Хранить вечно
– Ты не босяк с Нижнего рынка, так что тебе тем более следует знать о содержании груза... На августовские календы у моего друга, великого кесаря Клавдия, день рожденья. Я отправляю ему подарок... Это сюрприз, отсюда и тайна... Я хочу подарить кесарю восхитительную коллекцию синайской керамики... Посуда, вазы... Всё очень древнее... и очень дорогое... Груз, как видишь, ценный и... хрупкий, – он усмехнулся. – Так что смотри, ничего не роняй.
– Так груз надо будет доставить императору? – уточнил Петрос. – Самому кесарю Клавдию?!
– Нет, – Агриппа покачал головой. – Груз доставите моему сыну, на Эсквили́нский холм. А он уже отвезёт его на Каэ́йлий, в дом кесаря.
Петрос покусал губу, соображая.
– Тогда ещё один вопрос, великий царь. Я могу взять с собой своих людей? Хотя бы пару-тройку человек. Надёжных, проверенных, – торопливо добавил он.
– Нет! – подавшись вперёд, жёстко сказал Агриппа. – Никаких твоих людей! Никого из посторонних! Люди будут только мои!
– Да, великий царь... – покорно склонил голову Петрос. – Позволь узнать, сколько всего человек будет в отряде?
– Двадцать. Плюс ты. Плюс Тасаэль.
Петрос удивлённо взглянул на зятя.
– Так Тасаэль тоже едет?!
– Тоже, – кивнул Агриппа. – Ты ведь не знаешь Италии. И никогда не был в Роме. Так что Тасаэль едет тоже... И старший, между прочим, он. Запомни: о́н руководит всей экспедицией! Ты только охраняешь груз!
Петрос снова поклонился.
– Конечно, великий царь.
Агриппа ещё некоторое время сверлил Петроса взглядом, потом откинулся на спинку кресла, сделал глоток из кубка и кинул в рот ещё один орешек.
– У тебя всё? Или есть ещё вопросы?
– Если позволишь, великий царь, ещё один вопрос.
Агриппа вздохнул.
– Ты утомил меня, Симон Петрос... Ну, хорошо, спрашивай.
Петрос помедлил.
– Я... Я смогу перед отъездом увидеться с сыном?
– Сможешь. И не раз. У тебя ещё будет уйма времени... Целых пятьдесят дней, – Агриппа повернул голову и сказал уже Тасаэлю: – Поплывёте в конце мая, сразу после Шавуота...
И снова была ночь, и снова колёса биги гремели по булыжной мостовой.
– Давай заедем ко мне, – предложил Петрос, поворачиваясь к Тасаэлю. – Здесь недалеко – по Хинномской улице два квартала.
– Нет, – коротко сказал Тасаэль. – Никаких заездов.
– Послушай, – Петрос для убедительности даже взял зятя за локоть, – я всё понимаю. Тайна, секретность и всё такое прочее. Но ты подумай вот о чём. Я ведь сейчас вроде как сижу в тюрьме. Так? Об этом все знают. И уже было объявлено, что после Писхи будет суд. Об этом тоже все знают. Так? А тут раз – и меня нету! Ни меня, ни суда, ничего нет! В чём дело?! Что случилось?!.. Что скажет Йосэф бар-Камит, когда люди из нашей общины придут к нему с вопросами? А они ведь придут! Что я умер? Где тогда тело?.. Что я сбежал? Кто ж этому поверит?! Поднимется шум. Понимаешь? Большой шум. В городе меня хорошо знают, поэтому шум будет очень большой. Может быть, даже будет бунт! Оно вам надо?!..
Тасаэль молчал.
– Давай заедем ко мне, – продолжал настаивать Петрос. – Я просто скажу своим, чтоб меня не искали. Только одно – чтоб меня не искали! Не волнуйся, я не скажу ни слова, ни полслова о том, куда я еду и для чего. Я им вообще не скажу, что я куда-то еду! Просто я им покажусь, они увидят меня, увидят, что я жив-здоров, и я им скажу, чтоб меня не искали и чтобы за меня не волновались. Ну?!..
Тасаэль аккуратно высвободил свой локоть.
– Хорошо. Заедем... Но не больше, чем на четверть часа... И смотри – ничего лишнего!.. Это, кстати, в твоих же интересах...
