Спиринков И.С. Партизаны

Партизаны

   Заблаговременно, до прихода немцев, в районе был создан партизанский отряд. Командиром был назначен начальник районной милиции Строев. В него вошли мили­ционеры, некоторые районные работники. В их числе был и приятель Ваниного отца - учитель из Лугов Данилевич Антон Викторович. Численность отряда была невелика, около тридцати человек. Базу и лагерь отряда заложили в глухом лесу за Гречишниковым, на речке Чёрная, километрах в четырёх от деревни. Недалеко от лагеря был расположен заброшенный хутор Чёрная, где летом колхозники косили, и куда была лесная дорога. Зимой из деревни на хутор обычно ездили только за сеном. Немцы в Гречишникове бывали только наездом днём, на ночь же всегда уезжали в Ревякино в школу.

   К вечеру в деревню обычно приходили разведчики из партизан. Строев утвердил решение немцев поставить в Гречишникове старостой Кривцова Арсёна, до войны бывшего в колхозе бригадиром и не попавшего под мобилизацию по старости. Арсён через разведчиков докладывал Строеву всё, что узнавал от приехавших немцев, об их приказах. Каждый человек в деревне был предупреждён о том, чтобы немцы не знали ничего о посещении партизанами деревни. Но могли рассказать дети...

   За те два месяца оккупации отряд, конечно, не успел сделать много, но несколько боёв он провёл. По указанию Центра Строев выводил отряд для действий на большак Селижарово-Андреаполь, по которому немцы снабжали свои войска в районе Селижарово и который охраняли их гарнизоны в ближайших к большаку деревнях Голенищеве и Ревякине. Надо отметить, что, по-видимому, база партизан закладывалась в спешке, не было заложено в достаточном количестве ни одежды, ни продовольствия. Уже в начале декабря партизаны начали просить у жителей деревни продукты.

   Однажды к Ваниному отцу пришёл Данилевич по приказу Строева, он попросил у отца питание для радиоприёмника, которое отец купил перед войной. В деревне электри­чества не было, и отец питал свой приёмник от батарей, которые подходили и для рации партизан. Партизанские батареи сели, и отряд остался без связи. Данилевича, конечно, накормили, дали продуктов с собой. Питание отец, конечно, отдал, тем более что по распоряжению властей приемник еще до прихода немцев был сдан в Андреаполь. Отец заметил, что валенки у Данилевича порваны, из дырки торчит портянка. Отец снял с ног свои новые валенки и протянул Данилевичу:

   - Бери, Антон Викторович, тебе нужней!

   Однажды в конце декабря отряд в полном составе к вечеру пришёл в Гречишниково. Из Центра было получено распоряжение - провести несколько диверсий на большаке в районе под Селижаровым. А днём в Гречишниково наведывался мужик из Голенищева. Он рассказал, что из Голенищева в Андреаполь назавтра немцы собираются ехать тремя машинами, везут какие-то мешки и ящики. Строев хотел проводить диверсии подальше от своего лагеря, но упустить такой верный случай он не мог. Решено было перехватить немецкие машины на Валовой.

   Строев распустил партизан до девяти вечера по домам поужинать, но без капли самогонки. К девяти все прибыли в два дома. Половина отряда разместилась в доме Дарьи, сестры одного из партизан, бывшего милиционера Пашки. Другая половина - в доме рядом. Там жила семья Ваниного дяди. Сам дядя Сашка, брат Ваниного отца, был на фронте. Дома оставались его жена тётка Зенька и дети: Нюрка - лет семи и Витька - лет четырнадцати, только что перед войной закончивший семилетку в Лугах.

   Партизаны занесли в дом соломы, постелили на полу и легли. На столе осталась го­реть коптилка, у стола сидел дневальный и чистил пистолет. Витька сидел рядом и внимательно смотрел, как дневальный чистит. На улице у домов ходил часовой, им был назначен Данилевич. Хотя все партизаны знали друг друга с довоенных пор по фамилиям и именам, в отряде было приказано обращаться друг к другу по кличкам. У Данилевича была кличка “Рыжий” - за рыжие волосы и бороду. Часа в два ночи часовой услышал скрип полозьев - ехали на санях. Данилевич немедленно разбудил Строева. Вышли из дома, послушали. Скрип приближался.

