АЛЬФА И ОМЕГА
III
Смерть друга для Ланина стала сильнейшим ударом. Помимо тяжелого чувства утраты он пережил странное и болезненное впечатление, как если бы перед ним пронесли не гроб с телом Олега, а зеркало, в котором увидел себя.
«Вот и я так, - думал он, вспомнив недавнюю аварию. – Сегодня жив, завтра – нет... И что моя жизнь, мои планы, когда все так хрупко, ненадежно, неясно?..»
Мысль, что он может уйти столь же внезапно, ничего не успев, была просто убийственна. Чувство это было сродни уже пережитой им в прошлом году «смерти» - огромному сожалению о несвершенном и столь же огромному, горячему желанию успеть. Почти физически он ощутил невосполнимость утекавшего напрасно времени. Разве не получил он тогда ясный знак, что все надо немедленно менять? Но что он изменил? Что он сделал кроме нескольких примитивных схемок, растянутых в тягомоть лекций? Болтовня, одна болтовня… Прекратить это, и немедленно! Только действие имело вес и могло восполнить в чем-то упущенное. Олег, хоть и не искушенный в философских тонкостях, жил правильней и чище. Даже допекаемый постоянно «темными», в страдании и борении с ними, сделал-таки несколько хороших картин…
Ему вспомнилось, как удивился, узнав об этих картинах, Курский, с которым они встретились на похоронах. Жизнь Волхова в последнее время вообще явилась для того новостью, и, слушая Ланина, Андрей Иванович все покачивал удивленно головой.
- Жаль, жаль, что он ушел тогда от нас, - сетовал он печально.
- И не он один... - заметил, имея в виду себя, Ланин. – А что сейчас группа?
- Та группа, в общем, распалась.
- Жалко... Интересная была информация.
- Ну, информация есть, – возразил Курский значительно.
- Что, контакты продолжаются? Все с Зоей?
- Нет, уже не с Зоей...
- И что-нибудь новенькое?
- Есть и новое, - отвечал Андрей Иванович сдержанно. – И очень даже много...
В конце концов он обещал дать прочесть новые записи, и почему-то сейчас Ланину захотелось на них взглянуть. Расставшись с Лебедевым, он зашел в конструкторский отдел к Курскому, приготовившему уже обещанный материал. Это был объемистый, принтерной печати, фолиант в красных обложках.
- Да это целая библия! – удивился Ланин, взглянув на заголовок: «Законы Мироздания, или основы существования Божественной Иерархии».
- Так и есть… Почитаешь – поймешь. Кстати, в издательстве одном заинтересовались, - поделился Курский новостью. – Скоро опубликуют.
К фолианту «Законов» он приложил две папки с записями диалогов.
Придя домой, Ланин сразу засел читать. Первые же страницы буквально ошеломили его. Потрясение было сильнее, чем когда в Евангелии, в заповедях, он обнаружил отчетливые энергетические законы. Там были закономерности, постигнутые – верно ли, нет ли – им самим. А здесь - прямое откровение Бога, обращенное к человечеству на рубеже смены эпох.
Он был неплохо знаком с эзотерикой, довольно искушен в восточных учениях и вполне утвердился уже в истине христианства, чтоб разобраться, что есть что. Сомнений быть не могло: впервые после Христа к людям обращался сам Бог. Это подтверждала и совершенно новая информация, которой нигде до этого не было. Не прибегая к иносказаниям, Бог прямо раскрывал природу мироздания, и свою собственную божественную природу, и природу человека. И это была первая причина его восторга и потрясения.
Вторая была в том, что в главном – в понимании Бога как энергии абсолютной, пребывающей в непрерывном саморазвитии и совершенствовании, включая развитие и совершенствование мириадов созданных им душ, человеческих в том числе, - он был близок к истине. Разумеется, примитивные его схемки ни в какое сравнение не шли с реальной картиной энергетического строения и становления души, со сложными самосогласованными законами мирового развития, открываемыми человечеству, однако шел он в верном направлении, и уяснить новое оказалось не так сложно.
Но одновременно это и разочаровывало. Зачем, спрашивается, силился он что-то понять, придумать, изобрести сам, если законы – вот они, причем реальные, действительные, а не плод скудного человеческого ума? К чему был долгий экскурс в религию и, главное, критический, почти обличительный его пафос? Когда, оказывается, нет никакой нужды в реставрации христианства, поскольку наступает новая эра, и Бог дает знания об истинном строении мира и высшие законы мироздания без каких-либо оглядок на старую Библию, как и без всякого по этому поводу ажиотажа?
