ОТКРЫТОЕ ОКНО

Песенка проходящего человека.

Тяжёлыми ботинками пиная мокрый снег,

берёзовой низиною проходит человек.

Проходит человек...

Низиной, где – осевший, давно чужой для всех,

последний, посеревший – уже проходит снег.

Уже проходит снег...

И, вскинув ветки-палочки, берёзы смотрят вверх.

Проходит в криках галочьих берёзовый их век.

Берёзовый их век...

Проходит снег...

Проходит век...

Проходит человек...

Чайный вальс.

Долька лимонная в крепко заваренный чай.

Чашка одарена робким касаньем руки.

Сердца томление.

Глаз обещание.

Преддуновение.

Предугадания.

Лист белый тронут тропинкою первой строки.

Чашек гжель, ходиков капель.

Как легка тёплая рука!

Где-то век продолжает бег,

но этот час –

для нас...

Снова век продолжает бег.

Был лишь час

для нас...

Из самоварного краника капля в стакан.

Струйка по кромке от лопнувшей горки воды.

Песня печальная

издали чудится.

Длится молчание...

Пепел на блюдечке.

Звёзд безучастность в ковше ледяной высоты.

Так не в такт ходики стучат.

Взгляд назад – горячо глазам.

В печь листы – от чернил пестры.

Поздно.

Чай остыл...

В печь листы – от чернил пестры.

Поздно...

Опять зима.

Опять болят и ноют раны,

опять зима и холода,

и снова нам с рассветом ранним

сжимать привычно повода.

Ах, наши кони, наши кони,

а вы опять летите вскачь,

опять под дымным небосклоном

тоску и боль разлил трубач.

Нам не впервой бросаться в пламя,

срывать винтовку со стены;

жаль от боёв одна лишь память –

рубцы да иней седины.

Да нет, зачем нам медь оркестров,

мемориалы, вздор речей?

Важнее, чтоб в полях окрестных

хрустальным был любой ручей.

Опять болят и ноют раны,

опять зима и холода,

и снова нам с рассветом ранним

сжимать привычно повода.

Сочинение фа мажор

для гитары и барабана.

Трубач, труби тревоги трель,

бей, барабанщик, сбор.

Сегодня красноглазый Марс

опять отрыл топор.

И пахнет кожей, и в углу

привычно ждёт «калаш»,

и смачно всасывает плоть

хрустящий камуфляж.

О, как легко, mongeneral,

польстившись сдуру на медаль,

нестись в дымящуюся даль.

Нести в дымящуюся даль

непогрешимую мораль

и камень скул, и взгляда сталь.

О, как легко войти во вкус,

воинственно топорща ус,

шагать под барабанный хруст.

Шагать под барабанный хруст,

надув груди тугой арбуз,

с фигурою alaПрокруст.

Шелком иссеченных знамён

завешена стена,

и остывают под стеклом

значки и ордена.

И мальчик, славы пригубив,

готов рыдать и петь.

А что трубач? Трубач не спит,

усердно драя медь.