   - Буди людей, - приказал Строев.

   Данилевич побежал давать команду дневальным. Люди быстро вскакивали, выбега­ли из домов на улицу. Строев приказал залечь в цепь. Скрип, приблизившись, кажется, к са­мой деревне, постепенно начал уходить вправо. За полкилометра до деревни была раз­вилка - и одна дорога, минуя Гречишниково, уходила в сторону Жукопы. По ней и уехали сани. После команды «отбой тревоги» партизаны возвращались в дома, беззлобно ругая часового:

   - Ну, черт рыжий, поспать не дал.

   Подъем был произведен в шесть утра. Люди поели из вещмешков, выходили строиться. Витьке было приказано запрячь лошадь в розвальни и ехать сзади отряда. В перелеске за деревней срубили раскидистую елку и положили в сани. Ветки тащились по снегу и создавали вид, что по дороге везли воз с сеном. Въехали в Ревякино. В старой деревне немцев не было. Жили они на другом конце Ревякина в новой деревне в школе, там же был у них и пост. Деревня ещё спала, нигде ни огонька. Тихо проехали по старой деревне въехали на дорогу, выходящую на широкую просеку. Эта просека выходила прямо на Воловую и обычно сокращала путникам, направляющимся в Луги, километра три по сравнению, если бы они шли через Голенищево. Ночью прошла небольшая пороша, и следы пеших людей были бы хорошо видны. Но Витькина ёлка надёжно всё затирала. Километра через четыре подошли к Воловой. Строев приказал на большак не выходить, а цепью залечь вдоль дороги. Витьке было приказано как можно быстрее затемно быть дома. Он погнал лошадь.

   Для партизан потянулись томительные часы. Долго не светало. Мороз градусов де­сять. Изредка потрескивают деревья. Вот постепенно рассвело. Где-то завыли волки, где-то застучал дятел. Хорошо по морозу слышны крики, и даже лязг вёдер у колодца из Голенищева, хотя до деревни по прямой километра три.

   Часам к десяти послышался гул разогреваемых автомобильных моторов. Хорошо слышно, когда машины тронулись, гул стал неровным, надрывным на ухабах. И вот, на­конец, из-за поворота показалась первая тупорылая камуфлированная машина. Переднее стекло замёрзло полностью, подогрев стёкол предусмотрен не был. Шофёр едет с приот­крытой боковой дверью и смотрит на дорогу через неё.

   Последним от деревни в цепи лежат Строев и Данилевич. Строев приказал:

   - Бей после меня бронебойной пулей по мотору. Я сниму шофёра.

   Вот машина поравнялась с командиром. В приоткрытом рту шофёра виден каждый зуб. Выстрел, второй. Шофёр вываливается из кабины. По цепи застучали выстрелы по другим машинам.

   Передняя машина стала. Из кабины на ту сторону дороги метнулся человек в женской деревенской шубе и упал в придорожную канаву. Он быстро пополз по канаве, с этой стороны дороги был виден только оттопыренный кусок шубы на спине. Строев указал Данилевичу:

   - Гляди, видать офицер в бабскую шубу переоделся. Вон какой ловкий, как быстро ползет.

   И они пулю за пулей стали посылать в мелькавший кусок шубы.

   Но вот стрельба закончилась. Партизаны стали выскакивать на дорогу. Вышли и Строев с Данилевичем. Сразу направились к месту, где исчезла шуба. Там через канаву оказался мостик к ответвляющейся лесной дороге. Человек залег под мост, наружу торчали только валенки.

   - Тащи его оттуда, а я в случае чего на мушке подержу.

   Данилевич потянул за ноги. Оттуда истошный бабий крик:

   - Ой, родненькие, не стреляйте. Я - баба Голенищевская! - и лезет из-под моста баба - Домна Смирнова.

