Хранить вечно
Анаклетос распалился. На лбу его набухли жилы, ноздри хищно раздулись, пальцы сжались в кулаки. Горячечные глаза по-прежнему были устремлены ввысь.
Петрос встал.
– Значит, говоришь, дом на Авентине купил?!
Анаклетос тут же замолк и, боязливо скользнув глазами по собеседнику, вновь уставился в пол.
– Точно так, досточтимый.
– Ну-ну!.. – Петрос вышел из-за стола и, запустив пальцы в бороду, принялся прохаживаться по кабинету. – Ну-ну... Значит, всемогущим себя считаем? Истиной, так сказать, в последней инстанции? Всё ещё ощущаем себя первосвященником йерушалаймским?.. Только здесь тебе не Йерушалайм, любезный! Далеко не Йерушалайм! Здесь Рома! И ты, понимаешь, давно уже не первосвященник!.. – он остановился напротив Анаклетоса и ткнул его пальцем в грудь. – Вот что, слушай меня внимательно! Завтра же... Нет! Сегодня! Прямо сегодня отправляйся к Йосэфу бар-Камиту, в этот его Венерин квартал, и скажи этому... возомнившему о себе, что некто Петрос Проповедник, он же гражданин Великой Ромы Тиберий Юлий Симон Саксум, настоятельно рекомендует БЫВШЕМУ первосвященнику не делить евреев на праведных и неправедных! Ибо это не его, бывшего первосвященника, забота и обязанность, но – и только! – право Всевышнего! Скажи ему, что я, Симон Саксум, ежели что, смогу найти на него управу! Он меня знает – я слов на ветер на бросаю!.. Ты понял меня?!
Губы Анаклетоса затряслись.
– Я... Я...
– Что?!
– Я не смогу... Не сумею...
– Что ты не сумеешь?!
Анаклетос покачнулся вперёд. Петросу показалось, что он сейчас рухнет на колени.
– Не гневись, добросердечный! Но я... я никак не... Я не смогу Йосэфу бар-Камиту... Прости, но я... робею.
– Тьфу ты!.. – Петрос почти с ненавистью взглянул на понурившегося гостя. – То есть передо мной ты бородой трясти не робеешь, деньги у меня клянчить не робеешь, а два слова, понимаешь, сказать своему обидчику ты не в силах! Хорош гусь!.. Мэлех!
Кубикуларий тут же возник на пороге.
– Да, господин!
– Ты всё слышал?
– Э-э... Да, господин.
– Пойдёшь сегодня на Авентин. В Венерин квартал. Он покажет, куда, – Петрос кивнул на втянувшего голову в плечи Анаклетоса. – Человека, который там живёт, зовут Йосэф бар-Камит. Запомнил?.. Йосэф бар-Камит!.. Скажешь ему... Ну, в общем, ты слышал. Если после моего предупреждения хотя бы одного христианина, понимаешь, не пустят в дом собраний на молитву!.. Короче! Я послезавтра еду в Остию. Вернусь дня через два. И если за эти дни ничего не изменится... – Петрос сжал кулаки. – Я тогда сáм поговорю с этим... бывшим первосвященником! И тáк поговорю, что, клянусь небом, ему мало не покажется!..
– Ты чего шумел?
– Ты слышала?
– Да. Случилось что?
– Да так, ерунда. Мелкие неприятности.
– Расскажешь?
– Не сейчас. Потом как-нибудь... Как ты себя чувствуешь?
– Лучше. Кашель почти прошёл... Вот только слабость. По лестнице спускалась – ноги совсем не держат. Думала, упаду.
– Ты что! Не надо падать. Ты ела что-нибудь?
– Не хочется.
– Надо поесть. Обязательно. А то сил не будет. Пойдём в триклиний... Или сказать, чтоб сюда принесли?
– Нет. Пойдём.
– Там как раз Офир...
– Офир?! Он что, вернулся?
– Да, сегодня ночью... Ну, ты что?
