На картах не значится
Был в Орловке и ещё один очень существенный минус. Дело в том, что на этот гарнизон почему-то не распространялся приказ министра обороны о заменах, согласно которому офицер, прослуживший «...в районах Крайнего Севера и приравненных к ним местностям, в отдалённых районах и местностях, а также в районах и местностях с неблагоприятными климатическими условиями...» пять календарных лет, подлежал обязательной замене «в Европу». Орловка, как это ни странно, ни под один из обозначенных в приказе критериев не подпадала. А посему, однажды попав в Орловку, служить в ней можно было, как говорится, до морковкиного заговенья. Ситуация изменилась только в 89-м году, когда ветры Перестройки, донесли наконец до Москвы слёзы и стенания служивых, заживо погребённых «во глубине амурских руд».
Так что Орловка во все времена оставалась самым непривлекательным местом службы, своеобразной ссылкой. По этой причине и контингент в Орловском гарнизоне был весьма своеобразным и представлен он был, в основном, двумя типами офицеров: «сосланными» и «нехитрыми».
К первой категории относились офицеры, отправленные «в ссылку» в Орловку за какие-либо провинности. Для лётного состава это чаще всего были разной степени тяжести профессиональные «проколы», типа подломленного при грубой посадке шасси или случайно сброшенного в полёте фонаря кабины. Хотя попадались в этом плане и совершенно уникальные истории.
Так служил в Орловке в моё время капитан Ф., знаменитый на все ВВС тем, что как-то сбил в полёте собственного ведущего. На учениях, во время пусков ракет по маневрирующей цели, Ф. перепутал на экране прицела метки и вместо того, чтобы пустить ракету по «беспилотнику», запулил родимую в своего, летящего впереди и чуть сбоку, ведущего. Ведущий, к счастью, остался жив – катапультировался, а Ф. после показательной экзекуции был «сослан» в Орловку. Навечно.
Что же касается технического состава, то там значительную часть «ссыльных» составляли «алкоголики».
Напомню, что во времена развитого социализма, когда «на проблемы смотрели ширше, а к людя́м относились мягше», уволить офицера из рядов Вооружённых сил по причине пьянства было делом почти невозможным. С такими офицерами цацкалось начальство, с ними нянчилась партийная или комсомольская организация, их брали на поруки, их судили товарищеским и офицерским судом, их «продёргивали» в стенной печати, их клеймили позором, их всячески воспитывали и перевоспитывали, но увольняли редко, я бы даже сказал – исчезающе редко.
Когда я приехал в Орловку молодым лейтенантом, я обратил внимание на одного потрёпанного жизнью техника. На вид ему можно было дать лет сорок. И тем не менее он всё ещё был лейтенантом. Повседневно мы в Орловке ходили в лётно-технической форме одежды – без знаков различия, но на первом же строевом смотре я заметил на погонах странного техника, кроме двух лейтенантских звёздочек, ещё и две дырки, соответствующие расположению звёздочек капитанских. Вскоре выяснилось, что офицер этот в своё время благополучно дослужился до капитана, но потом по каким-то причинам начал пить, пустился во все тяжкие, был разжалован сначала до старшего лейтенанта, а потом и до лейтенанта и в конце концов «сослан» на Дальний Восток – разумеется, в Орловку. Надо сказать, что с «карьеристом» этим мы тоже изрядно намучились. За те шесть лет, что я провёл в Орловке, этот персонаж два раза получал старшего лейтенанта и оба раза расставался с третьей звездой, прошёл все мыслимые и немыслимые этапы коллективного воспитания, начиная от товарищеского суда и заканчивая вульгарным мордобоем, женился, развёлся, имел неудачную попытку суицида и наконец, в 90-м году, был таки уволен... по выслуге лет. Последние года полтора до увольнения этот «ахтунг» вообще появлялся на службе исключительно в день выдачи зарплаты, и, получив оную, сейчас же убывал в Белогорск или в Свободный – поближе к тамошним ресторанам, где и спускал полученные деньги за несколько дней. Куда он девался потом, никто не знал, но все знали, что в следующий раз его можно будет увидеть ровно через месяц – возле окошечка кассы в день выдачи получки. Попасть в Орловку можно было и по другим причинам. Например, из-за неуживчивого или слишком прямолинейного характера. Или даже просто из-за наличия какого-либо характера вообще, но дополненного присутствием своего собственного мнения, на твою беду не совпадающего с мнением начальства.
К сожалению, у нас, в России, начальство никогда не любило подчинённых, имеющих своё собственное, отличное от их, начальничьего, мнение. Повелось это издавна, наверное ещё со времён первых князей, и благополучно, без особых перемен, просуществовало до нынешних, вроде как бы просвещённых и типа демократических, времён. Увы, деспотия, она и есть деспотия, в какой бы цвет она не красилась и под какими бы масками не скрывалась. Конкуренция, она же борьба за власть, при деспотии, в отличие от той же самой конкуренции при нормальной демократии, может иметь лишь один единственный исход – смерть деспота (речь может идти как о смерти физической, так и о политической), и деспот это прекрасно понимает и именно поэтому старается окружить себя людьми либо глупыми, глядящими деспоту в рот, либо тихими, бессловесными, не способными на поступок. Поэтому умных людей в России никогда не любили и не любят до сих пор. Если оглянуться назад и непредвзятым взглядом окинуть всю долгую российскую историю, то окажется, что история эта есть не что иное, как история гонения и уничтожения умных людей. На протяжении веков умных людей в России громко казнили, тихо душили, ссылали в Сибирь, выгоняли из страны, лишив гражданства, и вообще, всячески и изощрённо гнобили. Остаётся только удивляться, что умный человек в России до конца так и не перевёлся. Живучий он оказался, сволочь.