Бигу остановили в переулке. Петрос, радуясь тому, что небо плотно укрыто тучами и уже почти полная луна не превращает ночь в день, крадучись обогнул дом и осторожно постучал в калитку. В доме ещё не спали. Ещё слышны были приглушённые голоса, а в одном из окон из-под ставни пробивался подвижный желтоватый свет. «Хаме́ц ищут, – догадался Петрос. – Ну, правильно, канун Писхи!». Он постучал сильнее.
– Кто там?! – отозвался женский голос со двора.
Это была Рода – одна из хозяйских рабынь.
– Рода! – негромко позвал Петрос. – Это я! Открой!
– Кто там?! Кто стучит?!
– Я это, я, Рода! Петрос!
– Какой ещё Петрос?!.. О, Господи! Петрос!.. Петрос, это ты?!
– Да, Рода! Это я! Открой!
– Господи! Петрос! Господи!.. – запричитала Рода и вместо того, чтобы открыть калитку, бросилась со всех ног в дом. – Мирьям!!.. Мирьям!!.. Петрос пришёл!!.. Мирьям, Петрос!!..
Петрос шёпотом выругался. Вот ведь бестолковая баба! Сейчас, понимаешь, всю округу на ноги подымет!
В доме возникла суета. Захлопали двери, во двор высыпало сразу несколько человек.
– Кто здесь?!..
– Петрос, это ты?!..
– Господи, да это ж Петрос!..
– Кто там пришёл, Рода?! Что ты говоришь?!..
– Открывайте!.. Открывайте!..
– Да посветите кто-нибудь! Не видно ж ничего!..
– Петрос!.. Петрос!..
Наконец калитка распахнулась, и Петрос нырнул во двор. В пляшущем свете масляных плошек замелькали удивлённо-счастливые лица.
– Господи, Петрос!..
– Ты как здесь?!..
– Петрос, откуда ты?!..
– Господи! Господи, слава тебе!..
– Петрос вернулся!.. Петрос!..
– В дом!.. В дом!.. – тащил всех за собой Петрос. – Ради Бога, не шумите!.. Пойдёмте в дом!..
В доме Петроса обступили со всех сторон. Все галдели, все тянулись к нему прикоснуться, потрогать, как будто не доверяя собственным глазам. Коби, так тот просто затискал его в своих объятьях. Рядом приплясывал, всё стараясь прижаться щекой к плечу, совершенно счастливый Йохи.
– Ты как здесь?!.. Тебя отпустили?!.. А как же суд?!.. Ты насовсем?!.. – засыпал Коби Петроса быстрыми вопросами.
Наконец Петросу удалось высвободиться.
– А где Йоханан? Где Линос? – оглядев присутствующих, спросил он.
– В Бейт-Энью они ушли. К Элазару, – ответил Коби. – Приболел Элазар... – и вновь затеребил, задёргал Петроса: – Ну, ты как здесь?! Тебя отпустили?! Давай, рассказывай!
Петрос ещё раз огляделся и наткнулся на восторженно-ожидающий взгляд Йохи.
– Чудо! – коротко сказал тогда Петрос. – Послушайте меня, братья и сёстры! Свершилось великое чудо!.. Ангел спустился с небес и вывел меня из тюрьмы...
Тишина, наступившая после этих его слов, была такая, что стало слышно, как в плошке, что держала в руках простоволосая Рода, трещит фитиль.