– А можно... можно я туда не пойду? Можно мне тогда здесь?
– Н-ну, можно, конечно... Мэлех!.. Кувшин вина сюда! Хлеба! Маслин!.. Чего ещё хочешь? Мясо есть холодное. Будешь?.. Рыбка?.. Моретум?..
– Рыбки... Немножко.
– Слышал?! Ну, чего стоишь?! Бегом!.. Не пойму, чем тебе Офир не нравится? Из всех моих клиентов он самый толковый и порядочный. Он единственный, кому я вполне доверяю... Он что, может, обидел тебя когда-нибудь?
– Нет, нет, что ты! Он не обидел, нет... Он просто... смотрит.
– Смотрит?! В каком смысле смотрит?
– Н-ну, смотрит... Так... Как будто я совсем голая и... и он сейчас в постель меня поведёт.
– Да ну, брось! Не может быть!..
– Нет-нет! Правда! Я знаю эти взгляды! Я помню их! Я их часто видела!.. Там...
– Где?
– Там. На невольничьем рынке. Когда стояла на помосте вместе с другими... С побелёнными ногами.
– Странно... А я не замечал... Надо же. Офир... Ну, хочешь, я с ним поговорю? Он в твою сторону вообще смотреть разучится. Хочешь?
– Н-нет... Не надо. Он же не нарочно.
– То есть как это не нарочно?! Что ты такое говоришь?! Как можно смотреть не нарочно?!
– Ну... Он же, наверно, не может по-другому... Он просто смотрит, и... и у него так получается... Не надо. Не обижай его. Он, в общем, хороший. Добрый. И весёлый.
– Ну ладно. Как скажешь... А я?.. Я тоже на тебя так смотрю?
– Ты? Ты – нет. Ты не так. Совсем не так.
– А как?
– Ты... Ты смотришь... На меня так мама смотрела.
– Вот как... Ну вот, ешь. Вот твоя рыбка. Вино ещё тёплое... Ступай, Мэлех! Если что – я позову... Ну что, вкусно?
– Да... Что рассказал Офир?
– О, Офир! Офир много чего рассказал. Ты знаешь, он всё-таки нашёл моего сына!
– Правда?! Это замечательно! Где?
– В Палестине. В Яфе. Это город такой, на берегу моря. Я там когда-то жил. У друга. Его зовут Шимон. Шимон Кожевенник. Он родственник Линоса. Линос меня когда-то к нему и привёл, и мы там жили. А теперь Линос привёл туда моего сына. Из Египта. Они с Марком несколько лет скрывались в Египте, в Александрии... Офир говорит: Марк вырос, высокий стал. Говорит, на полголовы выше меня. Представляешь?! Говорит, высокий парень, плечистый, крепкий. Здóрово! Да?
– Да. Здорово. Он... Он приедет сюда?
– Да! Конечно! Я поплыву за ним. Как только навигация откроется, сразу и поплыву! И потом мы сюда вернёмся. И будем все вместе жить! Правда, замечательно?!
– Да... Я рада за тебя.
– Рада?
– Да.
– А по-моему, не очень.
– Нет, я рада! Правда!.. Честное слово!
– Сати.
– Что?
– Ну что ты?
– Нет, я в самом деле рада! Просто... Просто это как-то странно... Как-то... неправильно.
– Что неправильно?
– Ну... Твоему сыну... Марку... ему ведь сейчас двадцать один?
– Двадцать. На Пурим двадцать один будет.
– Ну всё равно. Двадцать... Выходит... он на пять лет меня старше. Почти на шесть.
– Ну да. И что?
– А я ему, получается... кто? Приёмная мать? Мачеха?
– Ах, вот ты о чём!.. Не думай об этом. В конце концов, какая разница?!
– Не знаю... По-моему, разница есть.
– Ерунда! Вы подружитесь! Вот увидишь! Он у меня славный!
– А я?
– Что?
