Идущие дальше
А вот созванное в эти же дни внеочередное заседание Парламентской ассамблеи Совета Европы, посвящённое вопросам противодействия «чуме XXIIвека», так и не состоялось – большинство депутатов, напуганные размахом эпидемии, попросту не приехали в Страсбург.
Двадцатого апреля болезнь перешагнула океан – сообщения о первых заболевших пришли из Нью-Йорка и Буэнос-Айреса, а двадцать первого – из Сан-Франциско, Дели, Гонконга и Мельбурна. Болезнь приобретала вид всепланетной пандемии. Весь мир спешно облачался в респираторы. Из-за острой нехватки последних, вспомнили и о, казалось бы, давно забытых марлевых повязках.
В Европе тем временем творилось невообразимое – транспорт стоял. Весь. Не работало ни одно учреждение. Некоторые больницы и поликлиники кое-как ещё функционировали за счёт персонала из «эйсов» и отчаянных врачей-энтузиастов, но справиться со всё возрастающим потоком больных они были явно не в силах. Закрылись магазины, рестораны, кафе. Купить элементарные предметы первой необходимости и даже еду стало практически невозможно. В нескольких городах прокатились летучие голодные бунты, впрочем, быстро сошедшие на нет – люди предпочитали голодать дома, чем подвергаться опасности смертельного заражения в толпе. Мелкое одиночное мародёрство уверенно входило в повседневный быт, ещё недавно столь респектабельных, европейцев.
Двадцать второго апреля по Глобальной Сети было передано обращение Генерального секретаря Организации объединённых наций Харальда Столтенберга к мировому сообществу. Значительную часть выступления генсека составила недвусмысленно высказанная просьба о помощи, адресованная мировой диаспоре «эйсов». Престарелый Харальд выразил «глубокое сожаление» о развязанной в последние годы в большинстве стран политике дискриминации по отношению к «эйсам», что прозвучало из его уст как откровенное покаяние, и попросил «эйсов» «...принять посильное участие в судьбе несчастного человечества».
Четыре дня спустя Харальд Столтенберг умер в Тронхеймском военном госпитале, открыв собой длинный список всемирно известных людей – жертв «мраморной лихорадки».
А болезнь тем временем продолжала собирать по миру свой страшный урожай. Она не щадила ни взрослых, ни детей, ни бедных, ни богатых. Она поражала людей вне зависимости от их пола и цвета кожи, от их вероисповедания и социального положения. Вымирали деревни и посёлки, вымирали целые районы и города. О той степени страха и отчаяния, которые царили на охваченных эпидемией территориях, ярко свидетельствует следующий эпизод.
Двадцать восьмого апреля в районе кенийского города Солаи обезумевшая многотысячная толпа пошла на штурм Станции Отправки линии «East-36» космической лифтовой системы «Спейс-Карго». Спустя два часа после нападения группе из нескольких десятков человек удалось захватить и привести в действие один из подъёмников лифта. Ещё через одиннадцать часов кабина подъёмника подошла к Орбитальному Терминалу станции. Угрожая массовым самоубийством, бежавшие с Земли вынудили сотрудников терминала открыть шлюзовые и внутренние люки. В течение последующих тридцати минут все четырнадцать «эйсов», составлявших экипаж терминала, были убиты, а управление лифтовым оборудованием заблокировано нападавшими. Захватившие Орбитальный Терминал не выдвигали никаких требований и вообще наотрез отказались от каких-либо переговоров с Землёй. Запасов кислорода и продовольствия им должно было хватить на семьдесят-восемьдесят суток. Но уже через пять дней среди «космических беженцев» появился первый «мраморник». Можно только представить себе весь тот ужас и всю ту безысходность, которые царили на терминале в последующие несколько суток. Пятого мая в двенадцать двадцать две по Гринвичу оператор наземной станции линии «East-36» зафиксировал принудительную разгерметизацию всех отсеков Орбитального Терминала.
Тринадцатого мая пришло первое обнадёживающее сообщение – новосибирскими учёными был наконец получен активный интерферон, подавляющий распространение «мраморного» вируса в организме. Конечно, новый препарат был ещё в достаточной мере не апробирован, и первые же попытки его применения выявили у него массу негативных побочных эффектов. Но главное – он работал. А это значило, что появилась надежда. Трудность, однако, заключалась ещё и в том, что в кратчайшие сроки необходимо было наработать миллиарды доз вакцины. А в мире в это время ежедневно умирали десятки миллионов, и практически вся мировая инфраструктура была парализована.
В этот критический момент с наилучшей стороны показал себя Международный комитет по чрезвычайным ситуациям. Обладая своей собственной производственной инфраструктурой и мощной транспортно-авиационной группировкой, активно привлекая к работе «эйсов» из числа добровольцев, эта организация в кратчайшие сроки наладила производство необходимых объёмов вакцин интерферона и доставку её во все уголки земного шара.
