АЛЬФА И ОМЕГА
Ян Бресслав
СТРАННИК
О, Русь моя! Жена моя! До боли
Нам ясен долгий путь!
А. Блок.
I
Взволнованный ужасной трагедией, городок гудел, как муравейник. Убийцу поймали в тот же день, он показал и труп девушки на стройке, и примерная картина случившегося была составлена. Убитой оказалась Лиля Сарычева, дочь Сергея, и для Ланина это было двойным потрясением. Похороны при чрезвычайном скоплении народа превратились в настоящую траурную демонстрацию. Обоих похоронили под духовой оркестр на старом городском кладбище.
Через несколько дней Ланин и Сергей печально встретились у свежих, желтевших сырой землей могил. Сергея нельзя было узнать, так он осунулся, постарел, почернел, на его землистом, с запавшими глазами, лице застыло выражение болезненного недоумения. Ланин был задумчиво-строг, насмешливый блеск в глазах потух, и резче, глубже стала складка над тонкой переносицей. Они долго стояли молча, Сергей, поднося к лицу руку, иногда порывисто вздыхал.
С вечера прошел дождь, было тихо и пасмурно, черные голые кусты и низко свисавшие косы берез сплошь унизаны были стеклянными бусинками. Из-за сонной тучи на востоке прорезался на минуту краешек солнца, и кладбищенская роща вся вдруг вспыхнула, засверкала ослепительным бисером, и от веселого этого блеска Сергей зажмурился, как от боли. Всякие знаки радости и жизни были ему мучительны, и не потому лишь, что нарушали скорбь, - они так живо напоминали о светлой жизнерадостности той, которой уже нет, и чувство безмерной, неискупимой вины перед покойной дочерью пронзало ему сердце, как иглой… Как он ее не уберег? Почему не встретил в тот день на машине? Как мимолетно говорил с ней в то утро, торопясь в поездку!.. О, какая жестокая сверкающая тишина, как холоден блеск этих искусственных лощеных листьев, как одиноко среди лент и венков этим родным глазам!.. Временами все вокруг казалось ему чудовищным, нелепым сном, - люди, дома, машины виделись какими-то маленькими, далекими, нереальными, и только непроходящая тягуче-тупая боль в сердце говорила, что – нет, не сон, все было...
«Но я же слышал, слышал!..» - вспомнил он, как по дороге сюда узнал ее на остановке между садившимися в автобус, и ее голос «папа!» отчетливо до сих пор звучал в ушах.
- Она звала меня... – сказал он, взглянув на Ланина блестящими воспаленными глазами. – И волосы, и курточка красная, и голос... я не мог ошибиться! это она!.. – говорил он, прижимая руки к груди и глядя на Ланина умоляюще.
Не зная, как помочь горю этого хорошего, но абсолютно невосприимчивого к горнему миру человека, Ланин был удивлен его легковерием. Сергей и сам понимал, что это лишь воображение, галлюцинация, вызванная переживаниями, но тем больней и горше было от этого чувство утраты.
- Да, Сережа… она жива… - сказал тихо Ланин. – Она живей теперь, чем мы с тобой. Ты думаешь, она здесь, в земле? Нет! Мы не видим, а она, может, вот тут... – протянул он перед собою руку. – И смотрит на тебя, и ей больно, что ты так убиваешься... Не за себя больно, нет. Она невинна и прямо восходит в мир вышний. Но – за тебя, за всех вас, что вы так страдаете. Не надо этого! – говорил он все убедительней. – Не огорчай, не отягощай ее своим страданием! Ей надо подниматься, а ты держишь, привязываешь ее к этой жалкой ничтожной земле!.. Зачем?
- Думаешь, она здесь?.. – проговорил дрожащим голосом Сергей, глядя влажными глазами сквозь ветки березы. – Здесь вот?
- И не сомневайся ни секунды! – воскликнул Ланин, стараясь одновременно не нарушить своим возгласом тишины кладбища. – Там только одежда, оболочка, а не она... Как ты, входя в воду, оставляешь на берегу одежду, так она оставила тело на земле и плавает теперь в невидимом океане... Она не там, не смотри, – сказал он, осторожно взяв Сергея под руку и увлекая от могилы на дорогу. – Мы вот идем, и она, возможно, тоже с нами и слушает нас... Потому... не надо так переживать... - прибавил он тише.
Они шли между оградами по сырой, устланной лежалой листвой аллейке, и медленные шаги их одни были слышны в совершенном безмолвии. Так же медленно и осторожно возник и стал приближаться из туманной дали гул электрички.
- Но она так мало жила! – сказал несчастный отец, и опять его лицо болезненно сморщилось.
- Разве нам ведомо, сколько кому положено жить? – возразил Ланин. – Помнишь, как принцесса Диана разбилась? Ах, ох, какая нелепая, ужасная смерть!.. А того не знают, что принцесса только родилась, а день и место ее смерти, и даже несчастные папарацци были уже определены… А гибель нашего «Курска»? Кто-то чего-то не досмотрел или стечение обстоятельств, да? А погибли те, кому от рождения определено было умереть в тот день, и в том месте, и в той лодке, в которую их так долго собирали по всей стране... И ей было назначено. И ей дана была богом жизнь и судьба, которая ей необходима...
