Иван Борисов. Покуда сердце бьётся

“ОПЕРАЦИИ” ДОКТОРА ПЕТРОВА

   У врачей не принято спрашивать о здоровье. Однако разговор, который состоялся у доктора Петрова в штабе Калининского фронта, начался именно с этого.

   — Прежде всего, — обратился к нему начальник отде­ления разведки Ф.Д. Пиманов, — как ваше здоровье, Ни­колай Яковлевич?

   Петров улыбнулся — тронут, мол, вниманием, — а сам про себя подумал: “К чему бы это?”

   — Спасибо, — ответил он, — для моих семидесяти как будто нормально. Не жалуюсь. А в чем, собственно, дело?

   — Будем говорить прямо, — сказал Пиманов и, выйдя из-за стола, присел на стул рядом с Петровым. — Для работы в тылу врага нам нужен человек, хорошо владею­щий немецким языком. В Кашинском райкоме партии нам сказали...

   — Да, я знаю немецкий. Чем мне придется заниматься?

   Ко всему был готов начальник отделения разведки, предполагал, что нелегким будет этот разговор. В самом деле, легко сказать: будьте разведчиком. А каково это в семьдесят лет? И, думая об этом, Пиманов заранее пре­дупреждал себя: “Будет отказываться, жаловаться на здо­ровье — оставим разговор. Жалко, конечно, другую та­кую кандидатуру поискать, но что поделаешь, возраст — не шутка”. Словом, неожиданный вопрос доктора, кото­рым он будто бы давал понять, что если не полностью, то наполовину предложение им принято, озадачил Пиманова. Он еще раз внимательно взглянул на Петрова и, поняв, что тот шутить не собирается, ответил:

   — А заниматься вам придется тем же, чем вы и занима­лись — медициной. Для начала... Ну а затем...

   — Вот этим последним давайте и займемся, — сказал док­тор Петров и прибавил коротко: — Словом, я согласен.

   Этот разговор состоялся в один из октябрьских дней 1941 года. А вскоре в военном госпитале в оккупирован­ном фашистами городе Калинине появился врач. И хоть врач этот был русский, ни у кого из немцев этот факт не вызвал особых возражений. Госпиталю нужны были вра­чи, а этот старик сам пришел и предложил свои услуги. При этом очень убедительно, объясняясь на немецком языке, заверил, что столь долгое его пребывание в Со­ветской России — печальное недоразумение, что и дед, и отец, и мать жили одной мечтой — любыми путями уехать туда, в Европу, в Германию. И вот теперь ему на склоне лет, кажется, удастся сделать это.

   В госпиталь каждый день привозили раненых немец­ких солдат и офицеров. Некогда было влезать в подроб­ности биографии старичка доктора, и Петров взялся врачевать фашистских вояк.

   Все было так, как много лет подряд: и белый халат, и стерильные перчатки, и стоны оперируемых на столе, и борьба за жизнь человека... Все было так и совсем не так, потому что все, что отныне делал доктор Петров, было нелепо и необъяснимо. Еще там, в кабинете у работника разведотдела, и позднее, в деревне Змеево, откуда ему пред­стояло пробираться в оккупированный город, он мучительно думал об этом. Он знал, что ему предстоит сыграть слож­нейшую роль. Роль человека с совершенно чуждыми ему самому взглядами, убеждениями.

   Всю жизнь он самым большим злом на земле считал то, что противостоит здоровью, жизни человека. Самыми лютыми врагами его были болезни и смерть. И вот при­шли люди и принесли с собой смерть и разорение, а ему предстоит помочь им — лечить их, бороться за их жизни. А ведь выздоровевшие, вернувшиеся к жизни, они снова возьмут в руки автоматы и будут убивать, убивать, уби­вать... Высокий гуманизм, нормы врачебной этики — мож­но ли успокоить себя этими словами, если на твоих глазах попирается все самое святое, человеческое? Нет, он не трус: он дал согласие, прекрасно понимая, на что идет. И все-таки лучше пойти на любые жертвы, лучше, как все, вое­вать с винтовкой в руках, а не держать, как он, скальпель и помогать врагу.