– Да, – сказал Петрос, вновь находя в толпе распахнутые до предела глаза Йохи, – это был ангел. Белый ангел. Белый, как снег на вершине Хермона... Он спустился ко мне в камеру прямо сквозь потолок, и в камере стало светло, как днём... Он спустился и стал предо мной. И тогда цепи, которыми я был скован, распались сами... «Встань, обуйся и оденься!» – приказал он мне. Я спросил его: «Во что же, Господи?! Отобрали у меня одежды мои!» И тут вижу – у ног моих лежат одежды, подобные царским. Вот они, эти одежды, вы видите их на мне. И я оделся и обулся, и всё оказалось мне в пору. И тогда ангел сказал: «Следуй за мной!» и прикоснулся к двери. И дверь камеры распахнулась, хотя я видел, что засов задвинут и замок на нём закрыт. И мы вышли из камеры, и я не знал, сплю я или нет, но думал, что сплю и что всё это мне снится. И мы прошли мимо спящей стражи, и двери одна за другой распахивались пред нами. И мы вышли во двор. И там вся стража тоже спала, но большие железные ворота, ведущие в город, были закрыты и заперты. И тогда ангел протянул к ним длань и приказал мне: «Иди!». И я, испугавшись, сказал: «Так ведь ворота же заперты, Господи! Как же я пройду?!» Но он повторил: «Иди!», и я не посмел ослушаться. И я пошёл прямо на запертые ворота и... прошёл сквозь них! И тогда я решил про себя, что я точно сплю. И вдруг... как будто, и вправду, проснулся. И огляделся... И вижу: стою я на улице Сыроделов, а Антониева крепость у меня за спиной, и я от неё уже шагах в ста... И тогда я понял: это не сон! Это наш рабби Йешу, Помазанник Божий, послал мне с небес ангела! Он послал мне ангела, дабы не свершился суд неправедный. Дабы цедукимы и левиты не надругались надо мной, как надругались в своё время над ним. Он послал мне ангела, дабы вышел я невредимым из узилища! И дабы и впредь славил я имя его! И дело его! И пас агнцев своих, готовя их ко дню великому! Ко дню пришествия Спасителя нашего!! Ко дню пришествия Помазанника Божьего Йешу!!..
Петрос перевёл дух и огляделся. Все стояли на коленях, простирая к нему руки. Йохи рыдал, и слёзы катились по его щекам и капали с пока ещё короткой и редкой бороды.
– Я покидаю вас, братья и сёстры! – сказал им тогда Петрос. – Ибо Господь наш устами ангела приказал мне уйти из Йерушалайма, удалиться в места иные... потаённые... Я ухожу, братья и сёстры, но я мысленно остаюсь с вами... Я буду с вами днём, в трудах ваших. Я буду с вами ночью во снах ваших. Я каждый день буду стоять рядом с вами на вечерней молитве. И вкушать вместе с вами хлеб ваш... Молитесь за меня, братья и сёстры. И я за вас молиться стану... Я не знаю, куда приведёт меня стезя моя. Но я точно знаю, что мы однажды встретимся!.. Если не в этом доме, то в других домах. Если не в этом городе, то в других городах... или странах. Мы обязательно встретимся!.. И уж конечно, мы встретимся с приходом Спасителя нашего, Помазанника Божьего Йешу. Помните! Грядёт сей день от лика Господня! Узрим мы Спасителя нашего! Скоро уже!! Узрим!!.. Простите меня, братья мои и сёстры, ежели был я с кем из вас суров или несправедлив. Не держите зла на меня. Ибо и я не держу зла ни на кого из вас. Простите меня! И прощайте!.. Йааков, брат, проводи меня...
Сопровождаемые вздохами и всхлипами они вышли из дома и, освещая себе путь масляной плошкой, пересекли двор и остановились у калитки.
– Ради Господа всемогущего скажи мне, что происходит?! – спросил Коби, поднимая повыше плошку и шаря по лицу Петроса беспокойными глазами. – Что всё это значит?!.. Как ты вышел из тюрьмы? Что это ещё за ангел такой?!.. И куда ты, наконец, собрался сейчас, на ночь глядя, в канун Писхи?!.. Ты что... сбежал?!
– Прости, Коби, – мягко сказал Петрос, – я не могу тебе ничего сказать. Правда, не могу. Не моя это тайна.
– Но ты не сбежал?!
– Нет-нет, не волнуйся, всё законно. Я не сбегал, и никто меня искать не будет. И к вам за мной никто не придёт.
– Ничего не понимаю! – потряс головой Коби.
– А и не надо ничего понимать, – всё так же мягко, но настойчиво сказал Петрос. – Просто поверь. Всё хорошо. Правда!.. Я жив и я на свободе. И Йосэфу бар-Камиту меня теперь не достать. Не по зубам я теперь Йосэфу бар-Камиту. Это – главное. Всё остальное не важно. Понимаешь?
Коби недоверчиво покрутил головой.
– Понимать-то я понимаю, но... И куда ты сейчас направляешься, тоже не скажешь?
– Не скажу, – подтвердил Петрос. – Пойми, это в твоих же интересах. Лучше, если ты не будешь этого знать. Поверь.
Он посмотрел на расстроенное лицо своего товарища, на его растерянно бегающие глаза, на закушенную губу и, не выдержав, положил ему руку на плечо.
– Коби...
