошел в это время Босс. 

            – Кто тут у тебя шумел? – пристально оглянул он посетителей.   

            – Художник один заходил, Хохлов. – Редактор встал с улыбкой из-за стола. – Видели фото в коридоре? Нудист прямо… Но в газету ж он вот что хочет! – подал он Боссу фотографию.

            – Хохлов… не припомню, – с усмешкой разглядывал Босс снимок.

            – Да мелочь, – отмахнулся редактор. – На пейзажцах все сидел…

            – Ну и?

            – Да незачем, Борис Сергеевич.    

            – А я дал бы… – прогудел, откидывая голову и смеясь, Садовский. – Любопытно. Серьезно!  

            – Да без проблем, – улыбнулся и редактор. – Только нос задерет.

            – Это неважно. А вы что, ребята? – перевел Босс смеющиеся глаза на студентов, выделив почему-то Чарушкина. – Тоже с фотографиями?  

            – Точно так! – осмелел Олег, поняв, что понравиться надо этому черному, в котором угадывалась властная сила. – Но мы… мы-то пока без имен.

            – Не беда, – балагурил Босс. – Фамилии же есть?

            – Я, к примеру, Изотов.

            Садовский вгляделся, и легкая усмешка тронула его губы. 

            – Не Дмитрия ли Ивановича наследник? Только что был тут.

            – Да… – удивился и потух Олег. – Только не наследник. – Как ни лестно было, что его признали, пересечься опять с отцом, тем более со своими снимками, было досадно.

            – Что, взглядов не разделяете? – заметил его отчужденность Босс. – Весьма любопытных, кстати. 

            – Абсолютно. И не разделяю, и… вообще отделился.

            – То есть?

            – Вообще ушел. Я сам по себе, – хмуро сказал Олег, не понимая, зачем он рассказывает это незнакомому человеку. Он припоминал теперь, что отец говорил о каком-то институтском приятеле, – не он ли?

            – Так. – Садовскому стало интересно, но неудобно при всех расспрашивать. – Что за фотографии? – Он взглянул на снимки и передал их редактору. – Вы представляете, видимо, характер газеты и наших публикаций? Это может быть что угодно. Но – занимательно, необычно, сенсационно. Посмотрите вот там, полистайте, – указал он на стол с подшивками.  

            Когда Изотов с насмешливо молчавшим Чарушкиным отошли, он взглянул вопросительно на шефа. Тот поморщился.

            – Не отталкивай, – возразил негромко Босс. – Это чушь, – кинул он глазом на снимки, – но подскажи что-нибудь, подбери, ты знаешь… Ладно?

            Выходя, он дружески тронул Олега за плечо: «Смелее, смелее!» 

            Редактор, поняв, что Садовский хочет поддержать парня, не пришел в восторг. Но Босс редко вмешивался. Хотя внешне это и выглядело, как помощь сыну приятеля, хозяин чужд был сантиментов. Садовскому не терпелось, наблюдая витавшего в эмпиреях Изотова-старшего, спустить того на землю. Оказалось, не нужно: опустит сама жизнь. Безошибочным чутьем он угадал во взбунтовавшемся отпрыске воспаленное самолюбие, тщеславие, слабохарактерность, максимализм, и эта гремучая смесь могла взорваться любыми крайностями. Надо дать только волю, открыть шлюзы для накопившихся, долго сдерживаемых эмоций. Он отлично знал людей и не обольщался. Немногие готовы чем-то жертвовать и карабкаться к вершинам, – большинство охотно отдают все, иногда саму жизнь, за тучные блага и радостно катятся в ущелья животности. Дать только свободу и говорить всем: дерзайте! У вас полное право быть такими, какие вы есть, и никто не смеет посягнуть на это священное право. Изотов-младший пустился, без сомнения, этим путем и достиг, наконец, его газеты. Неужели он оттолкнет? Ни за что! Как раз сын и нужен. Сын-то и подсечет взмывшего без удержу старого фантазера. Но никогда не покусится он на молодую свободу. Только сам, и никто другой, выберет Изотов-младший, в чем себя выразить.  

            Молчаливый его товарищ, впрочем, заинтересовал Садовского больше. Похоже, себе на уме и с характером. Равнодушное высокомерие, с которым тот просматривал газеты, выдавало не пустое пренебрежение, а некую сосредоточенность. На чем? Ребята наверняка тут зацепятся, и он рассчитывал встретиться еще и потом проследить. 

 

2

 

            Олег, упершись локтем в стол, пробежал с любопытством статейку «Весталки или… лесбиянки?» Вглядевшись в групповой снимок, он вдруг вскочил, припал снова к фото и потряс ошарашенно головой.

            – Не может быть!

            – Что?

            – Да соседка тут… Зоя.

            – Что ж такого? – глянул презрительно Чарушкин.   

            Но Олег, схватив подшивку, уже нес ее редактору.

