Рядовой Советского Союза
Новая жизнь
В казарме Гриша подошел к командиру и сказал: «Дяденька, там у меня осталась жена… за воротами. Можно сходить проститься?»
- Отставить! – громко произнес командир. – Подойдите и обратитесь, как положено!
Гриша слегка растерялся, но быстро вспомнил допризывную подготовку. Отошел в сторону, одернул пиджак, поправил портянки, осмотрел лапти и твердым шагом подошел к командиру. Не дойдя трех шагов до него, остановился и приложил руку к кепке.
- Товарищ командир! Разрешите проститься с женой! Она здесь, за воротами.
Командир, усмехнувшись, махнул рукой: «Ладно, беги. Одна нога здесь, другая там».
- Спасибо, товарищ командир! Я быстро!
Гриша подбежал к дневальному, открывавшему ворота, и, запыхавшись, проговорил: «Вот, прибежал по разрешению командира проститься с женой, она за воротами. «Можно выйти?»
- Выходи, - засмеялся красноармеец, - Прощайся.
Однако за ворота Гриша не стал выходить. Просунув руку между железными прутьями, он дотронулся до холодных Тасиных пальцев.
- Ну давай прощаться. Спасибо, что ждала.
Он хотел поцеловать девушку, но дневальный смотрел в их сторону, и Гриша постеснялся открыто показывать свои чувства. Он выдавил сквозь слезы: «До свидания, Тася, мне нужно в казарму. Командир ждет. Пиши», - и побежал в казарму, провожаемый взглядом заплаканных Тасиных глаз.
Вечером старшина скомандовал: «В умывальник! Всем мыть руки, подходит ваша очередь в столовую».
После ужина отдыхали. Курили, рассказывали интересные случаи из своей жизни. Слушая рассказчиков, Гриша наблюдал за старшиной и увидел, как тот подошел, к одному из новобранцев, сидевших на кровати, и скомандовал: «Встать!»
Все повернули головы и с любопытством ждали, что же будет дальше. Но ничего особенного не произошло. Старшина спросил уже не так строго: «Почему сидите на кровати?». Новобранец, еще не знающий азов военной службы, не знал, что ответить, и молчал. Старшина продолжил: «Поясняю. При наличии стульев и табуреток в казарме сидеть на кроватях не полагается. Ложиться можно только в отведенное распорядком время: после отбоя и в мертвый час».
Посыпались вопросы: что такое распорядок дня, отбой, подъем. Старшина, сидя на стуле, терпеливо посвящал новобранцев в детали казарменного быта и через некоторое время дал команду: «На вечернюю прогулку выходи-и!»
На этом построении Гриша с огорчением узнал, что он саамы маленький. Старшина, расставляя строй по росту, поставил Половченю последним. «Вот ваше место! – категорично произнес он. – А завтра уточним». Конечно, Грише не очень хотелось стоять в последних рядах, и он завидовал более рослым новобранцам, стоящим в первом ряду.
Последовала очередная команда: «Равняйсь! Смир-р-но! Шагом марш! Раз, два! Раз, два! Запевай!»
Строй шагал молча.
- Что не знаете песен? Кто может петь? Начинай!
Гриша вспомнил хорошо известную всем песню «Как родная меня мать провожала», но понял, что в этой ситуации такая песня не подходит. Но ведь есть и другие песни, хотя бы вот эта «По долинам и по взгорьям».
К высокому чистому голосу Половчени присоединились другие голоса, песня звучала все стройнее и стройнее, сближая марширующих. Шаг сделался легче.
После прогулки старшина подошел к Грише, спросил его фамилию, похвалил и сказал, что от ныне боец Половченя будет запевалой. Обрадованный, что его заметили, Гриша ответил: «Рад стараться!»
- Вы что, товарищ Половченя, - серьезно отреагировал старшина. – Это вам не старая армия. Видно отец научил?
- Не учил товарищ старшина. Я сам слыхал, как солдаты отвечали.
- Не надо, не надо так говорить, а то еще дойдет до «вашего благородия». У нас своя армия, рабоче-крестьянская, другие формы обращения, а служить, конечно, надо хорошо.
На второй день службы продолжалось знакомство с армейским распорядком. Выйдя на уборку территории военного городка, обнаружили, что некоторые лопаты не исправны. Гриша тут же нашел топор, рубанок и начал поправлять держалки лопат. Потом оказалось, что выданными метлами плохо работать – старые, неудобные. Гриша и здесь был на высоте положения: нарезал тонких березовых веток, связал их и раздал товарищам. Отлучившийся куда-то старшина, вернувшись, заметил новые метелки и, узнав, кто их сделал, похвалил Половченю. Гриша хотел было ответить «Рад стараться!», но вспомнил вчерашний разговор и замешкался, подбирая нужные слова. Старшина заметил это и посоветовал:
- А вы скажите, как полагается: «Служу Советскому Союзу!»