– Да понял я, понял!.. – дёрнулся апостолос и, чуть не плача, спросил: – Мне-то теперь как?!.. Мне-то что теперь делать?!
Петрос всё же обнял его, похлопал по спине, успокаивая, и, опять отодвинув от себя, заглянул в глаза.
– Тебе теперь делать... вот что, – твёрдо и раздельно сказал он. – Дождись Линоса. И передай ему... Скажи ему, чтоб он сразу же после Писхи отправлялся в путь... Сразу же!.. Пусть он идёт... Пусть он идёт туда, где я стал Петросом, а он – Линосом. Запомнил?.. Передай ему это слово в слово, он поймёт: пусть он идёт туда, где я стал Петросом, а он – Линосом... И пусть он меня там ждёт. Каждую неделю, в шестой день, накануне субботы. Ясно? Каждую неделю, в шестой день. С полдня до заката... Ты... Ты понял меня, Йааков?!
Коби смотрел на него расширенными глазами и молчал. Потом опомнился и закивал.
– Я понял! Я понял, Петрос! С полдня до заката! Накануне субботы! Я понял!..
– Там, где я стал Петросом...
– Да! Да! А он – Линосом! Я всё передам! В точности передам! Не беспокойся!
Петрос улыбнулся.
– Да я и не беспокоюсь. Я знаю, ты всё сделаешь, как надо... – он отступил на шаг. – Ну что, брат Йааков, будем прощаться?..
Коби вдруг всплеснул руками и засуетился.
– Подожди! Денег! Денег хоть возьми! Куда ж ты без денег?!.. Постой, я сейчас принесу!
Петрос поймал его за рукав.
– Да не надо мне никаких денег. Успокойся.
– Как же не надо?! Надо!.. – Коби всё порывался бежать. – Да ты не волнуйся! Мы без денег не останемся! У нас теперь много денег! Мы теперь, туда-сюда, почти богатые!
– Опаньки! – задрал брови Петрос. – Это ж откуда к вам такие большие деньги свалились, что вы теперь почти богатые? То, понимаешь, всю зиму едва концы с концами сводили, муку с толчёной корой мешали, а тут деньгами швыряетесь налево и направо!.. Клад нашли? Или наследство кто получил? Подожди, дай догадаюсь. У Вдовой Мирьям свёкор помер?
Коби рассмеялся.
– Нет... Нет, что ты! Просто Йосэф Барна́бас с Шаулем Малым вернулись вчера из Сирии с кучей денег.
– Вот как! – удивился Петрос. – Выходит, наследство получил почтенный Ево́диас? Или в Антиохии научились чеканить деньги из верблюжьего дерьма?
Коби, продолжая смеяться, завертел головой.
– Нет... Это всё А́габос! Это он провернул это дельце... Он же, помнишь, ещё по молодости промышлял по рынкам, изображая припадочного? Милостыню собирал. Ну, так вот. В Антиохии он тоже устроил представление. Месяц назад, на Пурим. Прямо в молельном доме, во время вечернего чтения Свитка Эсте́р. Барнабас говорит: стояли все, слушали, всё тихо-мирно было. И он, Агабос то есть, тоже стоял, всё губами шевелил. А потом глаза вдруг закатил, затрясся весь. Барнабас опомниться не успел, как он грянулся на пол и кататься стал. Хрипит, пена со рта, светильники повалил. Ну, тут, конечно, уже не до чтения, все сбежались. «На воздух! На воздух его!» – кричат. Вытащили его, туда-сюда, во двор, водой облили. А он глаза открыл, сел и говорит, что, мол, видение ему только что было, снизошёл, мол, на него Дух Святой. И Дух этот ему вроде как сказал, что скоро по всей земле йехудейской великий недород случится, голод и мор будет. Мол, вымрут многие и многие города и деревни, а в Йерушалайме, мол, дойдёт до того, что от голода люди друг друга есть станут. Ну, тут, ясное дело, устрашились все, опечалились. Спрашивают у него: а Святой Дух не говорил тебе, часом, что делать-то надо, как быть? А он им: а как же, говорил. Мол, следует вам отделить от щедрот ваших и послать помощь братьям вашим из Сирии в Йехудею. А вам, мол, за вашу доброту воздастся во благовремении. Ну, вот они по всей Сирии денег-то насобирали и прислали с Барнабасом нам, чтоб мы их здесь, туда-сюда, распределили по всем общинам. Без малого полторы тысячи денариев.