- Необходима?! – вскрикнул почти с ужасом Сергей. – Да ты что!.. Умереть в восемнадцать лет, и умереть так... необходимо?..
- Ошибки бывают у людей, - продолжал негромко Ланин. – У бога ошибок не бывает. Что ты знаешь о высшей необходимости? Возможно, такая мучительная смерть и требовалась, чтобы снять последние препоны для вхождения в мир высший...
Но Ланин напрасно сказал о мучительной смерти. Это разбудило в Сергее острейшее переживание всех издевательств, что пережила дочь.
- О-о... – выдохнул он, в изнеможении останавливаясь, точно не в силах был больше идти. Ей уж не помочь. Но подонок ходил еще по земле, и видел солнце, и дышал воздухом, и при мысли о нем у Сергея сами собой сжимались кулаки и желваки вздувались на скулах. – Убью... гада, - прошептал он.
Он перебрал уже разные варианты мести, иногда почти фантастические, и долгом своим считал прикончить злодея. Почти такую же ненависть вызывали у него суд и судьи, которые, без сомнения, сохранят ему жизнь. Ланин, заикнувшийся о необходимости смерти, стал так же враждебен ему, как вся эта компания.
- Убьешь... – хмыкнул негромко Ланин. – И чего б ты добился?
- Ах!.. Не тебе и учить! – сказал злобно Сергей. Вкрадчиво-спокойный голос Ланина раздражал его. Ему уже казалось, что для того только и пришел тот на кладбище, чтобы его отговорить. Он пошел быстрей, оставив Ланина позади и осыпая его приглушенно ругательствами. – Нечего ходить за мной! – прибавил он хмуро, не оглядываясь.
Ланин шел молча, опустив голову и сморщив губы в печальную улыбку, понимая, как огромна боль, сделавшая человека так несправедливо злым. Сергей тоже замолчал: ему тяжело вдруг стало дышать, испарина выступила на лбу, и в полном изнеможении, задыхаясь, он остановился. Ланин подошел, обнял его за плечи, и тот, уронив голову ему на грудь, затрясся в беззвучных рыданиях. У глядевшего поверх его плеч Ланина мокрыми стали глаза, и он не утирал их.
Сокращая путь, они свернули с шоссе и пошли мимо гаражей и свалки с грудами ящиков и лома. Покореженные остовы машин, торчавшие из бурьяна, навели вдруг Ланина на мысль.
- Ты, говоришь, в танковом служил?.. – спросил он. – Стрельбы, по полигону гоняли, да?.. А зачем?
- Что?
- Ну, полигон этот, стрельбы...
- Да понятно же... - отвечал вяло Сергей, не понимая, к чему он.
- Вот и земля наша так, - сказал значительно Ланин, - тоже полигон… Только не танкистов муштруют, а людей… Зачем, ты говоришь, аварии, болезни, несчастья всякие? Да как и салагам на учениях… Что за солдат, если он сдрейфит? На что он годен?
Сергей, идя чуть позади и изредка вздыхая, молчал.
- Это и тебе, братец, испытание... И вот смотрит бог, что ты сделаешь. А ты говоришь: убью подонка… Да на кой он тебе сдался? Что ты не в свое, а в божье дело лезешь? Мерзавцу такое уже приготовлено, что мало не покажется! Свое он получит без тебя! А ты на преступление вслед за ним хочешь пойти: убить? Да охренел ты, что ли? Мало тебе ошибок, что уже наделал, так тягчайшую еще хочешь добавить? Поможешь ты ей этим? Да ты что?! Да… Смерть эта – тяжкий крест для тебя, тяжкий... Значит, не оставил еще тебя бог и надеется, что выдержишь. А ты и засуетился, зашатался... Нет, танкист! Он на тебя смотрит! И ждет, что поступишь правильно!..
Сергей не отвечал, точно не слышал, но Ланину казалось, что что-то задел он в этой измученной душе. Они шли уже по щербатому тротуару мимо деревянных домов с палисадниками, алевшими гроздьями рябин.
- Возьми, Олег... - продолжал Ланин. – Он же мог пришить этого подонка несколько раз… И легко! И не узнал бы никто! Но – не стал... А вытащил из той ямы… Зачем бы, кажется? Тот же и зарезал его потом... А? Нет, все правильно... А какой хороший был человек! Жаль, ты не знал его.
- Художник этот?
- Да, и какой замечательный! Какие у него, брат, картины! А то, хочешь, зайдем, я как раз в его мастерскую... Зайдем? – настойчиво трогал он Сергея за рукав, надеясь его развлечь. – Или дела у тебя?
- Какие дела... - отвечал вяло Сергей. Он действительно совершенно забросил свою торговлю, потерявшую теперь всякий смысл. Неуверенно согласившись, наконец, он пошел за Ланиным к переезду.