            – Извините. Я знаю эту девушку… Этого не может быть!

            – Чего именно?

            – Да тут все смешано… Прямых свидетельств никаких, одни намеки… Ну, может, они и девственницы. Но при чем – лесбиянки? – Он мог, конечно, влюбиться в девственницу, но допустить, что Зоя могла быть «розовой»…

            – Да, я помню этот материал, – улыбнулся ласково редактор. – Все дело в заголовке. Он в какой-то мере провоцирует и будит мысль… Но ничего ведь не утверждает, правда? В конце – знак вопроса.

            – Что плохого, если девушки организовали клуб? Обязательно и обгадить? Не может быть, потому что не может быть никогда? Или чистое, без оттенков, в вашу газету не проходит? – горячился Олег, забыв, что он должен тут заискивать, а не отчитывать.

            – Но, дорогой мой… – остановил редактор, не привыкший, однако вынужденный из-за Босса терпеть такой тон. – Изотов, кажется? Вы, Изотов, как прокурор! – постарался свести он разговор к шутке. – И в мыслях такого нет – унизить или оскорбить. Обгадить, как вы говорите… Низостей и гадостей и без того слишком. Но сенсация – другое дело, за ней мы гоняемся. Это наш рейтинг, тираж. Клуб весталок – сенсация уже сама по себе. И я докажу вам. Вы знаете, говорите, девушку? Ну, и сделайте о ней матерьялец. Снимок и текстовочку небольшую. Но снимок, раз уж весталка, – не просто лицо, фигура, это же у каждой… А чтоб само за себя говорило, понимаете? Подумайте. Уверьте нас, что она сама чистота, – так это и дадим. И сами тогда убедитесь, что у нас честно.  

            Такого подарка Изотов не ожидал. И в газету сразу, и к Зое… Целый рой мыслей взвился и закружил в нем, глаза заблестели. Удача, – настоящая, невозможная удача! Но как он зайдет и будет с ней говорить? Это трудней всего. Вдруг он почувствовал, что совсем не готов к такой работе. Но и отказаться невозможно, немыслимо. 

            – Главное тут, я понимаю, снимок… – начал он робко, чтобы разговорить редактора и получить какую-то подсказку.

            – Снимок – само собой. Но и рассказать надо. Откуда что взялось, мотивы, образ жизни, цели и планы, понимаете? Вы не журналист, напишите, как сможете, мы сами тут оформим. Но содержание – ваше.  

            – Виктор Петрович! – перебил его вошедший в кабинет молодой деловитый сотрудник с бумагами. – Давайте подверстаем эту пару на пятую полосу. «Освятились» – так и озаглавим. – Он разложил перед редактором снимки мужской венчающейся пары с распечатками текста.

            – Игорь, я же тебе говорил. Тема не совсем наша.

            – Ну, как же! Отец Порфирий сам …

            – Мне все равно, настоящий он поп или расстрига, мы это не акцентируем. Но ведь гражданский брак не зарегистрирован?  

            – Нет, но…

            – И не надо. О самих, как они живут и тусуются – сколько угодно. Но без политики.

            – Какая же политика? Просто гей-венчание и ничего больше. Вот манифестации и шествия – там, может быть, политика. 

            – Не спорь. В тексте, если хочешь, упомяни, но снимки – другие. Гораздо эффектней, кстати, могут быть, – прищурился он на коллегу.

            Тот, поджав губы, сгреб молча бумаги и вышел. «Вот и со мной потом так», – подумал с опаской Олег; ему казалось, что редактор должен бы поподробней все растолковать.

            – А снимков сколько? – спросил он снова.

            – Сколько хотите. Мы тут отберем. 

           – Только о ней или и о клубе тоже?

            – Смотрите сами. Но клуб вам не обойти. И – смелее, смелее! – напутствовал он словами Босса, поднявшись из-за стола и с ободряющей улыбкой возвращая Олегу его фотографии. – Дерзайте!

            Изотову ничего не оставалось, как вернуть на место подшивку и, дернув Чарушкина за рукав: «уходим!», ретироваться.

            – А я тут зачем был? – спросил Чарушкин.  

            – Ты что! Ты что! Только тебя увидели – и другой совсем разговор! Я не ожидал даже. Не совсем, как хотел, но, ты же видишь, не зря!.. – Олег подумал, что еще больше, чем в редакции, полезен был бы Чарушкин при встрече с Зоей, и откровенно заискивал теперь и льстил. – А ты понял, какое мне задание? Соседки сделать фотку и написать. Зайдем? Подтвердишь ей, кстати, что из редакции, а то не поверит.    

            – Что за девица?

            – Увидишь! – Олег затруднился, как представить ему Зою. – Во деваха! – выставил он большой палец.

          – И ты с ней… того?

            Олег замялся, взмахнул рукой и покраснел.

            – Да нет… ничего такого.

            «Отшила, – понял Чарушкин. – Весталка».

<=

=>