Гриша обрадовался и четко произнес: «Служу Советскому Союзу!»
- Молодец Половченя! – сказал довольный старшина, - Из вас должен выйти хороший красноармеец.
На вечерней поверке перед строем Половчене была объявлена благодарность, старшина призвал других следовать его примеру.
После благодарности служба показалась легкой и интересной. Каждый день приносил что-нибудь новое и полезное. Гриша жадно впитывал в себя армейскую науку. Он хотел все знать и уметь. Старшина намеревался назначить Половченю своим помощником, но его планы нарушил начальник вещевого довольствия, который решил поискать портных и сапожников среди новобранцев.
- Кто из вас знаком со швейным делом?
- Я, - поднимает руку Половченя.
- Кто может сапожничать?
- Я! – опять поднимает руку Половченя.
- Кто плотничал до службы?
Опять Половченя!
- Да ты, видно, на все руки мастер? Проговорил командир.
- Так точно, все могу, - стесняясь, ответил Гриша.
На третий день пребывания в карантине красноармеец Половченя уже работал в швейной мастерской, к вечеру возвращаясь в казарму. Товарищи его маршировали на плацу, постигали строевую службу, а Гриша проводил время в мастерской, хотя его тянуло на плац, в строй.
Вечером красноармейцы, подражая командирам, тренировались в подаче и исполнении команд, совершенствовали строевой шаг. Гриша подражал им, но получалось не так, как ему хотелось. С каждым днем он все больше жалел о том, что владеет шилом и иголкой, точнее, о том, что признался в своем умении. Швейная мастерская, которая вполне устроила бы другого красноармейца спокойной службой, была в тягость активному Половчене.
Помог случай. Как-то в мастерскую зашел командир конного взвода: он получил новую шинель и надо было пришить петлицы. Пока Гриша выполнял заказ командира. Они разговорились. Гриша признался, что очень любит лошадей и хотел бы служить в кавалерии, а не торчать в мастерской.
Командир посочувствовал, но ничего не обещал. Выйдя из мастерской, командир обнаружил, что каблуки его сбиты и нуждаются в ремонте. «Хороший здесь красноармеец, - подумал командир, – может, и сапоги подправит?».
Пока Гриша трудился над сапогами, знакомство продолжалось. Командир понял желание мастеровитого красноармейца служить по-настоящему и фамилию «Половченя» взял себе на заметку.
Шло время. Гришины товарищи заметно продвигались в строевой службе, а Гриша томился в мастерской. Наступил последний день карантина, сходили в баню, переоделись в военную форму и совершенно преобразились. В казарму пришли представители разных подразделений за пополнением для своих частей, «купцы», как их называли в армии.
Красноармейцы застыли в строю, ожидая, как повернется колесо их военной судьбы. От группы командиров отделился тот самый кавалерист, с которым Гриша познакомился в мастерской, неспешно обошел строй, вышел на середину и спросил:
- Кто хочет служить в кавалерии?
Раздалось «Я!», «Я!», а громче всех крикнул Половченя: «Я!».
После команды выйти на три шага вперед командир, проходя вдоль строя, внимательно всматривался в тех, кто хотел стать кавалеристом. Гриша почувствовал, что он, Половченя, явно не заинтересовал командира, и с горечью подумал, что его ожидает хозвзвод. Отбор тем временем заканчивался, и командиры готовились увести облюбованных ими красноармейцев. Гриша решил не сдаваться и, улучив момент, когда командир-кавалерист проходил мимо него, попросил разрешения обратиться.
- Обращайтесь! – ответил командир.
- Товарищ командир! Возьмите меня в кавалерию! Пожалуйста!
- Маловат, товарищ Половченя. Коня не оседлаете, из седла можете выпасть.
То обстоятельство, что командир запомнил его фамилию, приободрило Гришу, он осмелел.
- Не выпаду, товарищ командир! Я еще подрасту, у меня отец, и мать высокие. Вот увидите, я вырасту. Возьмите!
И в тоне голоса, и в выражении лица Половчени командир прочитал страстное желание служить именно в кавалерии и начал сдаваться. А Гриша, видя, что окончательное решение не принято и надежда еще остается, продолжал убеждать: «Да вы не сомневайтесь, товарищ командир. Если что, отправите в хозвзвод. Только сами ведите…»
- Хорошо, товарищ Половченя. Беру вас к себе коноводом. Становитесь в строй!
Судьба явно улыбнулась красноармейцу Григорию Антоновичу Половчене.