Второй категорией обитателей Орловки, как я уже говорил, были «нехитрые». К ним, в частности, относились все выпускники лётных училищ, попадающие в Орловку по распределению. Как это происходило, я объясню на собственном примере.
Из нашего выпуска в Краснознамённый Дальневосточный военный округ было распределено пятьдесят три человека. Все мы должны были прибыть в штаб ВВС округа 19 ноября к девяти часам утра. Предварительно отгуляв положенный нам по выпуску из училища первый лейтенантский отпуск.
После тягот и лишений армейской службы в училище и в предвкушении новых тягот и лишений, на этот раз уже в дальневосточном полку, я оттянулся в отпуске по полной программе и, как порядочный офицер, прилетел в Хабаровск накануне указанной в предписании даты, дабы в девять ноль-ноль следующего дня трезвым и чисто выбритым предстать пред светлы очи высокого дальневосточного начальства. К моему великому удивлению, в указанный в предписании день и час в штабе нас собралось всего четырнадцать человек. И были мы, как это выяснилось в дальнейшем, простыми и недалёкими лохами. Поскольку остальные тридцать девять выпускников, оказывается, в отделе кадров округа уже побывали и получили распределение в полки. Хитрецы приезжали в штаб и за неделю, и за две до указанного в предписании срока. Некоторые, наиболее искушённые в тонкостях армейской службы, вообще рванули в Хабаровск на другой день после выпуска. Всё это проделывалось лишь для того, чтобы выбрать себе наиболее престижное, максимально «вкусное» место службы. К моменту нашего появления в отделе кадров вакантными оставались лишь два места в Смирных и двенадцать мест в Орловке.
К слову сказать, со всеми «хитрожёлтыми», как это часто бывает, жизнь в дальнейшем распорядилась по-своему.
В середине 80-х началось печально известное «истребление» истребительных полков, ставшее как бы пробным камнем, испытательным полигоном для последовавшего вскоре глобального разрушения могучей советской армии.
Да-да, мой пытливый читатель, большое разрушение армии началось именно тогда, в середине 80-х, а не в «ельцинские» 90-е и, уж конечно, не в «путинские» двухтысячные. Ельцин разрушал страну. Всю. Целиком. До какой-то там отдельно взятой армии ему вообще не было дела. А нынешние правители армию, наоборот, строят. Но строят они её, к сожалению, исходя из своих, совершенно дилетантских, представлений о том, что такое армия и для чего она, собственно, нужна. Поэтому всё это очень сильно напоминает работу кружка юных пионеров-радиолюбителей, нашедших на свалке останки выброшенного за ненадобностью суперкомпьютера и собирающих из них, нет, даже не калькулятор, а просто необычный пазл, мозаику из большого числа красивых, блестящих, но совершенно бесполезных в своей красивости деталей.
Так вот, о печальных 80-х. Первым тогда под удар попал Сахалин. Затем пострадало Приморье. Потом очередь дошла и до Хабаровска. Полки сокращались, лётчики мотались по стране в поисках места службы, переходили в другие виды авиации, вытеснялись на нелётные должности; рушились семьи, ломались судьбы; и только Орловка, далёкая непрестижная Орловка продолжала спокойно и целенаправленно «переводить керосин в шум». Мы – молодые лейтенанты – активно летали, последовательно продвигаясь по программе, получали допуски по новым видам лётной подготовки, сдавали на «класс» и время от времени получали грустные весточки об очередном нашем однокашнике, попавшем под свирепый удар разыгравшегося в стране «перестроечного шторма». Существует одно древнекитайское изречение, которое приписывают Конфуцию: «Сиди спокойно на берегу реки – и мимо проплывёт труп твоего врага». Поневоле мы оказались в роли подобных созерцателей. Единственным отличием нашего положения было то, что «мимо плыли» «трупы» не врагов, а наших однокашников и друзей. Никакого злорадства по этому поводу, мы, конечно, не испытывали, прекрасно понимая, что лотерея есть лотерея – кто-то выигрывает, а кто-то проигрывает – и в любой момент на месте проигравших можем оказаться и мы. Правда, в отличие от наших однокашников, которые всё-таки вытащили свои «лотерейные билеты» сами, мы свои «билеты» не вытаскивали, нам они достались, как это говорится – по остаточному принципу.
Может быть, как раз потому, что дальше ехать было уже некуда, в Орловке сложился замечательный коллектив, послуживший для нас, молодых пилотов, отличной жизненной школой. Здесь мы получили надёжную прививку от карьеризма, деляжничества, служебного хамства, подхалимажа, увидели наглядные примеры бескорыстия, взаимовыручки, настоящего войскового товарищества.