«Мое явление – не мистика, - говорил Бог. - Я никогда никого не посвящаю в свои планы, а прихожу – и зрячий Меня увидит, слепой не поймет явления. Я прихожу вещать людям о том, чему не учили их…»
И чем более он вникал, тем яснее проступала грандиозная и вместе простая суть происходящего. И тем сильнее становилось чувство великой ответственности пред Богом и собой за собственное развитие. Ибо только в нем - в развитии, в неустанном совершенствовании – был смысл жизни…
Обстоятельства складывались так, что уход из института был неминуем. Теперь он видел, что должен был бы уйти, даже если б ничто к этому и не вынуждало. Ибо как можно преподавать философию, зная реальные космические законы - истину, не имеющую с этой философией ничего общего? Преподавание вообще теряло смысл. Главным в жизни - и уже окончательно – становились правильные личные поступки. И его беспокоил теперь вопрос, правильно ли он поступил, уйдя вслед за Волховым из группы. Ведь все это, оставшись, он мог узнать раньше и не строил бы, разумеется, никаких своих теорий, и христианством в той форме, как это у него получилось, просто не заинтересовался бы. Религиозные уклоны были излишни, - он двигался бы путем ясного, без отступлений и зигзагов, понимания…
Почему же ушел? Конечно, не из-за Олега. Видимо, потому, что уже не ждал от группы ничего серьезного. И теперь, совершив окольный путь поисков, что имел он кроме потерь, балласта самодельных теорий и засоренного бесполезными знаниями ума? Есть ли позитив?
Да, кое-что... Энергетическое понимание бытия, пройдя через голову и сердце, укоренилось и проросло в нем, став частью его самого. Углубление в христианство с его разделением слова и дела заставило предпочесть говорильне действие. И теперь, в соединении с высшими знаниями, которые все ж не обошли его, это плюс несомненный. Ибо только закрепленные практикой знания становятся достоянием души, остальные улетучиваются. Сколько неофитов, восхитившись новым откровением, так и останутся в восторженном бездействии, а он избавлен уже от такого недостатка. Балласт же и сор, зацепленные на обходной дороге, он без ущерба выбросит, оставив самое ценное: динамизм и практику…
Придя к этому выводу, Ланин облегченно вздохнул, собрал свои папки с записками по энергетике, духовной философии и христианству и задвинул в дальний угол шкафа, чтоб не попадались на глаза. Все, что надо, уже было в душе. Новую жизнь предстояло начать в новых доспехах…
В самом деле, ничего подобного он раньше не знал. Откровение Бога о себе, далекое от традиционных представлений, было непривычно и поразительно. Но так ясно, логично, так легко укладывась в нарисованную «Законами» картину, что отвергнуть его было невозможно. И Ланин принял его с радостью, с какой долго блуждавший по глухим тропкам путник выбирается на большую дорогу. С удивлением оглядывался он теперь на свои метаморфозы. Убежденный атеист, признавший постепенно высшее начало, потом и бога, теперь он с вооодушевлением усваивал новое его слово и новый облик, точно давно ждал этой встречи. Как вырвавшийся на волю узник, с жадным наслаждением глотал он свежий, слетевший с горних высей, ветер и все не мог надышаться…
Разве не то же и в человечестве? Бог един, но сколь различно понимание бога у индуса, иудея, мусульманина… И разве тому богу, какому молился Иисус, молятся сегодняшние христиане? Разве, наконец, атеист отвергает бога подлинного, которого он не знает, а не иллюзии и смутные представления верующих? А ведь есть реальный, истинный Бог, весьма далекий от людских домыслов и догадок, мало похожий на рисуемого в их бесконечных толкованиях и трактатах. И вот Бог этот, наконец, говорит: довольно иносказаний, измышлений, условностей, - вот я каков на самом деле! И прямо излагает суть…
Ланину вполне открылся теперь смысл его собственных поисков, неустанных попыток постичь что-то в философии, индуизме, христианстве: он страстно хотел найти, вышелушить эту суть. И, наверное, не он один. И вот пришло время ее обнаружить, и Бог раскрывает, наконец, истинную свою Суть, чтобы, видя действительную цель, люди могли сознательно делать выбор… Углубление в «Законы» и диалоги стало радостным постижением этой сути, начавшемся для него с нескольких дней непрерывной, напряженной внутренней работы.