ОТКРЫТОЕ ОКНО
Колея.
Колея, верстовые столбы вдоль неё,
ухмыляется зло на столбах вороньё,
и, припав к горизонту, сползает назад
бронзовеющий медленным телом закат.
На пустынных страницах прочитанных вёрст
поразбросаны редкие тени берёз,
по ложбинам топорщится нервно жнивьё...
Поворот – и опять: колея, вороньё...
***
Померкло, загремело, понесло,
грозя тузом, сверкая козырями,
и вдруг, прорвавшись, вздувшись пузырями,
к десяткам пик неспешно перешло.
А вдоль бордюров пенилось всерьёз,
засасывая шелуху в воронки.
Нахохлившись, сердитые вороны
забор держали, мокрые насквозь.
Брели худые липы вдоль дороги,
оскальзываясь в мутную реку,
и стаи туч бродячих на бегу
у труб исправно задирали ноги.
Соната дождя.
Вновь жгут листву.
Горький запах цветных облетевших счастливых билетов.
Влажные хлопья искр летят за дугою трамвайной,
и по серым, по крапчатым улицам
сонно
бредут
пешеходы...
Холодно.
Низкие тучи и влажные ветви акаций.
Вспышки реклам отражаются в мокром асфальте
и в тёмных окнах напротив,
в ярких глубинах витрин сыто стоят манекены.
Мокрый котёнок, сидя в чердачном окне,
лижет замёрзшую лапку.
Мокнут пустые скамейки –
в парках не видно влюблённых...
Подняв воротник,
сунув руки в промокшую прорезь карманов,
я, как бездомный,
бесцельно брожу меж пустыми сырыми дворами.
Начинается дождь.
Ярко-красный бокастый трамвай
отрешённо открыл предо мною шипящие двери.
Я вхожу,
на последний пятак взяв билет, сразу промокший от рук.
Лёгкий толчок,
дребезжащая качка
и гул разнотонный под днищем.
Свет мутных ламп.
Сонно качаются взгляды ночных пассажиров.
А на окнах ручьи
размывают фары машин
и зелёный глазок одинокого таксомотора.
Откуда-то дует.
Обрывки вчерашних газет.
Хрустит шелуха под ногами.
На остановках с шумом дождя входят промокшие люди,
потухают рисунки зонтов,
и, крепко держась за нагретые поручни,
мы едем дальше.
Дождь продолжается...
Где же моя остановка?..
Бабье лето.
Полулето, полуосень, бабье лето...
Свежий ветер носит, носит паутину.
Год висела, оплетала,
вдруг раздуло ветром синим,
закружило, завертело,
и, порвавши паутину,
паучком взлетаю выше
крыш и скверов пожелтевших.
Ближе к солнцу.
Дальше вижу, лучше слышу,
слышу звон гитар, забытых
по распадкам, буреломам,
слышу треск костров и песни…
Бабье лето...
Свежий ветер...
***
Линии в искристом инее,
стынут в сини вороны,
тени, по-зимнему длинные,
стелются по перрону.
И – истерично-столичная,
вой понижая до стона, –
лобнинская электричка
прочь пронесла вагоны.
Телом гремя мосластым,
мощно прошла и слепо,
рожу зелёно-красную
скорчив мне напоследок.
Слепо, безостановочно,
словно обвал со склона,
словно булыжной площадью
танковая колонна.
В погоню?
За временем летним?
А может, за птицей синей?
Поздно...
Платформа «Хлебниково».
Полдень. Ноябрь.
Россия.