Вакцинация шла наперегонки со смертью. Мир балансировал на краю пропасти.
В течение следующих двух месяцев сообщения всех информагентств напоминали сводки с фронта. Репортажи об успешно проведённой вакцинации соседствовали с информациями о всё новых и новых городах и районах, поражённых страшной болезнью. К середине июля наконец стало ясно, что болезнь отступает.
И тут разразилась «мексиканская катастрофа».
Двадцатого июля на сайтах некоторых информагентств промелькнуло мало кем замеченное и довольно неожиданное сообщение о вспышке «мраморной лихорадки» в маленьком мексиканском городке Лас-Маргаритас, расположенном на самой, наглухо закупоренной ещё с мая месяца, границе с Гватемалой. Неожиданность сообщения заключалась в том, что Лас-Маргаритас лежал в зоне сплошной вакцинации на юге Мексики, до сей поры чудесным образом избегавшей удушающих объятий смертельной эпидемии.
Однако уже двадцать второго тревожные сообщения с юга Мексики посыпались одно за другим. В больницы Тустла-Гутьерреса, Кампече, Оахаки, Минатитлана пошёл с каждым часом всё более увеличивающийся поток «мраморников». Причём все они оказались из числа ранее вакцинированных. А ещё через пару дней стало ясно, что причиной новой вспышки болезни стала не ошибка при вакцинации и не бракованная партия интерферона, а самое простое и страшное – вакцина не действовала! Спешно проведённые исследования выявили, что мексиканский вирус «мраморной лихорадки» несколько отличается от алжирского. Отличается всего одной последовательностью нуклеотидов в цепи РНК. Но этого минимального отличия оказалось достаточно для того, чтобы вирус, не потеряв своих смертельных свойств, перестал реагировать на с таким трудом созданное против него противоядие. Наконец было произнесено это страшное слово – мутация!
А новая эпидемия с каждым днём расширяла свою территорию. Двадцать пятого июля «пали» Кордова и Веракрус. Двадцать шестого – Чильпансинго и Куэрнавака. Из Мехико началось повальное бегство населения.
Бежали на север. Подхватывая и увлекая за собой жителей лежащих на пути городов. Забивая сплошным потоком все дороги, уводящие от наступающей на пятки смерти. Давя друг друга, калеча и убивая друг друга, не задумываясь пуская в ход любое подвернувшееся под руку оружие.
Не дожидаясь подхода основного потока беженцев с юга, тронулись к северной границе Монтеррей и Дуранго, Гуаймас и Чиуауа.
Двадцать седьмого числа первые потоки беженцев вышли к мостам через Рио-Гранде в районах Эль-Пасо и Ларедо и попытались сходу прорваться на левый берег. Но были встречены.
Правительство Конфедерации Южноамериканских штатов, как оказалось, было подготовлено к такому обороту событий. Американская пограничная служба получила чёткий и недвусмысленный приказ – не пропустить на левый берег Рио-Гранде ни одного человека. Вдоль реки были развёрнуты армейские подразделения, усиленные частями Национальной гвардии. Президент страны ввёл во всей приграничной полосе военное положение и призвал армию – в случае обнаружения попыток пересечения границы – не задумываясь открывать огонь на поражение. Впрочем, уговаривать солдат не приходилось – они понимали, что в буквальном смысле сражаются за свою жизнь. В течение следующих пяти дней было пресечено более девятисот попыток прорыва групп мексиканских беженцев на левый берег реки. Вниз по Рио-Гранде плыли тысячи и тысячи трупов. Самолёты и корабли береговой охраны конфедератов безоговорочно и безжалостно топили любые плавсредства, обнаруженные в американской сорокамильной прибрежной зоне.
Отчаявшись пробиться в Техас, потоки беженцев повернули на северо-запад, где пустынные просторы Нью-Мексико и Аризоны вроде бы сулили возможность проникновения на спасительную американскую территорию. И поначалу казалось, что им это действительно удастся – редкая цепь пограничных и армейских патрулей под угрозой многомиллионного нашествия торопливо оставляла свои посты и спешно эвакуировалась вглубь своей территории.
Но первого августа как раз и произошло то, что позднее было названо «мексиканской катастрофой» или «мексиканским крематорием» – в десять часов утра по аризонскому времени были одновременно приведены в действие двадцать шесть мощнейших ядерных зарядов, заблаговременно и тайно заложенных американскими спецслужбами в приграничных районах мексиканских штатов Северная Нижняя Калифорния, Сонора и Чиуауа. В зоне сплошного поражения оказались по приблизительным оценкам около полутора миллионов человек. В полосе между тридцать первой и тридцать второй параллелями образовалась стокилометровая радиационная пустыня, куда по инерции и хлынули потоки беженцев, подгоняемые страхом, отчаяньем и беспощадно надвигающейся на них с юга «мраморной» смертью.