   Появились у неё какие-то дела в Андреаполе, вот и решила с немцами съездить. Сбежавшиеся партизаны, большинство из которых знали Домну, весело хохотали над “офицером”. Шуба на спине у неё была вся разорвана. Потом Строев настрого приказал ей, чтобы она после партизан ещё около часа не шла домой. А когда придёт, рассказывала бы всем, что залегла под мост и её не нашли. Кто разбил машины - она не видела.

   Все три машины с имуществом облили бензином и сожгли, сами лесом ушли в сто­рону Селижарово для следующих диверсий.

   Немцы не стали связывать засаду с местными партизанами, какого-либо расследования по деревням не проводили. Но в начале января в Гречишниково за сеном с Ревякина прие­хал Андрей Заикатый. Он служил у немцев полицаем. Каким-то образом в разговоре с детьми он узнал, что в деревне недавно ночевали партизаны, а потом они побили немцев на дороге. Приехав в Ревякино, Андрей всё доложил немцам. В деревню для расследования вначале приехал из Ревякина офицер с солдатами. Ни староста, ни жители ему ничего не сказали. Через несколько дней приехали немцы с бляхами на груди, допрашивали всех. Никто ничего не сказал. Так как было уже поздно, назавтра пообещали приехать с утра и сжечь деревню, а жителей расстрелять. Ночью же в деревню вошли наши лыжники...

   А то, что немецкие зондеркоманды и фельджандармерия умеют быть зверями, знают жители соседнего с Андреапольским - Пеновского района, где была зверски замучена партизанка Лиза Чайкина, о которой и сейчас помнит вся страна.

   Значение партизанского движения в тылу у немцев, конечно, было велико. Даже в нашем районе, где оккупация продолжалась только около двух месяцев, партизаны дали понять, что Советская власть не ушла, она действует. По району распространялись листовки, почти в каждой деревне побывали партизанские разведчики.

   Немцы чувствовали себя как на сковородке. Бабка Васиха из Голенищива рассказывала, что после засады на Воловой ее постояльцу, немцу-шоферу, приказали отвести что-то на легковой машине в Андреаполь. Уезжая, он признался бабке, что страшно боится, и будет гнать машину, как только можно. Приехав, он сказал бабке:

   - Машина капнут.

   Но были в действиях партизан и некрасивые стороны, порожденные той нашей системой. Так, после засады, по деревням были распространены листовки, что сожжено пять машин, а не три, убито 15 немцев, а не 5. Вот она система приписок.

   Было и ещё одно непристойное дело. Из Центра передали приказ Сталина уничтожать всех пришедших домой дезертиров и окруженцев без суда и следствия, и самое постыдное - вместе с их семьями. И Строев однажды пунктуально выполнил этот приказ.

   В одну из деревень в окрестностях Жукопы домой вер­нулся попавший в окружение мужик. В дом к нему прибыли два партизана, приказали готовить обед. Выпив и закусив, они сообщили, что им приказано расстрелять хозяина как изменника Родины. Тот упал на колени, стал рассказывать, как от самой границы по не­мецким тылам старался догнать фронт, но до зимы так и не догнал, вынужден был прийти домой. Умолял забрать его с собой в партизаны. Но те были непоколебимы. Тут же на глазах у семьи он был застрелен. Затем застрелили и его жену. Мальчишка лет десяти бегал по дому, прятался под кровати, кричал:

   - Дяденьки, не убивайте! Застрелили и его.

   Ясно, что не все Сталинские приказы следовало Строеву выполнять столь усердно. Ведь не выполнял же он приказ Сталина сжечь все деревни, прилегающие к большакам и другим коммуникациям, чтобы немцам пришлось зимовать в окопах. Этак можно было стать врагом собственного народа, пострашнее немцев...

   Ревякин, С. Партизаны / Семён Ревякин // Андреапольские вести. – 2025. – 6 июня (№ 22). – С. 4.

<=         =>