Корней

   – Толич, сейчас в «Кронверке» кружка «Хольстена» – пол моей зарплаты. Про угря я уже и не говорю... Могу тебя к себе пригласить. Полторашка «Балтики» тебя устроит?.. Под орешки?

  – «Балтика» устроит, но к тебе не пойду. У меня с твоей Зинаидой Андреевной половая несовместимость.

  – Какая-какая несовместимость?

  – Э-э… идейная. Она мне всё развод со Светкой простить не может.

  – Да дураки вы оба. Ты и Светка.

  – Дураки... – легко согласился Толич. – Так ты чего хотел?

  – Толич, у меня для тебя есть клиент.

  – Опять? И кто на этот раз?

  – Могу поспорить – у тебя такого ещё не было, – нимфа!

   – Нимфа?

   – Нимфа, – подтвердил Корней, покосившись на Суок. – С глазами... Несравненная.

   – И где ты их берёшь? – вздохнул Толич.

   – Работа такая... Ну так что?

   – Ладно, привози... Только – к приёмному покою. А не к служебному ходу, как в прошлый раз. А то опять мне всю охрану на уши поставишь.

   – Добро, еду. Минут через пять буду... Ты только там какой-нибудь халат приготовь. Или одеяло. Она у меня несколько не одета.

   – Ого-о-о! – многозначительно протянул Толич.

   – И ничего не «ого»!

   – Значит – ага?..

   – Сам ты – «ага»! Лепила хренов! Щас приеду – ты у меня попляшешь!

   Толич заржал и отключился.

   – Всё, едем, – оповестил Корней Суок и, притормозив, круто – с визгом шин, через двойную сплошную – раскрутился в обратном направлении.

   – Куда?

   – К другу... Тебе там будет хорошо.

   Толич был давнишним приятелем Корнея. Они выросли в одном дворе, ходили в один детский сад, а потом учились в одном классе. После школы Толич поступил в Медицинский, а Корней, завалив экзамены в Технологический, загремел в армию, а оттуда подался в милицию. Вновь они встретились, когда обоим уже было за тридцать, долго дружили семьями, но после известных матримониальных катаклизмов в семье Толича дружба эта быстро сошла на нет. Тем не менее приятелями они с Толичем остались – грела их память о дворовом детстве, пара более поздних историй. Работал Толич в знаменитой «Пряжке», куда Корнею приходилось по долгу службы время от времени возить соответствующих «клиентов», начиная от «хитрожёлтых» призывников и заканчивая буйными белогорячечниками. Несколько раз Толич серьёзно выручал Корнея, да и сам был обязан Корнею за помощь в паре весьма щекотливых ситуаций...

   До «Пряжки» по полупустым улицам доскакали быстро.

  – Ну вот, – сворачивая на набережную, сказал Корней, – считай, что приехали.

   Толич ждал их на ярко освещённом крыльце приёмного покоя, покуривая и держа на сгибе руки какую-то свитку. Корней подрулил прямо к ступенькам.

   – Ну что? И где? – поинтересовался Толич, пожимая Корнею ладонь своими мягкими докторскими пальцами.

   – А во!.. – Корней театральным жестом распахнул дверцу и галантно предложил Суок руку.

   Суок вышла из машины. Толич присвистнул. Корней – мысленно – тоже. В ярком свете ламп стало отчётливо видно, что Суок одета в короткую бледно-розовую тунику из лёгкой полупрозрачной материи, и что под туникой действительно больше ничего нет. Телу бы её позавидовала любая супермодель, да и лицо Суок, обрамлённое уже слегка подсохшими – с вороньим отливом – чёрными волосами, оказалось весьма миловидным. Впрочем, на лицо они особо не смотрели...

    – Ну, ты даёшь!.. – только и нашел, что сказать Толич.

   – Давай, принимай, а я завтра заеду – заполню всё, что надо... – Корней торопливо снял с руки Толича свитку, оказавшуюся видавшим виды тёмно-коричневым фланелевым больничным халатом и накинул его на плечи Суок.

   – В смысле – сегодня? – уточнил Толич.

  – А, ну да, уже сегодня... – Корней яростно потёр ладонями лицо. – Чёрт, день сегодня какой-то бесконечный, я просто с ног валюсь... Пару раз за рулём отключался, вот эту чуть не задавил, – он кивнул на Суок.

   – Может таблеточку?.. – озаботился Толич.

   – Иди ты! Знаю я твои таблеточки...

   Толич заржал:

   – Ладно-ладно. Давай – езжай... Горячий душ, сладкий чай, чистая постель – что ещё нужно, чтобы встретить старость?.. А я уж тут разберусь, – он приобнял Суок за плечи. – Ну что, милая, пойдём?

   Суок обернулась к Корнею:

   – Ты уезжаешь?

   – Я приеду. Завтра... э-э... сегодня. Попозже.

   – А я?

   – А ты теперь с Толичем... м-м... с Александром Анатольевичем.

   Суок молча смотрела на него.

   – Иди-иди, – стараясь не встречаться с ней глазами, сказал Корней. – Здесь тебя не обидят... Александр Анатольевич любит нимф. Он всю жизнь в них верил.

   – Правда? – Суок перенесла тяжёлую артиллерию своих глаз на Толича.

   – Конечно правда!.. – Толич вновь завладел её плечами. – Пойдём, солнышко... – он легко, но настойчиво направлял Суок к дверям. – ...Помню – в детстве игрывал я на ковре «Хорасан», глядючи на гобелен «Нимфа», и думал: «Ах, нимфа! Где ты, нимфа? Отчего ты не идёшь ко мне?»... – он открыл перед Суок тугую стеклянную дверь, не переставая говорить, проскользнул в проём рядом с ней и повёл Суок по коридору, не убирая руки с её плеча и продолжая шевелить губами над её ухом.

   Корней сквозь дверь смотрел, как они уходят вдвоём по крашеному весёленькой васильковой краской коридору, как мелькают под не по росту длинным халатом беззащитно-розовые пятки Суок, и почему-то чувствовал себя предателем. Он ещё раз прокрутил в голове все свои действия. Да нет, вроде всё правильно. Здесь – профессионалы. Они помогут. Да и он подъедет через несколько часов. Вот выспится и подъедет. Корней опять потёр лицо и двинулся к машине.

   Налетевший холодный порыв ветра мимоходом распахнул ему куртку, взъерошил волосы и, нырнув через парапет, рябью побежал по электрически заискрившейся воде канала. Корней глянул вверх. Низких обложных туч уже не было. Неслись ещё над головой какие-то драные, неопрятного вида лохмотья, но в просветах между ними уже алмазно лучились чистые, до скрипа промытые звёзды. «Днём-то солнце будет...» – определил Корней и, запахнув куртку, торопливо забрался в тёплое нутро машины...

   Он вошёл в квартиру, когда часы в прихожей показывали семь минут четвёртого. Повесив на крючок ветровку и скинув кроссовки, Корней устало прошлёпал в спальню и тяжело опустился на кровать. Да, командировочка-то оказалась непростой... Корней стащил с себя опостылевшую за день сбрую и, замотав ремни на кобуру, положил её на тумбочку. «Что-то я не сделал... – сидя на кровати и расстёгивая рубашку, вяло думал Корней. – ...Что-то я должен был ещё сделать... А! Да...». Он дотянулся до городского телефона, поставил его к себе на колени и, сняв трубку, набрал номер.

<=

=>