Повод стать сильным
Впрочем, на обычное сельское поселение эта последняя деревня похожа была мало: практически все дома в ней представляли собой добротные – кирпичные, под черепичной крышей – двухэтажные постройки с прилепившимися к ним конюшнями, сараями и прочими подсобными помещениями, обнесённые по периметру впечатляющего вида заборами. Непривычным было и то, что все дома в деревне располагались вдоль трёх, параллельных береговой черте, абсолютно прямых улиц, примерно посредине пересечённых поперечной – с небольшой, квадратной площадью в центре. На памяти Сисифоса так не строили.
Людей, да и вообще ничего живого – вероятно, по случаю жары – на улицах видно не было, лишь за дальней околицей, на выгоревшем до белёсой желтизны пологом склоне виднелась небольшая отара овец с понуро стоящей неподалёку голоногой фигуркой одинокого пастуха.
Деревни соединялись между собой жёлтыми ниточками дорог. По дальней из них – вдоль изрезанного оврагами берега реки – нещадно пылила чья-то повозка...
Пора было посмотреть... Сисифос потупился, но потом всё же перевёл взгляд дальше и левее, туда, где над вздымающимися друг за другом всё выше и выше горными хребтами, незыблемым грозным напоминанием должна была громоздиться величественная и неприступная, вечно укутанная в непроницаемый, посвёркивающий зловещими зарницами, облачный саван, тяжёлая громада богохранимого Олимпоса, и... не поверил своим глазам: на девственно чистом, не опороченном ни единым маломальским облачком, ярко-голубом небе – чёткой трезубой гребёнкой – вычерчивалась до неприличия голая, какого-то совершенно непристойного грязно-коричневого цвета, вполне рядовая вершина. Сисифос впервые в жизни увидел одновременно все три головы её мрачного бастиона: Митикас, Сколио и Стефани. Разинув рот, как неотёсанная деревенщина, он во все глаза смотрел на совершенно небывалую, абсолютно немыслимую ещё совсем недавно картину. «Что-то как-то тут не так... – пустым ошейником от сбежавшей собаки глупо вертелась в его голове никчемная мысль. – Что-то как-то тут не так...»...
Защипало ногу. Опомнившись, Сисифос оторвался наконец от немного жуткого, но жутко притягательного зрелища, сел и, вывернув ступню, подробно рассмотрел повреждения. В общем-то, страшного ничего не было: ран хоть и было несколько, но все они оказались неглубокими, поверхностными порезами – по пальцам снизу как будто бы прошлись грубой тёркой. Только под большим пальцем дело оказалось чуть посерьёзней – содранный лоскут кожи, заворачиваясь, обнажал голую, сочащуюся густой тёмной кровью, плоть. Сисифос приподнялся и, стащив с себя набедренную повязку, уселся голыми ягодицами обратно на гранит. «Ого!» – сразу заёрзав, удивился он – камень был горяч, словно раскалённая сковорода. Опять нестерпимо захотелось пить. «Не время. Ещё не время. Потерпи... – попытался уговорить себя Сисифос. – Скоро уже. Теперь уже скоро... Так... Что тут у нас?..». Сисифос, встряхнув, развернул полуистлевший кусок материи. Хорошего было мало. Тысячу раз пропотевший, истёртый о камни грязно-серый лоскут ткани, бывший когда-то давно – наверное, ещё в позапрошлой жизни – роскошным белоснежным хитоном, представлял собой сплошное сито из дырок разной величины. Рвать его практически не пришлось – материя буквально расползалась под пальцами. Очистив, по возможности, рану от набившегося в неё песка и мусора, Сисифос туго забинтовал порезы, а вторым лоскутом накрепко примотал к ступне многострадальную сандалию. Критически оглядев неуклюжее сооружение, он поднялся и, заранее скривившись от боли, осторожно перенёс вес тела на повреждённую ногу. Получилось, однако, терпимо. Впрочем, выбора всё равно не было. «Ладно. Главное добраться до моря – там промою... – думал Сисифос. – Подорожника бы по пути нарвать... Вдруг попадётся...». Он подошёл к самому спуску и, почти механически выбирая и оценивая глазами маршрут, привычно напутствовал сам себя: «Ну что?.. Боги – в помощь!» – но, сразу опомнившись, едко усмехнулся и, ещё раз исподлобья взглянув на непривычно – до неприличия – лысоголовый Олимпос, развернулся боком к склону и, придерживаясь обеими руками за горячие камни, начал осторожный спуск...
– πо-по-по-по!.. Кера! Ты только посмотри – какой мужчина!
– О, боги! Вот это тело!.. Клянусь – Аполон бы позавидовал!.. Кто это?
– Понятия не имею... Эй, Андрос!.. Ты знаешь этого красавца?!..
– Юла, смотри – он проснулся!..
