Рядовой Советского Союза
Сын
Через год с небольшим после свадьбы родился сын, но пришелся он, по мнению батюшки, как-то не ко времени – на первый день Пасхи, когда отец Василий и его помощники были заняты пасхальными делами. Целую неделю он ходил из хаты в хату, короткие богослужения заканчивались подношениями батюшке с его окружением. Батюшка делал вид, что подарки его совершенно не интересуют, но было ясно, что количество собранного ему далеко не безразлично.
В это горячее время Дуняша должна была находиться около матушки, помогать ей, а она вздумала рожать. Батюшка был недоволен, хотя старался не показывать вида. Уже спали с батюшкиных плеч пасхальные заботы, а он все тянул с крестинами, то ссылался на занятость, то говорил, что нет пока подходящего святого, именем которого можно было назвать младенца. Наконец, выбрал время, призвал родителей, крестил первенца Половченей и назвал его Гавриилом.
Это имя не понравилось ни Антону, ни Дуняше. Хотели даже перекрестить, но батюшка не позволил такого богоотступничества. Пришлось смириться, но сына чаще называли Гришей.
По-прежнему работали на батюшку, но уже не с таким усердием, как раньше – не забывалась обида за мальчика. Узнали также, что у других хозяев работники работают на хозяина исполу: делят урожай пополам. Поняли, что отец Василий добр только на словах.
Христина частенько оставалась дома с внуком, а батюшка с матушкой жалели, что поторопились со свадьбой: надо было подождать или женить Антона на другой девушке.
- Это ты во всем виноват, -упрекнула матушка.
- Да и ты не возражала, резонно отвечал отец Василий. – Что же, впредь умнее будем.
Отношения между отцом Василием с матушкой и Половченями стали более прохладными. На словах уважали друг друга, а как доходило дело до урожая, становилось ясно, что о себе батюшка думает явно больше, чем о чадах возлюбленных, работающих на него. Подсчитывал в присутствии Антона доходы о продажи ржи, овса, масла, в то время как Антон с болью в сердце подсчитывал, хватит ли хлеба до нового урожая, прикидывал, что делать если не хватит.
Вспомнил он, что когда-то работал подмастерьем у бондаря. Достал инструмент из кладовой, подправил его, осмотрел заготовленные еще летом доски и принялся за работу. Отцу Василию передал через Христину, что приболел. Так, все чаще оставаясь дома, наготовил товар для продажи. Выпросил у братьев лошадь, аккуратно уложил бочки на телегу и повез их в село Шляхты. Вернулся через три дня с хлебом. На душе стало легче. Поближе к весне занялся, кроме бочек, ложками. Опять съездил в Шляхты, вернулся с двумя ягнятами и хлебом до нового урожая.
С наступлением весны опять усердно работали у священника, выгадывая время для работы на себя. В лесу корчевал пни, выжигал кустарник, отвоевывая у леса поляну для посева. По воскресеньям – опять в лес, заготавливал клепку для бочек. Сушил пни для дегтярного завода.
Так прошел год, другой, третий. Гаврила рос. «Для веселья» принесли ему из больницы братика Семена. Старший и младший жили дружно, хотя обычные среди мальчишек стычки бывали, но быстро забывались. Оба любили слушать бабушкины сказки. Знала она их когда-то много, да вот стала забывать, не помнила, на чем остановилась. По всему было видно, что Христина доживала свой век.
Бабушка болела недолго – неделю и тихо умерла. Как хоронили ее – Гриша не запомнил. Но в памяти осталось большое покрывало с вышитым красивым крестом, разукрашенным бисером. В маленьких капельках бисера отражалось неяркое пламя лучины. Под покрывалом в горбу лежала бабушка Христина, которая умела, и приласкать внуков, и рассказать добрую сказку.
Пришли дядья, постояли молча со снятыми шапками. Потом бабушку унесли. На кладбище вели себя тихо. Молча вытирали слезы, вспоминая умершего Федора.
После бабушкиных похорон в доме поселилась тишина. Говорили мало и тихо. Даже дети, чуя общую атмосферу, притихли и не кричали, как обычно, а миролюбиво шептались.
«Я родился 1 мая 1907 года в селе Языль (ныне Языльский сельсовет Стародорожского района Минской области). Село большое, около 2000 усадеб. У отца была крытая соломой хата, во дворе простые хозяйственные постройки. Двор небольшой: запряженная в телегу лошадь не могла развернуться.
Хорошо помню, как освещалась наша хата. Посередине ее висело специальное нехитрое приспособление – лучник в форме колокола, на который вешалась сделанная из проволоки лучинница в виде решетки, а на нее клались горящие щепки, заготовленные из смолистых пней. Такое освещение создавало атмосферу домашнего уюта, теплого семейного очага. В хате в ночное время было довольно светло.
В мою обязанность входила заготовка щепок, а с наступлением темноты я разводил в лучиннице маленький костер. При его свете я готовил уроки, отец плел лапти, мама с двумя моими сестрами пряла пряжу для полотна, из которого шили немудреную крестьянскую одежду.
Отдельно кроватей не было. Вся семья спала на общих нарах: отец с матерью на одной стороне, я с братьями и сестрами на другой. Накрывались вытканной умелыми мамиными руками дерюгой.
Жили бедно, отец имел всего одну десятину земли. Своего хлеба еле-еле хватало до Рождества. Чтобы прокормить семью, отец занимался бондарным ремеслом, плотничал, делал деревянную утварь и менял все это на хлеб – так и жили до нового урожая» (Из воспоминаний героя этой книги – Гавриила Антоновича Половчени).