– Я у тебя славная?
– Ты у меня замечательная! Самая лучшая!
– И ты... И ты не перестанешь меня любить?
– Я?! Глупая!.. Ты поела?
– Да.
– Иди ко мне... Послушай. Помнишь, когда я два года назад привёл тебя в свой дом, помнишь, что я тебе тогда сказал?.. Ты дрожала, боялась меня, совсем дикая была. Помнишь, что я тебе обещал?.. Я тебе пообещал тогда две вещи. Во-первых. Что я никогда и никому не дам тебя в обиду. Да?.. И второе. Что мы с тобой всегда будем вместе. До тех пор, пока... что?..
– До тех пор, пока смерть не разлучит нас.
– Да. До тех пор, пока смерть не разлучит нас.
– Петрос...
– Да, милая.
– Но ты... Ты любишь меня?
– Сати, я... Послушай, давай не будем произносить это слово.
– Почему?
– Потому что... Потому что, мне кажется, его вообще нельзя произносить вслух.
– Ты... Ты боишься?
– ...Да.
– Ты?!! Боишься?!! Ты?!!
– Ну да. Что тут такого? Человеку свойственно бояться.
– Но ты же... Камень! Скала! Разве скалы чего-то боятся?!
– Ох, Сати! Боятся. Я тебе скажу, скалы тоже боятся.
– Чего же? Скажи мне, чего боятся скалы?
– Сказать?
– Да.
– Ну... Хотя бы времени. Скалам тоже свойственно стареть и умирать. Время разрушает их... И ты совершенно правильно сказала: мой сын почти на шесть лет старше тебя...
– Петрос...
– Да, моя хорошая.
– Ты... Ты прости меня. Я... Я такая дура!
– Брось! Перестань!
– Нет, правда! Я совсем ещё глупая! Дура дурой! Как безмозглая бабочка! Порхаю себе! С цветка на цветок! И думаю только о себе! А ты... А ты...
– Ну всё! Всё!.. Ну, что ты? Не плачь!.. Не надо плакать... Сати!..
– Я не буду.
– Ты плачешь.
– Нет. Нет. Я всё!.. Видишь? Я уже не плачу! Я улыбаюсь. Видишь?
– Вижу. Ты очень красивая, когда улыбаешься!
– А когда плачу – уродина? Да?
– Нет. Когда плачешь, ты тоже красивая. По-своему. Но когда улыбаешься, ты просто красавица! Богиня! Афродита!
– Петрос! Я тебя так люблю!.. Ой! Прости! Прости! Я сказала это вслух!
– Ничего. Тебе можно... Ничего...
– Петрос.
– Да, Сати.
– Скажи... Вот ваш Бог. Он... Нет. Не так... Вот ты говоришь: пока смерть не разлучит нас. Да? Но, скажи, когда мы умрём... оба умрём, может... может, там... ну, куда все попадают после смерти... может, мы там... сможем тоже быть вместе?
– ...Я... Я не знаю, Сати... Я, правда, не знаю... Говорят... Многое говорят. Но это всё слова. Наверняка не знает никто. И я не знаю.
– Но ты... Ты бы хотел, чтоб мы... тáм... были вместе? Навсегда! Навечно!
– Да... Клянусь, да!
– Петрос!..
– Сати!.. Сати... Радость моя... Хорошая моя... Подожди... Постой. Куда ты меня тащишь?
– Пойдём! Скорей!
– Куда?
– В спальню!
– Ты... Ты хочешь?
– Да! Очень! Да! Прямо сейчас!
– Но ты... Ты же ещё, наверно, совсем слаба. Ты ведь ещё не оправилась от болезни...
– Нет! Мне хорошо! Правда! Честное слово!.. Ну, что же ты стоишь?! Петрос! Идём!
– Да.
– Так ты идёшь?!
– Да... Да! Идём! Да!.. Мэлех!.. Мэлех, разрази тебя гром! Вина нам в спальню!..