Сисифос разлепил глаза и не без труда повернул голову на звук голосов – шагах в пяти от него, с неподдельным интересом его разглядывая, топтались две девицы лет восемнадцати- двадцати. Из одежды на девицах были только серьги. Сисифос заморгал и приподнялся на локтях. Пока он спал, на песчаном берегу появился лёгкий, полощущий полотняными боковинами, переносной тент. Возле него хлопотали два негра-раба в когда-то, видать, тёмно-синих, а теперь – полинявших на солнце до скудного бледно-фиолетового цвета, коротких эксомисах. Один – колдовал возле курящейся нежным сиреневым дымком жаровни, распространяющей по всему побережью умопомрачительные запахи жареного мяса, другой – споро орудовал под тентом, извлекая из многочисленных плетёных корзин разнообразную посуду и расставляя её на длинном и низком шестиногом столе. А от палатки в их сторону – по щиколотку в воде – неспешно шагал высокий широкоплечий мужчина в коротком пёстром хитоне, перетянутом по талии узким кожаным ремешком. Вероятно, это и был тот самый, окликнутый девицами Андрос. В обеих руках Андрос нёс по крупной виноградной грозди, поочерёдно откусывая от каждой из них.
– Кто же он, этот прекрасный незнакомец?.. – продолжали щебетать девицы, как бы вовсе и не замечая пробуждения Сисифоса.
– И почему он лежит здесь, совсем один?..
– Вдали от радостей и утех...
– Вдали от нас...
– Вдали от нас! – прыснули они.
Сисифос вновь взглянул на разбитных подружек, на этот раз уже вполне оценивающе. Обе были стройны, миловидны, обе – с собранными на затылке в тяжёлый пучок волосами; только одна – чуть повыше – брюнетка, с небольшими и острыми – пирамидками – грудками, а другая – чуть пониже и чуть пополней – рыжая, с грудями округлыми, тяжёлыми, напоминающими по форме чуть оплывшие книзу диносы. Удивило Сисифоса то, что вместо привычных треугольников, низ живота девиц украшали узкие вертикальные волосяные полоски, этакие интимные тропинки, заманчиво убегающие в манящие тенистые ущелья. Это было ново, это было неожиданно. И это было... да, это было возбуждающе.
– Ой, Кера!.. – затормошила брюнетка свою подружку. – Глянь! Да мы ему нравимся!..
И они обе залились радостным смехом, впрочем, ни на секунду не отводя от Сисифоса своих любопытных глаз. Сисифос, подтянув ноги, сел.
– Ну, колараки-му, что за шум?.. – подошедший Андрос вклинился между товарками и, сунув им угощение, по-хозяйски приобнял девиц за попки. – Что вы тут нашли?
Его взгляд упёрся в Сисифоса.
– Та-ак... Эт-то что за гусь?.. – выпустив девиц, Андрос шагнул вперёд; лицо его закаменело. – Встань, раб! – он прищурился. – Ты чей?..
Шутки кончились. Сисифос медленно поднялся.
– Я не раб... – сказал он и пристально посмотрел Андросу прямо в глаза. – Я – Сисифос из Коринфоса.
По мере того как он распрямлялся, взгляд Андроса менялся от враждебно-настороженного к удивлённому и – далее – к восхищённо-восторженному.
– Ух ты!.. – напряжение сошло с лица Андроса, теперь он откровенно и с неподдельным удовольствием разглядывал Сисифоса. – Клянусь небом, мне не приходилось видеть мускулатуру подобную этой! А я ведь знаком практически со всеми олимпиониками последних лет, – он сделал ещё шаг вперёд и протянул Сисифосу руку: – Я – Андрос из Иолкоса. Приветствую тебя в Эвримене, Сисифос... – он оглянулся на девиц: – Это – мои кузины – Гликерия и Юлия. Добрые горожанки и весёлые спутницы. Они из Ларисы... Что привело тебя в Магнисию, Сисифос? Дела или желание развлечься? Сюда многие приезжают развлекаться...
Сисифос пожал протянутую руку.
– Что привело?.. – он усмехнулся. – Я здесь... ну, можно сказать... тренируюсь...
– Конечно!.. – Андрос хлопнул себя ладонью по лбу. – Конечно!.. Я ведь тебя знаю! Ты – тот парень, что катает камни на Тимопию. Да?..
Сисифос кивнул:
– Катал... Хватит, откатался.
– Кара! Юла! – Андрос вновь обернулся к своим спутницам. – Это же – тот самый отчаянный коринфянин, про которого нам рассказывал Костас! Помните?..
Девицы вновь оживились и приблизились.
– Коринфянин!.. – Юла нарочито медленно облизнула губы. – Тебе ещё не надоели твои камни? Может, хочешь подержаться за что-нибудь более мягкое? М-м?.. – и она, подбоченясь, вызывающе повела бёдрами.
– Брось, Юла! – рыжая Кера взяла подругу под руку. – Разве мы можем сравниться с какой-нибудь большой гладкой глыбой? Да и сердце его... – она насмешливо посмотрела в глаза Сисифосу. – Наверняка, оно уже давно превратилось в холодный камень.