ДЕЛО МАСТЕРА

     Февральская хирургия.

На меня Февраль безбровый пялится.

Нынче у него победа пиррова.

Вот и шарит ледяными пальцами,

душу скользким латексом пальпируя.

Бел как мел, стерилен до скрипучести,

отделив от мира снежной ширмою,

радуясь запущенному случаю,

лезет беззастенчиво за шиворот...

 

Было так: едва подуло холодом,

чуть прохрупал лёд по хрустким лужицам –

набежали разом «советологи»,

кто-то – в панике, а кто-то – в ужасе.

Не сказал никто: «Пусть перебесится!»,

все толклись, жужжа, у тела бренного...

Да не сговорились братцы-месяцы,

лопухнулись эскулапы хреновы.

Не помог рождественский консилиум –

не постигнув тонкости анамнеза,

не смогли совместными усильями

проанализировать анализы...

Терапевт Январь с терпеньем атомным

хлопотно лечил, да хоть без лезвия...

Позже Март – патологоанатомом –

вскроет все причины и последствия...

А пока – «лепила» недоученный,

коновал с замашками садистскими

раздирает грудь стальными крючьями,

сердце, вынув, в цепких пальцах тискает...

 

Он вошёл, сутулясь, прямо с улицы  

скрыв лицо за марлевой повязкою.

Носом низко поводя сосулистым,

инструменты вскрыл, металлом лязгая.

Вдоль стены прошаркал, зубом цыкая,

на стене нашарил выключатели...

Свет слепящий, свет холодно-цинковый

пал с небес на простыни с печатями.

Подступился с маской хлороформовой.

Я – бежать, да где там: ноги – шпалами.

Я – кричать, да только клёкот горловый.

Я – рыдать, да понял – не разжалобить.

Понял – этот до самозабвения

будет резать, зашивать и вспарывать,

рисоваться, тешить самомнение

и вскрывать, вскрывать болячки старые.

Вкруг и вкривь на простынях залёжанных                        

накропает йодом петель заячьих

и латынью скрасит речь порожнюю,

со щелчком перчатки с рук сдираючи.

А когда начнёт синеть за стёклами,

выказав себя скотиной редкостной,

отвезёт, зевая, ещё тёплого

в грязь и сырость мартовской прозекторской...

 

Мне дышать миазмами сортирными.

Мне лежать под лампой галогеновой.

Жив – не жив, духовно абортирован,

смётан наспех нитками говенными.

Вот он я: без имени, без отчества,

в простынях снегов – голее голого.

В мозг – наркоз.

Диагноз – «одиночество».

Состоянье пациента –

                                    Х О Л О Д Н О...

<=

=>