   Но он брал скальпель и подходил к столу, и громко брякали, падали в таз осколки, удаленные из тела фашис­та. Быть может, в эти минуты доктор Петров забывал о том, что человек, лежавший перед ним, — враг. В эти ми­нуты он оставался врачом. Но были и минуты, когда боль­ше, чем здоровье раненого, доктора Петрова интересовало совсем другое: откуда прибыл этот немец, из каких он ро­дов войск, какие планы вынашивают его военачальники. Нет, он не задавал вопросов, не вступал в беседы с немец­кими вояками, он просто слушал. Слушал и запоминал.

   Искалеченные люди, обозленные неожиданными не­удачами, которые пришли вместо обещанной скорой победы, не были сдержанными в разговорах. Уже тогда док­тору Петрову стало ясно, что плохи у немцев дела под Москвой. Впрочем, не только этих сведений, не инфор­мации о настроении врага ждали от него в шгабе фронта. От него требовалось другое — узнать численность и расположение частей в городе и на фронте, планы боевых дей­ствий, наличие боевой техники.

   Документы, выданные Петрову городскими властя­ми, позволяли свободно ходить по улицам. И при каж­дой возможности он совершал эти прогулки. Помогал не только документ, выручало и то, что жителям окку­пированного города не был знаком этот старик, кото­рый появлялся то в одном, то в другом месте. Поговарива­ли, что человек этот служит в немецком госпитале, но кто он, откуда взялся, никто не знал.

   Война застала Петрова под городом Кашином, в доме отдыха “Тетьково”, где он работал главным врачом. Места там живописные: река Медведица с белыми кув­шинками вдоль извилистых зеленых берегов, сосновый бор,высокоствольный, шумливый. Теперь, вспоминая их, он думал: “Неужели и туда доберутся эти скоты, неуже­ли их ничто не остановит?”

   И снова, приподняв воротник пальто, шел доктор Пет­ров по улицам полуразрушенного города. Его останав­ливали патрули, проверяли документы и тут же возвра­щали, с улыбкой отдавая честь. “Не иначе как за своего принимают, — думал Николай Яковлевич. — Ну что ж, тем хуже для  вас”.

   В установленный день и час, в определенном месте доктор Петров встречал связную, которая приходила в город оттуда, из-за линии фронта. Ей он и передавал всю разведывательную информацию. Встречи были ко­роткими, без разговоров, без лишних слов. И всякий раз, возвращаясь в госпиталь, доктор ругал себя за то, что и на этот раз не решился попросить у связной пере­слать от его имени весточку сыну и дочери. А потом вспоминал: “Да где они сейчас — разве найдешь? Какие тут письма!”

   Через много лет, вспоминая о докторе-разведчике, Ф.Д. Пиманов написал: “Сведения, которые мы полу­чали в те дни от Петрова, были полностью использова­ны штабом фронта при разработке операции по осво­бождению города Калинина. В числе тех, кто обеспечил успех этой операции, имя доктора Петрова должно сто­ять одним из первых”.

   В освобожденном городе произошла у них вторая встреча, и, как в первый раз, майор Пиманов спросил:

   — Как себя чувствуете, Николай Яковлевич?

   Вместо ответа доктор Петров протянул Пиманову письмо. В нем сообщалось, что сын Николая Яковлеви­ча — командир подводной лодки — погиб смертью храбрых в одном из боев.

После недолгого молчания Петров сказал:

   — Словом, на курорт отпрашиваться не буду. Ни бо­леть, ни стареть мне теперь нельзя — противопоказано. За двоих постараться придется.

   В мае 1942 года Петров получает новое задание: в со­ставе спецгруппы проникнуть в город Невель, где рас­положен крупный вражеский гарнизон, постараться уст­роиться  там на работу и приступить к сбору разведыва­тельной информации.

