Ощущение рода
Обретение себя
Когда по совету давнишнего приятеля Дмитрий Валерианович оказался в дальнем Пеновском районе Тверской области, жил он сначала в деревне Залуковье, в старом и холодном доме своего приятеля-москвича. Там и новый 90-й год встречали. А потом перебрался в Октябрьское, где пустовало здание бывшей школы.
Деревенская жизнь была совершенно незнакома, непонятна ему. По этой причине на первых порах случались с ним всякие забавные приключения.
- Решили мы с моим приятелем восстановить разрушенный мост через речушку. Привезли из Москвы специально купленные для этой цели водолазные костюмы, облачились в них и начали собирать прямо в воде из бревен опоры. Получалось плохо. Местные мужики подошли, заливаются хохотом: «Что за гуманоиды появились!» Оказалось, опоры на берегу надо собирать. Но постепенно втянулся я в эту жизнь, стал ощущать себя ней своим, востребованным. Устроился работать директором аренды «Успенское» в совхоз «Луговской», которым руководил москвич Виктор Фалинский. Дмитрий Валерьянович убирал навоз на ферме. Кормил коров. Выучился работать на тракторе, комбайне. В агрономию стал вникать основательно. Взялся ремонтировать дом, рубить баню…
«Странно, почему мы в ту пору не встретились с Арсеньевым? - думал я, слушая его увлекательный рассказ.
Дело в том, что я приезжал в Ворошилово, беседовал с Виктором Фалинским и заинтриговался его планами.
- Будем откармливать по прогрессивным технологиям молодняк скота и поставлять в Москву свежее мясо, - разъяснял мне свою программу энергичный, напористый директор совхоза.
Помню, одно выражение в его лексиконе меня смутило - «кошерное мясо». Раньше, беседуя с сельскими руководителями, я подобных слов не слышал и вообще не знал что это за мясо, а спросить у Фалинского постеснялся, дабы не заподозрил он меня в дилетантстве.
Об этом человеке я вспоминал в своем цикле очерков «Возвращайтесь, мужики!», печатанном в «Калининской правде» , а позже в «Литературной России». Потом молва об этом человеке как-то истончилась и загасла совсем. По прошествии нескольких лет я узнал: Фалинского застрелили на улице в Москве. Говорят, случайно. Целили будто бы в другого человека, но попали в него. Смутные были времена, черные. Не дай Бог им повториться…
После развала совхоза Дмитрий Валерианович устроился в Ворошиловскую школу. Преподавал историю, музыку, государство и право. До Ворошилова не ближний крюк - 17 километров. На дорогу туда и обратно уходило часов шесть, но не расстояние Арсеньева пугало, а медведи и волки. Осенью и зимой возвращался он в Октябрьское с зажженной керосиновой лампой в руке. Она отпугивала зверье, дорога была лучше видна. Подрабатывал еще и почтальоном. Как управлялся с этими двумя работами, мне трудно представить. К той поре в личном хозяйстве Арсеньева были две коровы, лошадь, четыре свиньи, тринадцать овец, тридцать пекинских уток, десять пчелиных домиков. Другими словами, превратился он в настоящего крестьянина, не испытывая уже сомнения в том, правильно ли поступил, расставшись с Москвой.
Здесь требуется небольшое уточнение. Расстался Арсеньев с большой Москвой, но не с маленькой, которая всего в трех километрах от Октябрьского. Называется она официально Красная Москва. В 90-е годы, готовя очерк для журнала «Российская Федерация сегодня», я в эту деревню приезжал, с трудом пробившись до нее от Любино на УАЗе. К тому времени большая Москва уже обуржуазилась - жировала, шумела, гремела, призывала витринами банков, магазинов, казино, борделей, а в маленькой Красной Москве царила унылая тишина. Разве что на крыльце райповского магазина, в котором нечего было купить, толпился, негромко переговариваясь, народ.
-Что за событие? - спросил я.
- «Гайдара» зарезали.
- Да вы что?!
Народ расхохотался.
-Да нет, не того! Быка нашего, колхозного…
Много тогда появилось в русских деревнях животных с именами «перестройщиков». Рыжие коты «чубайсы», черные псы «черномырдины». Навоз вот прозвали «золотом Лифщица», ибо после того, как порезали колхозную животину, он стал страшно дорогой. Но именно здесь, в нищей русской деревне, обрел себя, как будто бы родившись заново, Дмитрий Валерианович Арсеньев.
- Как-то приехал я в Москву. Собрались вокруг меня в ВТО (Всероссийское Театральное общество) знакомые театральщики, спрашивают: «Как ты, Дима, волком еще не воешь?». Тут же сообщают, что есть для меня интересные предложения в Америке, Австралии, большие деньги будут платить. А я думаю: «Что я там забыл, в этой вашей Америке, Австралии? Я в России жить хочу». Говорю им: «Ребята, мужиком я себя почувствовал. Настоящим русским мужиком. Все теперь делать умею. Лес валить, пилить, строгать. Сети на озере ставить, верхом на коне ездить, грибы солить, бруснику мочить. А еще трактором управлять, за плугом стоять, косить, корову доить. Смотрят они на меня так, словно я с Луны свалился…
А однажды останавливается возле калитки нашего дома в Октябрьском дорогая иномарка, вылезает из нее… Не буду называть его фамилию. Но очень известный человек. Народный артист СССР, и все прочее. Я познакомился с ним, когда он только начинал свой путь к оперной славе. Обнялись мы радушно. Он говорит, что оказался в Осташкове, на музыкальном конкурсе Ирины Архиповой, а до тебя, мол, Дима, оттуда рукой подать. Разговорились, и я чувствую: за двадцать лет полоса между нами пролегла неодолимая…