Мотовозик до Жукопы
Истории с торопецкого тракта
Эта старая, идущая через леса и болота дорога в прежние времена не пустовала, была основным полотном, связывающим несколько глубинных населённых пунктов нашей местности. Когда-то мой дед, Иван Петров, ходил по этому большаку из своей деревни Ерофеево под Торопцем в Осташковскую церковь. Как водится, шли босиком, а новые лапти несли перекинутыми через плечо. Дед мой, говорят, хаживал и в лаптях, а через плечо нёс сапоги, потому как был крестьянином работящим, удачливым и зажиточным.
В жизни иногда случаются интересные совпадения. Во времена Столыпина дед попробовал перебраться в Иркутскую область. Там бесплатно давали землю. В городе Бирюсинске, где думал обосноваться, показалось неуютно: природа, быт – другие. Приехал назад, в родные края. Привез из Сибири трофей – интересной конструкции самогонный аппарат. А спустя годы в этот же Бирюсинск по распределению после института был направлен его младший внук, мой брат Александр.
Деду моему очень нравилось местечко Великое Село, расположенное на месте Андреапольского аэродрома и рядом. Присмотрел его как раз во время походов в Осташков. «Эх, жить бы там», – говаривал он не раз. Но ему не случилось. Однако пришлось в этих местах на долгие годы обосноваться другому его внуку, то есть мне. Немало историй приносилось и хранилось им из этих пеших походов. Жалко, что не вспомню теперь их. Но свои истории на этой старинной дорожке случались и у меня.
Призрак
Первая история, пожалуй, не столько о самой дороге, сколько о людях из ушедшего почти поколения, наших родителях. В период, о котором мой рассказ, бывший Торопецкий большак, совсем уже пришедший в негодность, частично восстановили на территории Андреапольского района. В период Великой Отечественной над этим потрудились немцы, используя её как стратегическую ветку для транспортировки военной техники. Они соорудили лежнёвку для временного пользования. А в восьмидесятые годы дорога потребовалась польским строителям, возводившим в нашем районе нефтеперекачивающую станцию. Поляки возили из тех мест песок для прокладки нефтепровода. В день, о котором мой рассказ, из Сушина, деревеньки неподалеку от Мартисова, мне позвонила мама:
– Сынок, тут люди из Москвы прибыли наш дом смотреть, купить хотят. Ты бы приехал.
Я, как всегда в неотложных делах, ответил ей, что не смогу никак. Пусть денёк-другой подождут. А к вечеру как-то мне стало беспокойно. Отодвинув дела, отбросив сомнения и понадеявшись на высокую проходимость уазика, выехал по тому самому большаку в направлении материнского дома.
Девятый час пополудни. Смеркалось. В короткие осенние дни и на открытом пространстве темно уже в такое время, а в лесу тем более. Еду. То и дело попадаются кабаньи тропы, кое-где медвежьи следы пересекают дорогу. Дело привычное, дорога-то глухая, ездят по ней только смельчаки, не боящиеся застрять в местах, где помощи точно ждать не от кого.
Вдруг вижу вдалеке женщина с палочкой со взгорка спускается. И что-то такое знакомое в ней узнаю. Всматриваюсь. Мама?! Откуда? Быть того не может! В ночном почти лесу. До Андреаполя больше двадцати километров, с другой стороны до ближайшего населённого пункта километров десять.
В голову полезло разное. Вспомнились истории о призраках со старых дорог. Состояние было близким к тому, когда говорят «волосы встали дыбом». Как подъехал, как дверь открывал – не помню. Только когда «призрак» заговорил маминым голосом, пришёл в себя. Это действительно она и стояла передо мной, нарядно одетая, «на выход», в парадной косыночке, на палочку опирается.
Оказалось, московские гости, не захотевшие терять времени, не имеющие ни малейшего понятия о наших дорогах, решили сами ехать в Андреаполь. Услышав от матери, что Витя, то есть я, ездит по этой дороге, они пустились в путь, даже лопатку с собой не прихватив, на легковом автомобиле. Понятно, что в первом же сложном месте и застряли намертво. Мама, чувствуя себя виноватой в случившемся (не отговорила), решила их выручать. Оставив москвичей в машине, в свои семьдесят пять лет отправилась пешком в дальний путь глухой лесной дорогой.
– Как же ты решилась на такое?
– А что ж делать, сынок, оставалось? Как людей бросить? Думаю себе: «Витя за час ездит, так я, наверное, часа за два дойду». И отправилась. А тут и ты едешь.
Теперь, когда мамы уже нет, я часто вспоминаю об этом. И до сих пор удивлению моему нет предела. Она не думала о себе, годах своих, здоровье, страхах, которые так естественны в глухом безлюдном месте. Главное для неё было не подвести людей.
Клад
Год точно не помню, но это было 7 марта. Мать, похоронив отца, жила в деревеньке одна. Как не поздравить старушку в Международный женский день. Ехать можно было и окружным путём, через Хотилицы, Мошки, пересечь железнодорожное полотно. Но, пожалев времени, пустился опять по торопецкому большаку. Еду, дорога то есть, то нет. Поднимаясь на взгорок, стал объезжать непроезжее место и забуксовал в глубоком снегу. Как ни крутился, свалило меня в кювет. Да и кюветом-то это назвать нельзя, но из колеи выбросило. Вот и приехали, думаю. Самому не выбраться. Дело к ночи, часов десять примерно. Прикинул, что до ближайшей деревни километров шесть. Знал, что там тракторист живёт. Но куда ночью пойдёшь по лесу. Решил заночевать в машине. Собрал все коврики, которыми сиденья были прикрыты. То включу мотор, то выключу. До раннего света дотянул.
В деревню пришёл, а там к празднику готовятся. Бутылочка у меня с собой была. Хозяйку поздравил. Стал тракториста уговаривать, помоги, мол. Не знаю, пошёл бы он со мной, если бы в разговоре не выяснилось, что он хорошо знал моих родителей. Скомандовал жене греть воду, чтобы залить в радиатор. Вечером, опасаясь мартовских морозов, воду слили.
Поехали. Время за беседой коротаем. И как-то так вышло, что он мне приоткрыл тайну свою одну. Клад он нашёл однажды. Кладоискателем не был, был землепашцем. Вот и выпахал однажды какой-то блестящий предмет. Оказалось, он потревожил горшок, полный золотых монет. Взял грех на душу, не стал сдавать государству.
Я не допытывался, как он ими распорядился – семья, дети. А рассказу не удивился. И раньше от местных стариков слышал, что находили вдоль тракта ценные вещи и схроны. Здесь путь на Москву пролегал когда-то. Разного люду хаживало и ездило. Есть при дороге в одном месте остатки могилы какой-то важной персоны, стоял там крепкий каменный крест с надписью, стёртой годами. Но старые люди помнят, что покоится там генерал, то ли польский, то ли французский. Надпись хранит следы позолоты. «Золотом буквы прописаны были», – так пожилые люди говорили.
А ещё помню рассказы, что в наши уже времена в озере на Любутах клад французский древний искали. Озеро на горочке, догадались вырыть канавку для спуска воды самотёком. Но не получилось ничего из этой затеи. Вообще, окрестные места там помещики населяли. Даже один из известных революционеров-террористов, теоретик их движения, говорят, бывал здесь. Его собственное поместье под Торжком располагалось, а в этих местах его родственники жили. У них целая подпольная община революционеров-террористов обосновалась, на собственной кузнице работали.