   За несколько дней до отправки в тыл врага Петрову сообщили: “Придется лететь самолетом, а там, недалеко от города Невеля, прыгать с парашютом”. В штабе ска­зали:

   — Николай Яковлевич, дело  осложняется. Наверное, за свои семьдесят лет с парашютом-то прыгать не при­ходилось. Может, отставим?

   И услышали в ответ:

   — За семьдесят лет мне еще много чего делать не приходилось — быть разведчиком, например. Так что и это попробуем. Расскажите, как и что.

   Его инструктировали перед самым полетом. Летели в ночь, и прыгать предстояло по условным сигналам — на костры, разложенные партизанами.

   ...Под утро, замаскировав парашют, доктор Петров выбрался из леса на дорогу, ведущую в Невель, а через несколько часов уже входил в город. Первое, что броси­лось в глаза, — в городе полно немцев. Оставаться неза­меченным, ходить по улицам среди серо-зеленых шине­лей и не привлекать к себе внимания было невозможно. Уже первый патруль остановил Петрова. Объяснялся он по-немецки, говорил так, как и было на самом деле: работал в госпитале, а теперь ищет работу снова. Но что-то в объяснениях доктора насторожило “новых хозяев” Невеля — никто не спешил предлагать ему работу. А вскоре удалось узнать, что гитлеровцы намерены арестовать его. С большим трудом Петров выбрался из Невеля и прим­кнул к своей группе, которая в скором времени выросла в спецотряд.

   В те дни разведчику Петрову давно уже перевалило за семьдесят, но, выходя на боевое задание, он не про­сил у товарищей передышки, не жаловался на усталость, хотя и сам уже чувствовал, что возраст дает себя знать. Бывало, заботливый командир, желая оставить его в отря­де, придумывал кому-нибудь из бойцов болезнь и предла­гал Петрову последить за больным. Но тот быстро разоб­лачал хитрость товарищей, и в землянке командира раз­давался его возмущенный голос:

   — Вы что ж, симулянтами меня удержать хотите? Не выйдет! Посылайте на задание.

   И посылали. И он шел. Однажды во время перехода он вдруг почувствовал острую боль в сердце. Стало трудно дышать, ноги в тяжелых сапогах сделались непослушны­ми. Остановиться бы, переждать, но разве можно? И впе­реди и сзади, следом за ним, идут товарищи. И он шел, лучше всех зная, что идти нельзя.

   “Как  некстати, — думал  он, — и не от пули, не от осколка, а так, от собственной старости, от дряхлости своей. Обидно!” Но лишь один человек — его дочь — узнал о том, что случилось тогда в лесу с доктором Петровым. В одном из своих писем, отправленных из вражеского тыла, он на­писал ей: “Понемногу и полегоньку машина начинает пор­титься, размах жизненной силы  начинает суживаться все больше и больше. На днях после похода я заметил неров­ности пульса и перебои. Правда, все это прошло, но это меня беспокоит. Этого я не ожидал”.

   Партизанам, друзьям своим, он лишь в одном призна­вался — что  очень хочет дожить до победы и обязательно доживет. И шутливо добавлял при этом:

   — Если, конечно, командир не засадит меня в лагере чистить картошку.

   “Засадить чистить картошку” доктора Петрова не уда­лось и потом, когда окончилась война. День победы он встретил в белом халате на своем боевом посту — главным врачом районной больницы во Владимирской области. На груди под белым халатом носил доктор Петров боевую на­ граду — орден Красного Знамени. А в 1951 году прибави­лась еще одна награда — орден Ленина. За долголетнюю и безупречную работу.

   Он умер в возрасте 86 лет, через три года после ухода на пенсию. В послужном списке доктора Петрова множе­ство сложнейших операций, свидетельствующих о его богатой медицинской практике. Но есть еще особый спи­сок, который, так же как и первый, говорит о заслугах на­шего земляка перед народом. Это список боевых операций Николая Яковлевича в тылу врага.

<=                                    =>